Рижско-московский прозаик Андрей Левкин — один из интеллектуальных и культурных лидеров новой русской литературы Латвии рубежа 80-х — 90-х годов, лауреат премии Андрея Белого 2001 года, куратор интернет-проекта Polit.ru. По словам Олега Аронсона, Левкин пишет не о самом себе, не о своих эмоциях, «не о событиях и людях, а о пространствах общего опыта, когда дом напротив, свет витрины, запах ночной закусочной, песенка из радиоприемника создают ситуацию, для которой еще не было ни чувств, ни слов». «Голые мозги, кафельный прилавок» — писательское, журналистское и философское исследование городской жизни — в Москве, Санкт-Петербурге, Манчестере и Каунасе, — показывающее не ограниченный никакими (в том числе географическими) рамками мир чистого мышления.

Ноосфера

Город Х страны У является местом происхождения ноосферы. Ее — ноосферы — отчасти условный автор учился здесь в гимназии. Возле реки (6 колонн на фасаде, фасад типа «классицизм», светло-желтый, колонны круглые и белые; портик, само-собой, тоже белый). Река также называется Х; за мостом, в некотором отдалении (паузу делает преимущественно пустое пространство по обеим сторонам воды) видны кварталы центра, теперь весьма высокие. Город Х отличается толерантностью к разнообразию фактур, они здесь не конфликтуют, друг друга не уничижают. Камень, бетон, стекло, фанера, что угодно вместе тут нормально, стилистически рядом возможно все. Это всегда, в принципе, возможно, но здесь нет и темы несоответствия одного другому. Потребуется усилие воли, чтобы заметить и осознать сдвиг-разрыв стилистики. Жизнь, поэтому, делает тут предложения, не отличаемые друг от друга. Не видно, чтобы она настаивала на ранжировании всего подряд на высокое-низкое, богатое-небогатое, — что предоставляет возможность проживать в каждый момент отдельный клип. Что ли тут все приключения хороши. Это странно, но по факту получается так. Где же еще ноосферу можно было придумать? Логично.

В городе Х все гомогенно, самые разные дома рядом и норм. Неподалеку от окраинного рынка стоят машины, кузова которых (по крайней мере — двух) выкрашены масляной краской, а неподалеку есть отель (со склонностью к побочным услугам в виде сауны «со всеми видами массажа»), в баре которого звучит вполне еще свежий хит Heathens группы Twenty One Pilots, имевший в тот день 853 775 094 просмотра на ютубе. Это не рекорд, у Stressed Out тех же 21 Pilots в это же время было 1 071 126 444 просмотра.

Гомогенность не нарушают ни время года, ни погода (я жил в Х в разные сезоны). Таким образом, отчетливо вылезает тема разумности (да, субъективно сомнительной, но — если в общем) всего существующего тут (даже и вообще тут, не только в Х). Допустим, унылая книга с тупой картинкой на обложке (произвольная: хоть массовый детектив или женский роман), с ней здесь тоже все в порядке. Ничто не отличить от другого, поскольку ноосфера — это просто смесь биомассы (ничего плохого, термин глобален, а биология имелась в виду исходно) с ее мыслями. Белковые существа думают, действуют, а в страстях как-то дергаются, все это суммируется и потом влияет на все сразу. Получается ровная размытость, потому что дергаться — это дергаться, все равно как именно. А хуже-лучше нет, что и логично, и гуманно. Да, несколько... не то, что неприятно, но странно. Что-то с этим надо делать. Что-то тут не так.

Равноправие такого и сякого предполагает наличие надстройки, откуда можно смотреть сверху. Если равномерность detected, она же видна откуда-то? Есть что-то, если и не поверх, то сбоку от однородной массы, ну а по факту город Х является ноосферой в материализовавшемся виде. Представляется даже, что сама эта — весьма странная — идея и могла появиться только тут (да, немного преувеличивая, ну и что). Причем, термин «ноосфера» и определяет надстройку, с которой можно увидеть равномерность. Только знание этого слова вовсе не выводит из под его влияния, потому что и само это слово — тоже там, в ней. Хотелось бы уйти из под его влияния, чем и следует заняться. Безусловно, никакого введения внешних сущностей или абстракций не будет, в этой рамке все должно иметь одну почву. Пока получается: все мысли данного изложения возникают в ходьбе по конкретным гомогенным обстоятельствам, им же и принадлежа.

Следовало бы указать, как устроены улицы города Х, какие тут достопримечательности, погодные особенности. Главное, что у них за местные радости? Но я совершено не знаю, что тут доставляет радость — это не отрицание самой возможности, город-то хороший, я не осведомлен об их времяпрепровождениях. Чего там принято желать, о чем мечтать, чем удовлетворяются? Допустим, ездят на озеро на пикники. Есть парки, один в центре, с дельфинарием, другой — большой, с аттракционами. Театры, торговля, как обычно. Вероятно, какое-то ранжирование на получше-похуже присутствует, но если ощущение равномерности удовольствий возникает — пусть и по незнанию места — то что-то к этому ощущению склонило. Редкое дело, такая однородность, нельзя упускать. Выровняю это по правому краю: к делу отношение имеет, но — сбоку. Не выделять же курсивом или сносками.

Таким образом, сейчас тут все однородно не только из-за особенностей Х, но и от рассуждений о его однородности. А это, по факту, такая конструкция, у которой должен быть если и не автор, то демиург. Сам автор ноосферы им, пожалуй, быть не может — он уже все зафиксировал впрок. Демиург, безусловно, не опознаваемый — им может оказаться, допустим, какой-то прохожий, которому эта функция перешла на время. Или группа прохожих, или река Х — не полноводная, поросшая островками как естественного, так и мусорного происхождения. Причем, тут улучшение — какое-то время назад (примерно лет 12) там доминировали мусорные островки, теперь же — растительного происхождения. Осока, что-то такое. Впрочем, может теперь уровень воды выше, мусор ближе к дну. Конечно, во времена автора ноосферы он бы имел другой вид — ни пивных жестянок, ни пластика бутылок.

Или же демиург сейчас тихое существо, мелкая букашка, она где-то тут есть, ее и увидеть можно, но разве поймешь, что это именно она? Не крокодил же на тротуаре. Демиург быть должен, теоретически. Откуда бы иначе все это получало равномерную организованность, притом — не указывая на место выхода из нее.

Откуда (здесь и сейчас) взялась ноосфера

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, я шел в сторону центра Х по правой стороне М-го проспекта. На улице жара стояла страшная, к тому же духота и та особенная летняя вонь, свойственная городу с небольшими, но отчасти заросшими и не вполне чистыми речками. Смеркалось, уличное освещение — притом, что погода была предгрозовой — еще не включили и окрестности съезжали в темноту. Увидев на другой стороне М-го проспекта нечто, люто сияющее внутри сумерек, я перешел туда, предполагая, что это, скорее всего, лавка крафтового пива. Было душно, я подумал, что у них может быть IPA. Только я туда не вошел. Посмотрел с улицы на безлюдную лавку с кранами в стенке, на сорта мелом по черной доске, не разобрал их из-за близорукости и передумал. То ли стерильность заведения оттолкнула, то ли необходимость подниматься по двум-трем ступенькам и, затем, извлекать звуками продавца из подсобки. Или так: ну, эль и что? Я побрел дальше и, почти сразу же, почему-то обратил внимание на дом с колоннами, вполне петербургского вида; справа от колонн прикреплена темная доска с сообщением о том, что выдающийся В тут учился в гимназии.

Летняя вонь здесь преувеличение. Город Х почти без запахов. Не так, что в нем отшибает обоняние, запахи локально различимы, но чтобы в таком районе так, а в другом этак — нет. Может, так влияет климат. Разве что пыль, не совсем заметная, но исподволь повсеместная — это территориально, степи. Пыль как-то пахнет, но ненавязчиво, неопределенно. Почему я захотел IPA? На IPA меня в Лондоне сориентировал К.К. Пиво я не пью, но эль, все же, другое. При этом было не только душно, но и хотелось выпить. С собой у меня был виски «Знаменитая куропатка», купленный уже в магазине города Х, по — распространяемому также К.К. — совету литератора З.З., обоснованно утверждавшему что для своей цены это хороший виски (при личной встрече З.З. уточнит, что более адекватным переводом было бы «Небезызвестный вальдшнеп»). Но теперь было душно, чтобы его пить. Когда с IPA не сложилось, я пошел дальше трезвый, продолжая думать о тексте, который был бы о том, как нечто сметает все подряд. Это было еще не о ноосфере, она в тот момент еще не выскочила, тогда еще были какие-то постоянные шары, как в фильме Buster'а Keaton'а «Seven Chances» (1925), в одной из сцен которого, по словам аннотации, «Some rocks are involved». Случайно увидел его утром.

В том эпизоде Keaton бежит через плавно-холмистые ебеня, что ли на свадьбу — во фраке, очень торопится, заодно от кого-то убегает, а эти камни, шары в два-три человеческих роста в какой-то момент начинают катиться вниз, догоняя и обгоняя его. Толкают, сбивают с ног. Пусть они там даже ватные (поролона и т.п. тогда не было), масса все равно большая. Он долго бежит, они долго катятся; увертывается, удачно, конечно же. В общем, постоянное наваливание вполне даже не неведомой хни. Да, предыстория: в Х я оказался по делу (неважно), теперь надо было выпить, чтобы стряхнуть рутину. Если уже осознал, что оказался в месте, где валятся и наезжают эти шары и никуда от них там не денешься, а уклоняться — замучаешься, значит — надо их как-то духовно перескочить и, даже, использовать. А тут эти колонны, В и его ноосфера — конечно же, все это именно о шарах, катящихся шарах. Разумеется, с появлением таблички сбоку от колонн тот — неопределенный — текст стал быть вот этим.

Ноосфера не сформулирована внятно, поэтому данный частный момент ее проясняет: как-то так, вокруг гимназии номер 1, и это ничего, что теперь июль 2017-го, тут будет играть сам термин. Вот это он, оно и есть. […] Она — как нижеприводимый текст в кракозябрах. Это, вроде, какая-то почтовая рассылка со сбившейся кодировкой. Несомненно, там внутри нет тайн и, если кодировку подобрать, то из этой красоты вылезут какие-нибудь кулинарные рецепты или советы по жизни от, что ли, Subscribe.ru, отписаться от которого лень лет уже 15. Ну а так — неведомое, конечно.

KБm╛╚/)`╒╡#Ы$║u ╠▓къУ┐Нхк7Х#ЗE^е#╞FBt║рO┼#цj╛╫ KW╙┴D┬4Л#Ям+·╢-блф2[│Ю┤=├с▐#Ф##}╨##ЙПV°Ё#╧Х≤╕zФ╔v┬╗#XЖмАо#Iиш{UcWFp)Kи(!

>ьN(СL╤фj~┘гиТMz▓╩м#▒о4dzЁ7.лсП\┌оE©О##╜D╠U ]О©╔#b$G▄ Ё│┴У#Э╓j√╠Ф│P1═@░ф2fВ ╛В{|#Ш#L2#ИЯ╢v`║░"4K'д83Рё#e√X#P###╝Q▌тгb╣⌠#ы┼╔АяG╠╓u#╪ ╨#k#2ырn∙├·#wЁ# ф##r┘╝~╫╡1#р∙CЮ#╫%┴@zш= И^▐CИ,_I#═аш>XК##²ф╤╠FvЦ iг╫f╤Яы≤-еPAiЁ╙##⌠▓&≤┴╗Lв▒╞=╝#B#≥C9$╓62╒э┴╦√`#&#Z/╫└÷Ч█г╧²q

iзWч╩≈D√ЗJ#zШя

##sЦ#с╬╢##NЩ#

WИ=шз#Ю#I0╒Я#°EУ╬чMzV>oЯf#Ё═╨"╢o╜Ж#┼q

┬╢mбJXш#@3Б√`▓|■√бу}{З╢ёE∙И$╫##х йуЕ╫#

Несомненно, они и есть ноосфера в кратком изложении. Если ей — в таком виде — поставить памятник, то она получит облик и станет наглядной правдой. Если о ней все время думать, то это как если бы мир нумеровал каждую металлическую денежку. Монетку […] А также ракушки на берегу, обычные, закручивающиеся по спирали на нет, хрупкие. У них теперь появляются новые расцветки; знакомый биолог пояснил, что сами ракушки — прежние, а окраска зависит от того, что они съели. Судя по вариантам, не виденным ранее, все меняется быстро: вот эти — жрали, что ли, упавшие с парома чипсы или мармелад. И тогда они окажутся в не бывшую ранее крапинку, а также слоями, полосами галантных оттенков (например — сиреневого), — как вдоль своего закручивания, так и поперек. Есть тут кто-то, который сначала скрутит, а потом заставит вбирать в себя какие-то нюансы. Или одновременно скручивает и окрашивает. По факту задавая то, на что смотреть и чему удивляться.