Эксперт, 17 декабря 2012
 

В основу этой антиутопии положено буквальное истолкование утверждения, что язык есть основа жизни страны. Русский бельгиец родом из Узбекистана, Вотрин доводит это утверждение до абсурда. В созданном им мире искажение языка — употребление просторечий, картавость, шепелявость и так далее — приравнивается к тяжкому преступлению. За соблюдением норм следит сословие логопедов, коему приданы функции исполнительной власти, включая репрессивные. Это закрытое сословие (все логопеды — дети и внуки логопедов) — один из двух столпов государственной системы. Другой столп — Партия; между этими двумя силами идет борьба. Партия постоянно нуждается в новых кадрах. Эти кадры, призываемые из народа, обязаны пройти «логопедическую комиссию». И для большинства это оказывается непреодолимым препятствием, поскольку они, как правило, говорят на «испорченном» простонародном языке. Недостойные подвергаются варварскому «речеисправлению», после чего порой превращаются в «немтырей», то есть просто теряют язык. Кроме того, тут активно действуют две подпольные секты — «лингвары» и «тарабары», ратующие за полное снятие ограничений и приравнивание простонародного языка («плошу площения», «просу просения», «пвощу пвощения») к государственному. Читателю, более или менее следящему за современной словесностью, книга напомнит не столько «Кысь», сколько «День опричника» Сорокина. И, конечно, роман-памфлет Бенигсена «ГенАцид», в основе которого — убеждение (дважды иронично вывернутое наизнанку): только великая русская литература может выступить настоящей национальной идеей. Но «Логопед», в отличие от «ГенАцида», не просто разросшийся до романа фельетон, а хорошая литература. Собственный узнаваемый язык, яркие герои, переживающие драматические события... То есть книга заслуживает внимания не только в связи с обострившимися разговорами о роде слова «кофе».

Михаил Визель