В 1990-х кембриджский профессор Эткинд предпринял сенсационный психоанализ русской литературы и политики времен «серебряного века», позже занялся взаимными стереотипами восприятия России и США и проблемой «внутренней колонизации» государством собственного народа, а теперь сделал попытку понять и описать механизмы нашей общей памяти о самых драматичных (1930–1950) годах последнего столетия.

На примерах текстов Василия Гроссмана, Ольги Берггольц, дневников академика Лихачева, фильмов Германа и других свидетельств становится ясно, как и что из случившегося мы «маркируем», а что вытесняем и отказываемся принимать. Если мы недостаточно помним нечто травматичное, оно наверняка вернется к нам в новом и жутком облике. Это «возвращение мертвых» по-разному выглядит в массовой и элитарной культуре.

Почему на современной купюре в 500 рублей до 2011 года изображали не Соловецкий монастырь, а именно Соловецкий лагерь?

Чем качественно отличается наша память о советских лагерях от немецкой памяти о лагерях нацистских? Как в современной российской литературе связаны идея элиты, магическая власть над реальностью и призрак советского прошлого?

Ностальгия по прошлому — это один из способов отрицать современность. Только массовая работа памяти (ритуалы, места, даты, памятники) может закончить наконец «постсоветский» период нашей истории и позволить нам начать новый исторический цикл. А пока продолжаются «войны памяти»: у разных групп внутри общества совершенно разные и несовместимые версии одних и тех же исторических событий.

По теории Эткинда, для серьезного разговора о массовой катастрофе должно пройти как минимум полвека.

Сменятся два поколения: жертвы репрессий, затем их дети, травмированные опытом родителей, и наконец, внуки, испытывающие горе, могут сделать полезные для общества выводы. Эти выводы надолго останутся в культурной памяти важным предостережением, которое только и делает жертв прошлого не бессмысленными.