Как в академической науке, так и в популярной литературе о гендере, опубликованной за последние два десятилетия, самым популярным является подход, основанный на понятиях социального формирования личности, или социализации.

Если изложить его в схематичной форме, то он сводится к следующему. Новорожденный младенец имеет биологический пол, но не имеет социального гендера. По мере того как он растет, общество предъявляет ему целый ряд предписаний, образцов или моделей поведения, которым должны следовать люди его пола. Определенные агенты социализации, в особенности семья, средства массовой информации, ровесники и школа, эти ожидания и модели конкретизируют и создают социальные контексты, в которых они усваиваются ребенком. Значение может иметь последовательность действия агентов социализации, поэтому сторонники этой концепции обычно проводят различие между первичной и вторичной социализацией. Существуют разнообразные механизмы обучения: обучение путем поощрения, наставление, целенаправленное формирование каких-то качеств; во время обучения происходит также идентификация и усвоение правил. В литературе по гендерной социализации обсуждается, какие из этих механизмов наиболее важны. Если опустить детали обсуждения, то авторы публикаций утверждают, что модели или предписания могут интериоризироваться в большей или меньшей степени. В результате складывается гендерная идентичность, которая в обычной ситуации соответствует социальным ожиданиям, связанным с данным полом. Некоторые случаи будут отклоняться от нормы ввиду ненормального функционирования агента социализации (например, в случае отсутствия отца в семье) или ввиду каких-то биологических особенностей ребенка. В результате этих отклонений формируются гомосексуалы, транссексуалы, интерсексуалы и другие люди, чья гендерная идентичность не соответствует их полу.

Представление о школе, семье, группе сверстников или группе по интересам как агенте социализации предполагает определенный сценарий, соглашение, согласно которому данный агент социализации выступает от имени общества, а также определенную степень консенсуса, что означает данное действие и как его следует производить. Такие простые картинки социализации нарисованы в большей части литературы по полоролевой социализации, включая сочинения, написанные в традиции либерального феминизма.

Как исторические сведения относительно институтов, задействованных в процессе социализации, так и детальные исследования их функционирования в наши дни вынуждают нас не согласиться с этой идеальной картинкой согласующихся между собой агентов социализации, которые действуют от имени социального порядка в целом. Социальная история показывает, что школа и семья часто находятся в состоянии конфликта друг с другом, а также с более широкими социальными структурами.

<…>

Кроме того, эти институты не являются внутренне однородными и основанными на консенсусе или даже хотя бы как-то согласованными между собой в процессе социализации людей. В психоаналитических исследованиях семьи, таких как «Психическое здоровье, сумасшествие и семья» Лэнга и Эстерсона и «Доминик» Франсуаз Дольто, показано, насколько невыносимо противоречивы требования, предъявляемые детям. Описанные ими случаи по определению являются исключительными по интенсивности давления на детей.

Но существуют и другие данные, которые свидетельствуют о том, что внутренний конфликт и разнонаправленные внешние давления достаточно распространены.

В книге Бетти Фридан «Мистика женственности», ставшей классикой либерального феминизма, также содержится исследование противоречий в американской буржуазной семье. Хотя институты производят впечатление внутренне непротиворечивых, более внимательный их анализ показывает: они производят это впечатление потому, что тратятся огромные усилия на то, чтобы скрыть конфликты интересов и выставить существующие институты как образцы гармонии и порядка.

Представление о гендерной идентичности, которая составляет ядро фемининности и маскулинности, — это психологический двойник представления о половой роли, которую человек усваивает. На самом деле ее основанием, по-видимому, является акт признания себя личностью того типа, которую определяют традиционные образы фемининности и маскулинности. Поэтому некоторые исследователи, например Роберт Столлер, стремятся проследить истоки гендерной идентичности в первых годах жизни ребенка, когда ему начинают предъявляться определения мужественности и женственности. Аналогичным образом происхождение отклоняющейся гендерной идентичности в его исследованиях транссексуалов возводится к отклоняющимся семейным отношениям на ранних этапах жизни ребенка.

<…>

Теория социализации, предполагающая механизм передачи [знаний и навыков] и гармоническую модель того, что получается на выходе, имела смысл только в той мере, в какой социальные исследователи были готовы абстрагироваться от таких факторов социальной жизни, как выбор и сила. Я согласна с Сартром и Лэнгом в том, что эти факторы являются основополагающими. Агенты (agencies) социализации оказывают отнюдь не механическое воздействие на личность ребенка в процессе его роста. Они привлекают ребенка к участию в социальной практике на заданных условиях. Это привлечение может быть и часто бывает принудительным, сопровождается сильным давлением, направленным на принятие этих условий, и отсутствием упоминания альтернатив. Это эмоциональное давление хорошо отражено в автобиографических материалах, собранных участниками американского антисексистского движения мужчин, таких как автобиографические работы Сеймура М. Миллера и Майкла Сильверстайна. Тем не менее дети могут отвергать навязанные им модели, или, если говорить точнее, могут начинать делать свои собственные шаги на почве гендера. Они могут отказаться от гетеросексуальности, хотя, как показывают автобиографии геев, для того чтобы у человека сформировалась позитивная установка на гомосексуальность, обычно требуется длительное время. Они могут начать смешивать элементы мужественности и женственности, например девочки могут увлечься видами спорта, участие в которых основано на соревновательности.

Другой вариант альтернативного развития — разделение жизни на разные формы. Это происходит, например, в том случае, когда мальчик, оставаясь один, переодевается в женщину (dressing in drag). Ребенок может начать фантазировать о какой-то жизни, совершенно не похожей на его реальную жизнь, что, наверное, является, самым распространенным явлением.

Если бы социализация протекала так гладко и успешно, как предусматривается в теории социализации, то было бы трудно объяснить высокую распространенность насилия, которая исторически существовала в отношениях между взрослыми и детьми.

Складывается впечатление, что этот уровень существенно снизился в основных капиталистических странах за последние сто лет, ставших, как и предсказывала Эллен Кей, «веком ребенка». Тем не менее и в этих странах снижение уровня насилия было далеко не повсеместным. Согласно анкетному опросу, проведенному в 1969 году в Сиднее, более 70% мальчиков-подростков в возрасте от 11 до 14 лет сообщили, что в этом году их пороли или стегали прямо в школе. Если вы понаблюдаете за покупателями супермаркетов, то сразу заметите, насколько часто до сих пор детей бьют. Дисбаланс власти позволяет взрослым, если у них возникает такое намерение, оказывать на детей сильнейшее давление. Взрослые реагируют также на противоречие процесса социализации, и их реакция может принимать форму попыток упорядочить и направить этот процесс за счет создания жестких режимов для формирования характера и идеологического воздействия. Классический пример такого режима — ирландская иезуитская школа, описанная Джеймсом Джойсом в его романе «Портрет художника в юности». Во многих случаях жесткие режимы оказывают то воздействие, на которое рассчитывают воспитатели: из послушницы в монастыре получается монахиня, из учебного заведения выходит исследователь, мальчик вырастает и становится похожим на своего отца. Удивительно, что парадигма социализации оказывается в некоторых случаях адекватной. Тем не менее понятие усвоение роли является необоснованно мягким для описания того жесткого давления, которое оказывается на человека в процессе его воспитания в рамках монастыря, учебного заведения и семьи. И даже в этом случае реакция на процесс воспитания может отличаться от ожидаемой: вместо законопослушного чиновника и доброго католика мы получаем Джеймса Джойса.