1 апреля 2018 года не стало драматурга и режиссера Михаила Угарова. Спустя полтора месяца умерла его супруга, драматург и режиссер Елена Гремина — вместе они создавали московский Театр.doc. Ушли два человека, которым мы обязаны революции в отечественном театре и современной драматургии. Но остались ученики, театр и их тексты. Одну из пьес Угарова и Греминой, вошедшую в недавно выпущенный двухтомник издательства «НЛО», мы публикуем в журнале.

Пьеса, основанная на документальных материалах‌, называется «Двое в твоем доме» и рассказывает историю белорусского оппозиционера Владимира Некляева. Находясь под домашним арестом, он вместе с женой несколько месяцев жил бок о бок с охранниками в своей квартире. Вот такой жуткий трагикомический сюжет.

Как пишет Марк Липовецкий в предисловии к сборнику, «крайне важным оказался принцип соучастия актеров и режиссеров в сборе документального материала. Спектакль действительно становится результатом социологического исследования». В данном случае исследованию подверглись агенты белорусского КГБ, да и весь режим Лукашенко.

Действующие лица

ВЛАДИМИР.

ОЛЬГА.

СОТРУДНИКИ БЕЛОРУССКОГО КГБ, осуществляющие надзор во время домашнего ареста Владимира:

ПЕРВЫЙ.
ВТОРОЙ.
ТРЕТИЙ.

Владимиру около шестидесяти, но он выглядит гораздо моложе. После удара по голове и пыток в тюрьме стал забывать некоторые слова. Владимир — успешный поэт, живой классик, плейбой, избалованный женщинами, еще в семидесятые годы толпы поклонников и поклонниц собирались на поэтические вечера, чтоб послушать, как он читает свои стихи. Политическая деятельность для Владимира — в чем-то возврат к публичности поэтической молодости. Возможно, ввязываясь в политические игры, он не знал, как далеко придется зайти.

Ольга вдвое моложе мужа, она его третья жена. Тихая домохозяйка, после избиения и ареста мужа и его исчезновения в застенках КГБ, она «вышла из тени» своего супруга, стала бороться за его освобождение и стала публичной общественной фигурой. Что саму ее порой удивляет.

Кагэбэшники — их трое, а в реальности было гораздо больше. Они дежурили посменно — по двенадцать часов, а потом ехали в контору и писали отчет о том, как прошел день. Ольга отказалась запоминать их имена.

Декорация: тесная двухкомнатная квартира.

Начало

Скрипят половицы. ВЛАДИМИР озирается. Он только что вошел в свою квартиру, где не был полгода. И оказался в ситуации, что кагэбэшники его принимают в собственном доме.

ПЕРВЫЙ. …Ничего сложного. Простые правила. Но важно все соблюдать. Вам объяснили? Домашний арест заключается в изоляции подозреваемого или обвиняемого от общества без содержания его под стражей, но с применением правоограничений, определенных прокурором или его заместителем, министром внутренних дел Республики Беларусь, Председателем Комитета государственной безопасности Республики Беларусь… (Временами трогает себя за живот— у Первого больной желудок.)

ВТОРОЙ. …И все-таки вы дома. Дома лучше.

ОЛЬГА растрогана, гладит руку ВЛАДИМИРУ. ВЛАДИМИР идет к кабинету.

ВЛАДИМИР. Все как было. (Садится на стул, трогает предметы на столе.)

ОЛЬГА. Володя.

ВЛАДИМИР. Все-таки свое место— это очень важно. ОЛЬГА. Володя.

ВЛАДИМИР. Смешно. Но только в своем кабинете я могу писáть.

ОЛЬГА. Володя, они займут эту комнату. Не располагайся тут.

ВЛАДИМИР. Мою?

ОЛЬГА (шутит). Ты хочешь, чтобы мою? Так, что ли? Чтоб они в моей постели?

Пауза. Они проходят в комнату ОЛЬГИ. ВЛАДИМИР смотрит на плюшевых зверушек на кровати ОЛЬГИ, берет одну в руки. Потом другую. Он не может освоиться никак.

ПЕРВЫЙ заходит в комнату.

(Еще миролюбиво.) А постучаться? Это наша территория. Там ваша. А тут наша. Я правильно поняла? Мы не нарушаем.

ПЕРВЫЙ (он плохо себя чувствует, у него болит живот). Вы должны заслушать предписание.

ОЛЬГА. Но мы же все знаем.

ВЛАДИМИР. Оля, это их работа. У нас своя, у них своя. Продолжайте.

ПЕРВЫЙ (у него крутит в животе). Спасибо. Домашний арест может сопровождаться следующими мерами, применяемыми как в отдельности, так и в допустимой совокупности:

Пункт первый. Запретом выхода из жилища полностью или в определенное время.

Пункт второй. Запретом телефонных переговоров, отправления корреспонденции и использования средств связи, за исключением случаев, предусмотренных пунктом 5 части второй настоящей статьи…

ВЛАДИМИР. Мне это читали.

ОЛЬГА. Мы все запомнили. Все будет хорошо.

ВЛАДИМИР. Я в ванную. Помыть руки. После тюрьмы. ОЛЬГА. Я тебе дам полотенце.

ВТОРОЙ (тихо, дружески). Только дверь в туалете на щеколдочку не закрывайте.

ВЛАДИМИР. Простите?

ВТОРОЙ. Такой порядок. Иначе придется взламывать. Такая морока. Мы же дружно будем. Без эксцессов.

ВЛАДИМИР идет к туалету, но ПЕРВЫЙ опережает его и запирается там. Пердит. ОЛЬГА и ВЛАДИМИР не знают, как к этому относиться.

(Примирительно.) Я дочитаю вам? Пунктик три. Запрет общаться с определенными лицами и принимать кого бы то ни было у себя. Пункт четыре. Будут применяться электронные средства контроля…

Слышно, как ПЕРВЫЙ пердит, вздыхает в туалете, мычит. ВТОРОМУ неудобно, но он общается, как ни в чем не бывало.

Все слышно, все видно. Учитывайте это, хорошо?

Слышно как ПЕРВЫЙ пердит. ВТОРОМУ неудобно. Он суровеет.

Если вы нарушите хоть один пункт, вас опять водворят в тюрьму. Это вам понятно?

ОЛЬГА. Ну это, кажется, несложно? Мы не будем ничего нарушать. Вы же тоже будете корректно себя вести??

ПЕРВЫЙ появляется из туалета.

ПЕРВЫЙ. Простите. Желудок себе сорвал. Питаемся всухомятку. Идите, чего не идете? В кабинет задумчивости. Свободно!

ВЛАДИМИРУ противно идти после ПЕРВОГО, он качает головой.

Не хотите? Тогда я еще вам зачитаю. Домашний арест — это комплекс мер, обеспечивающих надлежащее поведение и изоляцию подозреваемого, обвиняемого от общества. К чему все это, собственно, и есть, вы поняли?

Ваш супруг все понял? (Хватает из рук Ольги полотенце, приготовленное для Владимира, вытирается им.)

ОЛЬГА сдерживается. ОЛЬГА и ВЛАДИМИР уходят в комнату.

Кошка Бася

Тем временем кагэбэшники переодеваются.

ОЛЬГА. Почему он взял наше полотенце?

ВЛАДИМИР. Не обращай внимание. Ну, ему надо вытереться, да?

ОЛЬГА. Противно идти после них в душ. А нужно.

Пауза.

(Смотрит.) О! Ужас. Ноги у меня грязные. В каком-то болоте. Я и не заметила. Вся эта беготня. Адвокаты. Прессконференция. Журналисты щелкают фотиками. А ноги грязные, в болоте каком-то.

ВЛАДИМИР (с нежностью). Оля… ты меня опозорила просто. Своими грязными ногами.

Молчание. Смотрят друг на друга. Но то, как переодеваются кагэбэшники, отвлекает их. Они смотрят на них, пытаясь понять: что эти люди делают в их доме? А кагэбэшники абсолютно естественны, это их привычная работа.

ОЛЬГА. …Бася как чувствовала, да, умерла. ВЛАДИМИР. Да, Бася выступила.

ОЛЬГА. Ей бы сейчас как было, с этими (кивает на охранников). Она бы их покусала.

Пауза.

Я читала, что мстительные эти сиамские, а вот ее порода, она назло нам никогда ничего не делала, да? Как некоторые говорят, придет, написает на кровать или в ботинок, даже недавно мне рассказывали.

ВЛАДИМИР. А за шо, чё ты сделала плохого?

ОЛЬГА. Что я. Я ее еще учила маленькую тоже, извините. ВЛАДИМИР. Ну так учила, а шо ты.

ОЛЬГА. А ты шо, думаешь, она родилась такой, какой… умерла?

ВЛАДИМИР. Я не умаляю твои заслуги. В воспитании… ОЛЬГА. Воспитание все-таки было, конечно.

ВЛАДИМИР. …кошачьем.

ОЛЬГА. Всех животных надо воспитывать, которые в доме. Кошки, они, вообще, по ночам охотятся. У нас нельзя по ночам охотиться… К охранникам нельзя по ночам ходить, по ночам спать надо.

ВЛАДИМИР. Вот.

ОЛЬГА. А собак что, не воспитывают? Чтоб не кусались.

ВЛАДИМИР. Воспитывают, я ж не говорю. Да, я признаю твою заслугу в воспитании.

ОЛЬГА. Ну. Просто, как.

ВЛАДИМИР. …кошек.

ОЛЬГА. …Конечно, не бить, не это. Но она понимает, я за уши таскаю. Но она понимает все… помнишь, если у меня постель застелена пледом, она на ней может лежать, но как только плед снимается и там (пауза) белье, на белье она не прыгает. Она даже различала, когда можно на кровать прыгать, когда нельзя.

ВЛАДИМИР. Тончайшие нюансы…

ОЛЬГА. Бася была, как я, гордая, из себя вся, хвостом вильнет и…

ВЛАДИМИР (с улыбкой). Да.

ОЛЬГА. …пойдет, а ты «Бася-Бася», а она развернется и пойдет. Ни разу меня не лизнула, да? Только кусалась. Была хорошая, правда.

ВЛАДИМИР. О покойниках…

ОЛЬГА. Да, разве скажешь о покойниках… плохо. (Пауза.) Я тогда пришла в магазин и думаю, может, куплю рыбки.

А цены повысились на рыбу, и говорю, дааа, что-то для кошечки дороговато, а тут женщина стоит рядом — так это для людей, грит, тоже дорого (истерично), хаха, это видишь ли, себе не могут купить, а я стою там кошечке, да, дороговато. Я так и не купила.

ВЛАДИМИР. Цены повысились, да?

ОЛЬГА. В два раза, Володь.

ВЛАДИМИР. Ого!

Пауза.

Оль, слушай, а может, все-таки возьмем себе кабинетик? А эту комнату — отдадим этим?

Пауза.

ОЛЬГА. У меня вино есть. С возвращением.

Подает ему штопор. ВЛАДИМИР открывает бутылку. ВЛАДИМИР. Ты запасливая! Штопор сюда взяла. ОЛЬГА. Не хочется лишний раз к ним выходить.

ВЛАДИМИР. Так нельзя себя настраивать. (С сомнением.) Это нормальные ребята. Просто у них такая работа.

ОЛЬГА и ВЛАДИМИР смотрят друг на друга. Ему немного неудобно за то, что он сказал.

Может, у них не было выбора.

ОЛЬГА. …И они пошли в КГБ работать? Ты же говорил в своей речи— выбор всегда есть.

ВЛАДИМИР. Мало ли что я говорил. Неудобно. Первый вечер дома. Надо все же им предложить.

ОЛЬГА. Это же наш вечер.

ВЛАДИМИР. Ну, Оля, они тоже люди.

ОЛЬГА. Ну да. Звать? (Открывает дверь.) Мальчики!

ВЛАДИМИР. Предлагаю по бокалу вина.

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ молчат.

ОЛЬГА. Коллекционное. Дорогое.

ВТОРОЙ сглатывает. Ему хочется вина. Но он косится на ПЕРВОГО. Тот, конечно же, донесет. ПЕРВЫЙ качает головой, и он знает, что ВТОРОЙ донесет непременно.

ВЛАДИМИР. По фужерчику. (Шутит.) Мы не скажем никому.

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ цепенеют от шутки. Смотрят друг на друга.

ПЕРВЫЙ. Я напишу это в рапорте, я предупреждаю.

ВТОРОЙ кивает.

ОЛЬГА. Так вы что? Боитесь, что вас мы чем-то отравим? Опоим?

Смеются ВЛАДИМИР и ОЛЬГА шутке, а ПЕРВОМУ и ВТОРОМУ не смешно. ВЛАДИМИР и ОЛЬГА тоже перестают смеяться.

ПЕРВЫЙ. Все шутите. Отдыхайте. Используйте, пока есть такая возможность.

ВЛАДИМИР и ОЛЬГА снова одни.

ВЛАДИМИР. Зачем ты так? Они тоже люди. Надо в них это… (Забывает слово, трет голову.)

ОЛЬГА (с беспокойством подсказывает). Чувствовать? Видеть?

ВЛАДИМИР. Видеть! Слово выскочило!

ОЛЬГА. Это из-за сотрясения, да?

ВЛАДИМИР. Не волнуйся. Это пройдет.

Но ОЛЬГА смотрит с тревогой— угадывая, что вынес муж в то время, как они были врозь. Она расстроена.

Дверь распахивается. Входит ВТОРОЙ.

ВТОРОЙ. Извините, на какой кнопочке спортивный канал? Мы хотели футбол посмотреть.

ОЛЬГА бьет ВТОРОГО полотенцем.

ОЛЬГА. Не постучался?

ВТОРОЙ смотрит на ОЛЬГУ. А та наступает на него.

Еще раз не постучишься. Знаешь, что будет?

ПЕРВЫЙ (заглядывает). Что тут такое, а?

ОЛЬГА. Это мое полотенце! Ясно? Не смейте тут ничего трогать! Вы в моем доме! Ясно! Вам ясно? Как вас зовут? Не говорите, не надо! Еще раз войдете не постучавшись. Пожалеете, что пришли в мой дом. Что родились на свет. Ясно?

ПЕРВЫЙ отдает полотенце.

ВТОРОЙ (обиженно). Мы просто хотели телевизор…

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ выходят.

Футбол

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ на пересменке. Приходит ТРЕТИЙ.

ТРЕТИЙ. Вам же еще рапорт. Вы едьте в контору, едьте.

ВТОРОЙ. Да ладно. Это же полуфинал!

ПЕРВЫЙ уходит. ВТОРОЙ и ТРЕТИЙ включают в своей комнате телевизор. Они наладили телевизор, сели смотреть футбол.

ОЛЬГА в своей комнате смотрит на молчащего ВЛАДИМИРА. Встает. Заглядывает в дверь. Ей отвратительно то, что она видит.

Задумывается. Входит в комнату.

ОЛЬГА. Мальчики. Я буду смотреть сериал.

ВТОРОЙ (в ужасе). «Обручальное кольцо»?

ОЛЬГА. А? Ну да. «Кольцо».

ВТОРОЙ (пал духом). Моя тоже всегда этот серик смотрит, когда у меня футбол.

ОЛЬГА смотрит сериал. Там герои мыла выясняют свои отношения. ОЛЬГА вся внимание, слушает, делая вид, что ловит каждое слово, она в кайфе — но не от сериала, а от того, что испортила вечер парням. Кагэбэшники в отчаянии.

Пенальти. Там же сейчас серия пенальти.

ОЛЬГА (нежно). Мешаете смотреть, мальчики.

ВТОРОЙ. На минуточку переключите. Там серия пенальти, нам только счет узнать!

ОЛЬГА, будто не слыша, спокойно прибавляет звук у телевизора.

ТРЕТИЙ. Что мы вам сделали? Что? Почему вы так? Мы же просто на работе.

ОЛЬГА увлеченно смотрит телевизор.

ТРЕТИЙ и ВТОРОЙ выходят.

Белорусский блюз

ОЛЬГА на кухне, ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ в комнате. ОЛЬГА слушает песню, которая ей явно нравится.

ТРЕТИЙ. Опять… Слушай. Может, пойти попросить ее потише сделать?

ВТОРОЙ. Да смысл, она специально это делает.

Сидят молча. ПЕРВЫЙ встает, начинает ходить по комнате.

ОЛЬГА кивает головой в такт музыке.

ТРЕТИЙ. Пиздец.

ВТОРОЙ. Пиздец.

Сидят молча.

ТРЕТИЙ. Я пойду ее попрошу, я так не могу больше.

ТРЕТИЙ заходит на кухню.

Простите, пожалуйста, можно вас попросить потише сделать хотя бы?

ОЛЬГА смотрит непонимающе.

ОЛЬГА. Потише?

ТРЕТИЙ. Просто у напарника голова болит очень.

ОЛЬГА. Хорошо, сделаю.

ТРЕТИЙ выходит, возвращается в комнату, садится.

ОЛЬГА прибавляет звук.

ТРЕТИЙ. Звук прибавила, да? Сука.

Пауза.

ВТОРОЙ. Какая-то сатанинская музыка.

ТРЕТИЙ. Меня сейчас вырвет.

Пауза. Кагэбэшники сидят. ОЛЬГА переставляет колонки ближе к двери.

Она вообще человек? ВТОРОЙ. Она? Нет.

Пауза.

Слышь, давай что-нибудь споем, что ли. ТРЕТИЙ. А что?

ВТОРОЙ. Шевчука?

ТРЕТИЙ. Давай.

Поют, страшно жалея себя, песню группы ДДТ.

Входит ПЕРВЫЙ, критически смотрит— что здесь происходит?

Подпевает.

ВТОРОЙ выходит.

Молчаливая пьянка

ПЕРВЫЙ. Пойду, чайку налью, наверное… Ты будешь? ТРЕТИЙ. Ну… давай…

ПЕРВЫЙ. В смысле, прям сейчас…

ТРЕТИЙ. Да?.. Ну… давай сейчас.

ПЕРВЫЙ выходит из комнаты на кухню.

Слышь, возьми чего-нибудь там заесть! Печенье, что ли… конфеты… И сахара возьми.

ПЕРВЫЙ (из кухни). Угу.

ПЕРВЫЙ возвращается. Разливают содержимое чайника по кружкам и поднимают их.

ТРЕТИЙ. Ну чё… Давай…

ТРЕТИЙ понимает, что сглупил. Они чокаются, но через пальцы, чтоб удара кружек не было слышно. ПЕРВЫЙ знаками показывает ТРЕТЬЕМУ, мол, давай, пей…. Пока ТРЕТИЙ пьет, ПЕРВЫЙ нарочито заводит беседу.

ПЕРВЫЙ. Я тут читал одну статью прикольную… В туалете, случайно на журнал наткнулся… Так вот, там пишут про мифы. В смысле, не про древние, а про мифы современные… Типа, про какого-то человека, ну или еще чегото там, начинают говорить легенды… Ну, мол, были ли американцы на луне? Вот, ты как думаешь?

ТРЕТИЙ. Не были, конечно.

ПЕРВЫЙ. Почему?

ПЕРВЫЙ знаками показывает ТРЕТЬЕМУ: мол, давай говори, а я пока выпью.

ТРЕТИЙ. Ну как почему… все же понятно сразу… это же просто политические штуки, а люди, как эти, у телеков своих сидят и смотрят, а все, что по телеку показывают, все неправда. Вот показали по телеку, значит неправда. А люди верят во все, что им покажут, понимаешь, а вот если подумать… посмотреть на все реально… телек же — это мощное оружие…

ПЕРВЫЙ. Вот… а НАСА усирается, что они там были. Но ни то ни другое недоказуемо…

ТРЕТИЙ наливает из чайника по кружкам.

Ты любишь джаз?

ТРЕТИЙ. Нет…

ПЕРВЫЙ. Да я и сам не очень…

Чокаются через руки. ТРЕТИЙ пьет.

Просто есть тоже такой миф, мол, Генри Миллер и Юрий Андропов — это одно лицо… Миллер в 1944 году странно исчез со своим самолетом, и в этом же году Андропов появился в Петрозаводске, в должности второго секретаря обкома…

ПЕРВЫЙ еще не выпил, когда ТРЕТИЙ налил себе еще.

ТРЕТИЙ. Ну и что?

ПЕРВЫЙ знаками показывает ТРЕТЬЕМУ, мол, не увлекайся.

ПЕРВЫЙ. А ты видел фотографию Миллера? Он же одно лицо с Андроповым! Казачок-то, засланный был… Он же вхож был в высшие правительственные круги Америки. Шпионил, как Путин в Германии… Тот, кстати, тоже на пианино играет.

ПЕРВЫЙ показывает знаками ТРЕТЬЕМУ: поговори чего-нибудь, пока я пью.

ТРЕТИЙ. А меня тоже мама в детстве в музыкальную школу хотела отдать, даже пианино купили… но у меня это… слуха не очень. Стоял, стоял этот пианино, больше года стоял, потом продали… не знаю, мне кажется, бабское какое-то занятие на пианине играть, гитара там еще, нормально как-то…

ПЕРВЫЙ. Всяких баек много… А что было на самом деле, не ясно… Главное — создать образ героя для толпы и управлять. Народу нужны герои, мифы… Вон Пушкин, типа герой, романтик… Погиб на дуэли. Стрелял, кстати, первый. То есть промахнулся. Хотел попасть Дантесу в голову, но промахнулся?.. А тот попал… Дуэль есть дуэль, хули теперь?..

ТРЕТИЙ опять наливает себе, пьет. Пьянеет.

Или взять вот этот случай с восстанием декабристов… Пушкин же тоже должен быть там на площади… Типа, даже сел на коня и поехал уже, но, видите ли, дорогу ему перебежал заяц, а это плохая примета. Поэтому развернулся домой, пока его друзей расстреливали из пушек… А был ли заяц? Кроме лошади, это никто не может подтвердить! Зассал просто, и все… Он трус, но не дурак, он понимал, что ехать на государственный переворот— это вообще плохая примета…

ТРЕТИЙ, захмелев, опрокидывает чайник. ПЕРВЫЙ показывает знаками: ты чего делаешь?! ТРЕТИЙ знаками — прости, так вышло, выходит за тряпкой. ПЕРВЫЙ вздыхает.

Журналистка Синтия

Звонок. ВЛАДИМИР хочет взять трубку.

ПЕРВЫЙ хватает сам трубку.

ПЕРВЫЙ. Тихо! Вам не положено.

Женский голос в трубке. Гэбэшник спрашивает кто.

Кто это? Синтия? Какая такая Синтия?

Опять звонок. Гэбэшник хватает трубку — но ОЛЬГА перехватывает.

Сказал — вам не положено! Вы под арестом и не можете…

ОЛЬГА. Это ему не положено, вам не положено, а я не под арестом. (В трубку.) Хай, Синтия. Здравствуйте. Я могу говорить. Да, мой муж вам сейчас даст интервью. Володя! Это Синтия. Помнишь ее? Немецкая журналистка.

ОЛЬГА прямо перед гэбэшником и мужем, которые недовольны, дает интервью за мужа.

ВЛАДИМИР. Оля, извинись перед Синтией, спасибо, но я не могу ответить— я же под домашним арестом.

Гэбэшник кивает, он доволен.

ОЛЬГА. Да, я все знаю! Я все вам скажу. Володя знаменитый поэт, Владимир Некляев. Он классик, да-да. У него столько стихов, песни вся страна пела на его стихи. У него все было отлично, да! (Слушает вопрос, повторяет.) Почему всем рискнул и пошел на выборы? Володя, она спрашивает…

ВЛАДИМИР. Почему?

ОЛЬГА. …потому что понял, что нельзя бездействовать, когда страна превращается в тюрьму. Против Володи была провокация. Его стукнули по голове и уволокли в КГБ, и никто не знал, что с ним. Законного кандидата! Только за то, что он выставил свою кандидатуру на президентские выборы.

(Владимиру). Она, мне кажется, не все понимает. Я понятно говорю? Синтия спрашивает, понимал ли ты, что это опасно.

ВЛАДИМИР хочет что-то сказать, кагэбэшник смотрит на него, ВЛАДИМИР пожимает плечами.

Ну конечно, он понимал! У нас людей же в тюрьмы только за то, что они хотели свободных выборов, пытают их, мучают. Так мой муж решил — нельзя с этим мириться! Он лидер движения «Говори правду» — мог уехать — но остался со своим народом, страдающим от диктатуры. Сейчас ему грозит суд и тюремный срок, но он ничего не боится! (Это она за него говорит.) (Журналистка что-то уточняет в трубке, Ольга раздражается.)

Володя, она опять спрашивает, почему ты пошел на выборы, если знал, что это так опасно, что ты можешь оказаться в тюрьме? (В трубку.) Да знал он, знал! Я не знала. Но раз он сделал, так надо было! Теперь я точно знаю. Синтия, ну если вы простых людей не понимаете, чего вы звоните? Это все как-то… нечестно. Одни слова. Вам наплевать на нас, так и скажите, чего звонить? Людей мучают, пытают и не где-то в Африке, а тут, в самом центре Европы! Но вам же пофиг все.

ВЛАДИМИР. Оля, они много для нас делают. Спасибо им. Синтия, спасибо!

ОЛЬГА. Спасибо? Да им наплевать! Твоему западу лишь бы с Путиным не ссориться, а то газ и нефть отрежет! Что они для тебя сделали? Для Беларуси? Синтия, ну да ладно. Вам, кроме вашего йогурта и мюсли на завтрак, ничего не нужно! (Слушая Синтию в трубку, устало.) Володя, Синтия опять спрашивает— так почему, если такая плохая ситуация в Беларуси, ты все-таки пошел на выборы. Зачем ты всем рисковал.

ПЕРВЫЙ. Действительно, зачем?

Этюд «Ободок унитаза»

ПЕРВЫЙ сидит на посту. ТРЕТИЙ входит в комнату и тоже садится.

ПЕРВЫЙ. Слышь… Я только что в толчок ходил… Там на сиденье унитаза капелька мочи была… Ты пойми меня правильно… Пожалуйста, поднимай ободок, когда ссышь, ну или вытирай бумагой, а то эта пизда опять истерику закатит…

ТРЕТИЙ. А с чего ты решил, что это моя моча, а не твоя?

ПЕРВЫЙ. Потому что, когда я зашел в толчок, она уже там была.

ТРЕТИЙ. Тогда ее…

ПЕРВЫЙ. Слушай, хорош… Ты передо мной ходил ссать, ты это прекрасно знаешь.

ТРЕТИЙ. Блядь… Чтоб ты знал: я обычно хожу помаленькому — как узбек. То есть сидя. Я живу в доме, где

одни бабы, и так проще и привычнее. И сейчас, когда я ссал, то я ссал сидя.

ПЕРВЫЙ. Откуда тогда эта капелька?

ТРЕТИЙ. Блядь, значит, я попрыгал не достаточно, чтоб вся моча с моего члена стряслась, и когда я вставал, эта ебучая капелька упала на ободок.

ПЕРВЫЙ. Ну… надо было вытереть тогда ее.

ТРЕТИЙ. Блядь… Я не заметил ее.

ПЕРВЫЙ. Зато эта грымза заметит и будет пиздеть…

ТРЕТИЙ. Да пошла она. Пусть пиздит…

ПЕРВЫЙ. Бля, она и на меня пиздеть будет!

ТРЕТИЙ. А че ты ее так боишься?

ПЕРВЫЙ. Я ее не боюсь, просто мне на хер лишний раз слушать этот вой?

ТРЕТИЙ. Ну пошли ее…

ПЕРВЫЙ. Бля, она в своем доме, и в ее доме ссут на унитаз.

ТРЕТИЙ. Ты пусти ее в свой дом, она не то что капельку оставит на толчке, она тебе на холодильник насрет.

ПЕРВЫЙ. Слушай, я серьезно, вытри. Пожалуйста.

ТРЕТИЙ. Я тоже серьезно. Я принципиально этого делать не буду. Пошла она на хуй.

ПЕРВЫЙ. Ну давай тогда я вытру.

ТРЕТИЙ встает и идет в направлении двери.

ПЕРВЫЙ тоже встает и останавливает ТРЕТЬЕГО.

ТРЕТИЙ. Ты че, серьезно?

ПЕРВЫЙ. А ты не понял, что ли?

ТРЕТИЙ. Из-за этой суки?

ПЕРВЫЙ. Из-за себя. Она и так достала уже, бля… Она же в отместку опять сатанистскую музыку включит!

ТРЕТИЙ. Она ее так и так включит. Мы на войне.

ПЕРВЫЙ. Да по хер, пойду вытру…

ТРЕТИЙ. Стой… бля… только из-за тебя…

ТРЕТИЙ выходит из комнаты.

Дебош Ольги

ОЛЬГА на кухне. Она протирает тарелочки, за ее действиями следит кагэбэшник. Обстановка кухни ее успокаивает.

ОЛЬГА. Эту тарелочку мне привез муж из командировки. А эту подруга. Это моя маленькая коллекция. Я люблю быть на кухне — тут уютно. Ну и потом — я люблю готовить. Когда только началась эта предвыборная кампания, я совсем перестала готовить. А зачем? Муж вечно в отъезде, он спал по два часа в день, и то в машине, на встречи с избирателями ездил. А мне одной зачем целая кастрюля, там, холодника (это такой суп, холодный. — Примеч.) нужна? Я и сырком могу обойтись. Я потом ему уже звонила и говорила — приедешь на обед, нет? Нет? Ну я к плите и не подойду. А когда он в тюрьме был… я вообще про готовку забыла. Сама ничего не ела… А теперь, как раньше.

ОЛЬГА развешивает тарелочки по стене. Кагэбэшник с интересом рассматривает.

У меня все на своих местах. Вот если кто-нибудь даже чашечку сдвинет (в сторону кагэбэшника, но миролюбиво)— я замечу. И мои вещи брать нельзя. У меня вот есть маленькая кофеварка — на одну чашечку только, она моя. И чайничек такой же, маленький, вот — он тоже только мой… Порядок — это естественно, в нем удобно жить.

ТРЕТИЙ кивает, соглашается.

А вот кошечку мне недавно новую подарили. У нас же весь дом в кошках! И фигурки, и подушки расшиты ими. Ну мы любим кошек, что поделаешь.

ТРЕТИЙ. Кошки— хорошо.

ОЛЬГА начинает мыть пол в кухне.

ОЛЬГА. Я даже помню, как Владимиру Прокофьевичу подарила статуэтку кошки, черная такая, с изогнутым хвостом, когда мы еще в журнале вместе работали.

ТРЕТИЙ. Ммм?..

ОЛЬГА (улыбаясь воспоминаниям). Он на меня тогда впервые посмотрел… внимательно. А потом я предложила елку нарядить на Новый год, в редакции, и мы вместе ее наряжали. Игрушка осталась одна с той елки, на память. Я ее на каждый Новый год достаю.

(Третьему.) Я хотела бы помыть пол под стулом.

ТРЕТИЙ любезно поднимает стул, тут ОЛЬГА как будто впервые его замечает. Пауза.

Почему вы здесь?

ТРЕТИЙ. Н-ну, я тут просто, вот, помочь решил, стульчик подвинуть.

ОЛЬГА (бросая тряпку). Нет. Почему вы здесь? ТРЕТИЙ. Я могу пойти туда, в комнату.

ОЛЬГА. Нет, вы не поняли. ПОЧЕМУ вы ЗДЕСЬ?

ТРЕТИЙ. Так я на работе, поэтому здесь. И напарник мой здесь. Мы тут, потому что наша смена.

ОЛЬГА. А делаете вы тут что? В моем доме? На моей кухне?

ТРЕТИЙ. Работа у нас такая.

ОЛЬГА. Ну и что это у вас за работа. Обоссывать чужие туалеты.

ТРЕТИЙ. Вел бы себя ваш муж спокойно, мы не работали бы… здесь.

ОЛЬГА. Спокойно, значит, вел бы себя… Ну вы… (Переваривает слова «спокойно бы себя вел».) ПОЧЕМУ ВЫ ЗДЕСЬ?!

ТРЕТИЙ (заводится). Потому что ваш муж под арестом, потому что он рисковал жизнями людей, когда вел их на площадь, потому что он под следствием, его изолировали от общества! Потому что он против нашего президента, против народа!

ОЛЬГА снимает со стены тарелку, разбивает.

ОЛЬГА. Уходите отсюда!

ТРЕТИЙ. Сами уходите, у нас тут работа! Нам за вредность надо доплачивать!

ОЛЬГА. Уходите отсюда! (Разбивает вторую тарелку.)

ТРЕТИЙ. Вы сами накаляете обстановку. Другие под арестом вон нормально живут, еще вместе с арестованными пирожные едят— чай пьют, а вы… как…

ОЛЬГА разбивает третью тарелку.

ОЛЬГА. Да вы мне тут своими пистолетами всю мебель попортили! Чай с пирожными! Смотреть невозможно! (Расстроенно гладит спинку стула.) Вон царапина, и вон. Кобурой своей процарапал! Полировку мою поцарапал! Это навсегда, между прочим. Зачем тебе кобура? Стрелять в меня, что ли, будешь?

ТРЕТИЙ. Что вы тут устроили, террор, что ли? Сейчас его посадят, и все! А чтобы нас тут не было, надо было за нормального замуж выходить, поняла?

ОЛЬГА выливает воду из ведра на ТРЕТЬЕГО.

На крики наконец выходит ВЛАДИМИР. ТРЕТИЙ отряхивается.

ВЛАДИМИР. Оля, что такое?

ТРЕТИЙ. Успокойте свою…

ОЛЬГА. Володя!!! ПОЧЕМУ ОНИ ТУТ?

ВЛАДИМИР. Оля, спокойно, это все… пойдем…

ОЛЬГА. Это мой дом, никуда я не пойду. Володя, убери их отсюда.

Пауза. Она смотрит на мужа, она привыкла смотреть на него с надеждой — и сейчас тоже.

ВЛАДИМИР. Куда я их уберу, Оля.

ОЛЬГА. Ты должен что-то сделать! Почему ты не можешь сделать, чтобы они ушли? Ты ничего не делаешь!

ВЛАДИМИР. Оля, что я могу сейчас с этим сделать?

ВЛАДИМИР пытается увести ОЛЬГУ, ОЛЬГА вырывается.

ОЛЬГА. …ну и сидите тут втроем. Ты под арестом, вот и сиди. Я пошла. Да, и убираться я больше тут не буду. Вообще. Раз я не могу убрать вас… Пока вы из моего дома не уберетесь, я НЕ УБИРАЮСЬ!

ОЛЬГА выходит из дома.

Пылесос

Куча грязи после дебоша ОЛЬГИ. ВЛАДИМИР пылесосит. ПЕРВЫЙ спит, ТРЕТИЙ стоит, смотрит на ВЛАДИМИРА. ВЛАДИМИРУ тяжело, но он не показывает виду.

ТРЕТИЙ. Моя тоже так.

ВЛАДИМИР. Простите? (Выключает пылесос.)

ТРЕТИЙ. Посремся, она мне такая — сам питайся, сам стирайся. Тоже стерва хорошая.

ВЛАДИМИР. Моя не стерва. Моя тихая.

ТРЕТИЙ смотрит с сомнением.

Это она изменилась, когда я в тюрьму попал и она не знала, что со мной. Где я был. Думала, меня пытают.

ТРЕТИЙ. А тебя?..

ВЛАДИМИР смотрит на него, молчание.

ВЛАДИМИР. Ответить тебе?

ТРЕТИЙ (пугается, озирается). Ты о чем, мужик? Я не спрашивал ничего.

ВЛАДИМИР включает пылесос.

А как ты с ней познакомился?

ВЛАДИМИР (читает несколько строк посвященных Ольге).

Твои очи как окна больницы, Сколько боли за ними, мой Бог! Нас от воли никто не стерег,

И на росстани наших дорог

Бьют и бьют, не стихая, зарницы, По следам догоняют громы,

Но мы стали глухи и немы!

В нашем мире, где сникла надежда, Мы шептались, но знали— что мы На исходе любви, как тюрьмы!

ТРЕТИЙ выключает пылесос. Слушает.

ТРЕТИЙ. Я тоже писал стихи в восьмом классе. Прочесть тебе?

ВЛАДИМИР. Если хотите.

ТРЕТИЙ (смущается). Потом. ВЛАДИМИР. Хорошо. Потом.

ТРЕТИЙ. Давай я пропылесошу. А ты иди в кабинет свой, садись за стол, работай. Правда.

После колебаний ВЛАДИМИР отдает пылесос. ТРЕТИЙ пылесосит.

ВЛАДИМИР (говорит, задумавшись. Машинально ходит по квартире). Мой кабинет. Только тут я могу сидеть или лежать, работать. Да вот тот уголок, да… (С грустью и нежностью.) Мне он совершенно необходим. Я… разучился уже. Раньше я мог писать стихи в любых условиях, да. В поле, в лесу, в трамвае, в троллейбусе… Теперь мне… с тех пор как я стал писать прозу, мне необходим некий огражденный участок… пространство… мое. Я бы и в тюрьме писал. Если б в камере нары стояли как-то отдельно в каком-то углу, да? Вот все встали. Ты не можешь не встать, потому что им надо на твои нары, на нижние. Там затылок в затылок на зарядку. В затылок на долбан этот, ну долбан — это унитаз. Затылок в затылок — мыться, бриться, потому что кран один. Вот это вот присутствие… я не хочу сказать в стаде, но в некоем… (вспоминает слово, трет висок) общем… Да! В строю. Меня выводит из себя настолько, что я не могу сконцентрироваться. Не могу просто писать. Поэтому в тюрьме написал очень мало, практически как раз из-за этого. Я мог писать только ночью, а ночью не давал этот… вертухай этот… контролер. Подходит, как только видит, что я пытаюсь писать. Прекратить! Спать! Режим! В тюрьме очень медленно тянется время. Как в детстве. Вот тюрьма этим (смеется) похожа на детство. Ой! Какой длинный день! В шесть подъем и до шести вечера, кажется, проходит, ну не знаю, неделя…

Говоря все это, ВЛАДИМИР задумчиво проходит к входной двери, открывает машинально входную дверь… ТРЕТИЙ кидается на него и заученным приемом швыряет ВЛАДИМИРА на пол.

ТРЕТИЙ. Пункт шестой! К входной двери не подходить!

ПЕРВЫЙ просыпается.

ПЕРВЫЙ. Что здесь происходит?

ВЛАДИМИР. Я просто задумался. Я всегда задумываюсь, когда пишу.

ТРЕТИЙ (покрывая Владимира). Ничего не случилось. Вот, убираем вместе этот срач. Сотрудничаем. Он об пылесос запнулся. Лучше я. Я же предложил.

ТРЕТИЙ тщательно пылесосит. ВЛАДИМИР вдруг выключает пылесос. Вырывает палку пылесоса у ТРЕТЬЕГО.

ВЛАДИМИР. Не будем мы ничего убирать. ТРЕТИЙ. Мужик, я же с тобой по-хорошему.

ВЛАДИМИР. Ничего не надо. Ничего. Ничего.

Владимир

ВЛАДИМИР. Я не скажу, что мы две разные цивилизации. Одна земная, да, там. Другая, некая, иная. Вот не знаю. Но это совершенно не стыкуемое. Я пытался, да, моя задача была сблизиться… Ну зомби, господи!

ОЛЬГА (подает голос). Зомби, они зомбированы. К ним не пробьешься!

ВЛАДИМИР. Но я пытался сблизить эти миры, потому что… ну все-таки я занимаюсь, да?

ОЛЬГА. А меня это очень нервировало.

ВЛАДИМИР. Наукой… (ухмыляется) человеческих душ. Ну, потом я исхожу из того, что во всяком живом существе, даже в том месте, в котором, может, ему самому даже и неведомо, лежит такое… но над ними довлела система. В этой системе, где все друг друга сдают, все держится на доносительстве. На том, кто кого заложит. Поскольку мы разные совершенно космические существа, у них никакого особого желания не было сближаться. И опасно это! А вдруг заподозрят, что, в самом деле, это… завербовались в борозбиты, в борцы… как это по-русски. Да, в борцы за демократию. Вот. Так что у меня не получилось. Надо признать, что я в результате потерпел поражение (смеется).

Про выборы

ПЕРВЫЙ. Чего не спишь? ВТОРОЙ. Да так…

ПЕРВЫЙ. Ну не хочешь, давай тогда я посплю…

ВТОРОЙ. Да не, не, я сейчас…

Поднимается. Бормочет что-то невнятное.

ПЕРВЫЙ. Чего?

ВТОРОЙ (очень тихим шепотом). Ты за кого голосовал?

ПЕРВЫЙ. А ты?

ВТОРОЙ. Ладно, проехали…

Через паузу.

Но все-таки за кого?

ПЕРВЫЙ. Я за него, а ты?

ВТОРОЙ. Я тоже…

ПЕРВЫЙ. Ну и?..

ВТОРОЙ. А моя жена за этого… (Показывает в сторону Владимира.)

ПЕРВЫЙ. Да?.. Ну круто… чего такого? Так бывает… сколько людей, столько и мнений…

ВТОРОЙ. Да я не про это… Просто она голосовала за того, за кого хотела, а я— за кого нужно…

ПЕРВЫЙ. На хера?

ВТОРОЙ. А ты, типа не понимаешь?

ПЕРВЫЙ. Не понимаю. Я голосовал так, как хотел.

ВТОРОЙ. Ну молодец…

ПЕРВЫЙ. Что за подъебки?

ВТОРОЙ. Просто мы сидим тут как собаки… охраняем… что нам сказали делать, то и делаем…

ПЕРВЫЙ. Я здесь на работе…

ВТОРОЙ. Какая работа?.. как собаки… всем же понятно, что никаких выборов, ни хера нет… просто я хотел голосовать за него, а голосовал за него… а жена думает, что я тоже, как и она, голосовал за этого…

ПЕРВЫЙ. Понятно… пиши рапорт.

ВТОРОЙ. В смысле?

ПЕРВЫЙ. Рапорт об увольнении. По собственному желанию.

ВТОРОЙ. Не понял…

ПЕРВЫЙ. Все ты понял, блядина… Про все, что ты мне сейчас сказал, я напишу в рапорте.

ВТОРОЙ. Ты че, охуел?

ПЕРВЫЙ. Ты кому мозги ебешь? Я двадцать лет в органах… дома в демократию с женой играешь, а здесь выслуживаешься. Да? Ты думаешь, я не читал твои докладные, как ты меня сдавал каждый день, за все мои разговоры и пьянки? Ты и Некляева сдавал с потрохами… ты подробненько писал то, про что можно было и умолчать… Блядина… Вот теперь моя очередь.

ВТОРОЙ. Сука!

ВТОРОЙ хватает ПЕРВОГО за шею, но получает по ребрам. От боли стекает вниз. ПЕРВЫЙ легко, как игрушку, поднимает ВТОРОГО с пола и кидает на диван.

ПЕРВЫЙ. Спи, бля…

Стрижка

ОЛЬГА. Нервы на пределе уже. Потому что завтра суд. А Владимир зарос за эти месяцы. Волосы торчат неаккуратно. Раньше его Ольга стригла, а сейчас-то Ольга лежит пластом на кровати своей среди мягких игрушек, молчит,

глаза на мокром месте. Завтра суд. Идут процессы над оппозицией, каждый день, срока так и щелкают — пять лет… шесть лет… пять лет… Да придет ли Володя живой через пять лет? Глаза на мокром месте у Ольги. Не до стрижки.

ВЛАДИМИР. А Владимир спокоен. Он не боится за себя. Весь в своих мыслях. И тут ловит его один из стражников, сильной рукой на стул припечатывает.

ПЕРВЫЙ. Давайте помогу постричься! Все-таки суд завтра! Придете такой— будет неуважение к суду.

Припечатал мощной рукой к стулу. Повязал полотенце, уж какое нашел. Стрижет. И дает советы — как выжить в зоне.

То что сейчас было — это цветочки. В зоне все будет посерьезному, по-взрослому. И забудут все на воле про Владимира, так всегда бывает. И дружки забудут. И жена может забыть. Лучше знать сразу: «попал в тюрьму — забудь жену». Главное, сразу пойти к оперуполномоченному в зоне и предложить сотрудничество…

ВТОРОЙ (слышит, не выдерживает). Ты что, стучать ему предлагаешь?

ПЕРВЫЙ. Не стучать, а сотрудничать.

ВТОРОЙ. Нет, ты хочешь, чтоб он стучал. А как он выйдет на волю, что люди про него скажут?

ПЕРВЫЙ. А он выйдет? (Сомневается Первый. Нет ответа.)

ВЛАДИМИР сидит, молчит. Готов ко всему. Голова его в руках умелых, добросовестных. Неподвижно сидит ВЛАДИМИР, будто смирился: стрижка — значит, так надо, чтоб стриг тебя перед судом молодой кагэбэшник. Стрижка, кстати, отличная вышла! Поблагодарить надо за помощь. Но ВЛАДИМИР молчит. Но уже некогда, пора и на суд собираться. Парни смотрят на ВЛАДИМИРА— знают про себя, что последний раз его видят. Кто на суд к батьке попадает, домой не возвращается. Разве государственная машина сломается, зубы обломает. Но не бывать такому.

Прощайте, Владимир Прокофьевич. Простите, если что не так. Присядемте давайте на дорожку — примета такая славянская. Вот и попрощались.

ОЛЬГА (тихо говорит парням). Чтоб вы сдохли.

Глаза заплаканные у ОЛЬГИ. Боится — впервые за все время. Что опять отнимут мужа.

ВЛАДИМИР. А Владимир смеется— отвык за все эти месяцы ареста от улицы! Как это он на улицу выйдет!

ВТОРОЙ. Конвой специальный в суд обвиняемого транспортирует!

Парни одни в пустой квартире остались, двое в чужом доме. Странно им. А ОЛЬГА и ВЛАДИМИР уходят. Дверь хлопнула.

Речь

ВЛАДИМИР. Я, Владимир Некляев, родился 11 июля 1946 года, Сморгонь, Гродненская область, в обычной семье. Виновным себя не признаю. Статья, по которой меня обвиняют, — «организация действий, грубо нарушающих общественный порядок» — ну смешно это просто. Я ничего не нарушал. И зря. Раньше я жил по-другому. Могу даже сказать, что хитрил, сосуществуя с властями. Мне казалось, что вот-вот все это обрушится и наступят другие времена… Надо сказать, я немного переиграл с нашими властями. Нам что говорят все время? Не только нам, и в Европе, в мире? Террориста не раздражай, в глаза ему не смотри, бандиту на улице кошелек отдай, взяли тебя в заложники— сотрудничай! Будь не партизаном, а полицаем, так сказать. Потому что партизана повесят и деревню его сожгут, а полицай цел и сыт, и семья его цела и сыта. Не будь героем! Нам цивилизация говорит. Главное — твоя жизнь! Не сопротивляйся, и будешь цел! Сопротивление опасно! (Помолчал.) В какой-то момент меня взяли за грудки и сказали: определись — ты с нами или против. Я определился.

Сейчас. Я ко всему готов. Если у меня за что и болит, то за этих молодых ребят, которым дали по три-четыре года. Такой срок может сломать им жизнь. Я буду стараться делать все возможное, чтобы они были освобождены. Когда я попал в тюрьму, думал: «Все, это до следующих президентских выборов. Лет пять». Но… я готов. Я готов к тюрьме. Готов ко всему.

Приговор

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ вдвоем в комнате. Входит ТРЕТИЙ.

ПЕРВЫЙ. Все хорошо, что хорошо кончается. ТРЕТИЙ. Не понял?

ПЕРВЫЙ. Его возьмут под стражу прямо в зале суда. ТРЕТИЙ. И это по-твоему — хорошо кончается?

ПЕРВЫЙ. А чё, остальные же сидят, и ничего. Они не хуже его. Они лучше.

ТРЕТИЙ. Да он нормальный. За что его садить?

ПЕРВЫЙ. Был бы нормальный, не сидел бы под арестом. ВТОРОЙ. И чё, сколько ему батька даст, как ты думаешь?

ПЕРВЫЙ. Пятерку дадут, думаю. Чтоб больше не баллотировался.

ВТОРОЙ. Да он по возрасту больше не сможет, куда ему баллотироваться.

ТРЕТИЙ. Кстати, нормальный был бы президент. Смотри, он чистоплотный, да, аккуратный. Поэт к тому же.

ПЕРВЫЙ. Какая тебе разница— поэт не поэт?

ТРЕТИЙ. Культурный человек. Не деревенщина, как… Перед другими странами не стыдно.

ПЕРВЫЙ. Не деревенщина как — кто? Договаривай.

ТРЕТИЙ. Это ты сам сказал, что он деревенщина. ПЕРВЫЙ. Я сказал, что посадят твоего Некляева.

ТРЕТИЙ. Чего это Некляев мой? И чего это ты радуешься? Чё он тебе сделал? Спокойный, вежливый.

ПЕРВЫЙ. То есть ты бы за него проголосовал?

ТРЕТИЙ. Чего ты меня провоцируешь! Чего тебе от меня нужно!

Готовы сцепиться.

ВТОРОЙ (примирительно). Не проголосуешь. Потому что Некляева посадят.

ПЕРВЫЙ. И чё? Все равно эта бы всем заправляла. Первая леди, прикинь! Вот эта стерва. Жуть реальная.

ТРЕТИЙ. Ну и чего? Не хуже других.

ПЕРВЫЙ (с укором). Тебе его жалко! Что посадят, жалеешь?

ТРЕТИЙ молчит.

Да он стал бы президентом и не вспомнил бы о тебе!

ВТОРОЙ. А мне себя жалко. Сижу тут, как дебил, а у меня там семья, жена дома одна. Ругается.

Входят ОЛЬГА и ВЛАДИМИР. ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ТРЕТИЙ

встают. Молчание. Неужели не посадили ВЛАДИМИРА? ОЛЬГА (кричит). Чего расселись? Пошли вон! Вон! ПЕРВЫЙ. Это что значит?

ТРЕТИЙ (ахает). Отпустили? Отпустили?

ВТОРОЙ. Не понял. Нам никаких указаний не поступало.

ОЛЬГА. Потому что вас вообще за людей не держат. И кстати, правильно.

ТРЕТИЙ (тихо). Но вообще-то мы люди.

ПЕРВЫЙ звонит начальству.

ПЕРВЫЙ (по телефону). Але. А что с Некляевым? Так. Так. Ясно.

(Второму и Третьему.) Собираемся. Условный дали. Два года с отсрочкой исполнения. То есть пока свободен. Пока.

ТРЕТИЙ (Владимиру). Поздравляю.

ТРЕТИЙ идет к ВЛАДИМИРУ, чуть не плачет от умиления, хочет его обнять, не решается.

Встретимся, вы меня и не узнаете, Владимир Прокофьич.

ВЛАДИМИР. Не встретимся. Я больше не соглашусь на домашний арест. Лучше в нормальную тюрьму.

ОЛЬГА. Тоже скажешь. Бывает, что ли, нормальная тюрьма?

ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ТРЕТИЙ собираются. ОЛЬГА держит входную дверь открытой. Но гэбэшники медлят уходить.

Клининг, финал. Гэбэшники убирают квартиру, пластический этюд

ОЛЬГА. Мальчики! Убирайте все, что насвинячили, а потом убирайтесь сами!

РЕМАРКА, КОТОРАЯ ЧИТАЕТСЯ: …И парни берутся за дело. Раздеваются до пояса в раже, блестят тренированные мускулы. Они стараются. Они выметают мусор, они моют стены. Скребут пол. ВЛАДИМИР и ОЛЬГА выдергивают проводки «прослушки». Парни покорно подбирают их. Гэбэшники очень стараются. По квартире льется вода, летит пена. Весь мусор сметает эта уборка. И все, что случилось в этой квартире, эти минуты, которые они вместе прожили с болью и ненавистью и борьбой и любовью, — все исчезает. И даже портрет Лукашенко на телеэкране пена эта смывает! Будто и не было его. Все чисто. Чисто-чисто-чисто.