В конце 2017 года усилиями издательства «Новое литературное обозрение», проекта Arzamas и Вольного исторического общества в новой серии «Что такое Россия» вышла книга историка Евгения Анисимова «Пётр I. Благо или зло для России?».

Книга написана в форме диалога между Почитателем и Недоброжелателем императора. Профессор Анисимов играет за обе стороны попеременно: «Я решил выступить перед читателем в двух ипостасях. В первой предстанет почитатель Петра, отчасти западник, отчасти государственник, словом — просвещенный патриот, который оправдывает и защищает его. Во второй ипостаси — умеренно консервативный патриот, который, напротив, осуждает Петра, но не огульно, а всесторонне изучая его биографию и деяния».

Анисимов уже написал три монографии об императоре. Эпоха, деятельность и личность Петра изучены в достаточной мере. Библиография вопроса велика. В книге «Пётр I. Благо или зло для России» новых исторических фактов не приводится. И научным исследованием эта книга не является. Но предполагается, что читатель помнит историю царствования Петра, а также кто такие Щербатов, Карамзин, Погодин, Белинский и др.

Это эмоциональный, публицистический текст, в котором, на мой взгляд, важно обсуждение двух вещей: изнанка и цена петровских реформ для современников и особое место Петра в сознании русского общества. Обе ипостаси профессора полностью владеют историей вопроса, всеми фактами и аргументами. Время от времени обмениваются колкостями, но внимательно слушают друг друга. И если Почитатель заводит речь о победе в Северной войне, неимоверно выросшем международном престиже, новой столице и головокружительных перспективах, то оппонент отвечает, что в этой войне армия потеряла около полумиллиона человек при населении в 12 млн жителей, из которых боевыми потерями были только 20%. Это сопоставимо с потерями СССР в Великой Отечественной войне.

«Причем всегда в имперский период небоевые потери армии во много раз превосходили боевые. Люди гибли сотнями тысяч от голода, болезней, отсутствия элементарной заботы о солдате, головотяпства, бездарности командования, воровства. Как это губительно сказалось на национальном генофонде!» — говорит Недоброжелатель.

Пётр отбросил византийское прошлое вместе с московской стариной. Он хотел быть и стал императором. И его статуя в римской тоге и с лавровым венком возвышается под периодическими сполохами северного сияния посреди города, расположенного в южной подзоне тайги.

Части поданных империя нравилась, потому что внушала соседям страх. Она нравилась вице-канцлеру Шафирову: «И могу сказать, что никого так не боятся, как нас»(«Рассуждение о причинах Свейской войны»), — и поэту Ломоносову (ода «На взятие Хотина»): Герою молвил тут Герой: «Не тщетно я с тобой трудился, Не тщетен подвиг мой и твой Чтоб россов целый свет страшился. Чрез нас предел наш стал широк На север, запад и восток…» И дух захватывало от императорских прожектов — Пётр планировал вторжение в Индию, захват Мадагаскара, покорение Константинополя. Эта риторика пережила не только Петра, но и императорскую Россию. Перед самой смертью он подписал указ, отправивший капитана-командора Витуса Беренга в камчатскую экспедицию с целью найти или пролив, или перешеек между Азией и Северной Америкой. Империям всегда нужны новые территории, даже если свои девать некуда. Имперскость обходилась подданным ужасно дорого — подати во времена Петра возросли в три-четыре раза по сравнению с временами его тишайшего родителя. Император ввел подушную подать, чтобы увеличить поступления в казну. «По самым скромным подсчетам, на юг, к казакам, в Польшу за время податной реформы бежало не менее миллиона человек». Открыто обсуждать негативные стороны деятельности Петра стали довольно поздно. Карамзин, «сухой француз», как говорила мадам де Сталь, в 1811 году подал императору Александру I «Записку о древней и новой России». В ней говорилось: «Пётр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств. <…> Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам? Имя русского имеет ли для нас теперь ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде? Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России. Виною — Пётр».

Примерно так началось противостояние славянофилов и западников, вокруг которого во многом до сих пор происходит национальная интеллектуальная жизнь. Пока что западники побеждают. И Анисимов объясняет почему: «Догоняющая модель“, ужас „отстать навсегда“ — изобретение туземной мысли отнюдь не Новейшего времени, а времен давних. Леденящий русскую душу образ уходящего поезда мирового прогресса и нас, тщетно бегущих за ним по платформе с чемоданами наших проектов, никогда не покидал обитателя России».

Ответа на вопрос, кем все-таки считать Петра для России — прогрессором или монстром, — автор не дает. Такие вопросы вообще задают не для того, чтобы получить однозначный ответ. «Спорить о Петре — это спорить об острых проблемах современности, как оказывается, прочно связанной с Петровской эпохой. В этом соединении и даже единстве разных эпох есть какая-то непостижимая для меня мистика, ощущение нескончаемой повторяемости русской истории, как заевшего в проигрывателе диска. Есть ощущение, что эта история не окончена, что прошлое не остыло и жжет, как не остывшая до конца лава, а это, учитывая повторяемость русской истории, опасно… Слушатель-читатель требует конкретного ответа. Не знаю я его».

Евгений Викторович Анисимов — докт. ист. наук, проф. и науч. рук. департамента истории Петербургского филиала Высшей школы экономики, проф. Европейского университета в Санкт-Петербурге, гл. науч. сотр. Санкт-Петербургского института истории РАН.

Екатерина Буз