"Ведомости Пятница", 13 января 2012

Портрет богемной Москвы 1990-х в воспоминаниях немецкой славистки

Переводчик и лингвист Катарина Венцль прожила в Москве с 1994 по 1997 год. Это был не первый визит Венцль в Россию, но именно в это время она вела дневник — на русском языке, чтобы лучше его понять и выучить. Итогом стал потрясающий документ о жизни и быте Москвы 1990-х. Здесь нет точного деления на дни — указаны лишь месяцы. А дальше идут заметки: где была, кого видела, с кем общалась, что рассказали, иногда про погоду (зимой очень холодно, летом чудовищно жарко), но больше про людей.

В тексте, написанном на неродном языке, нет длинных описаний, метафор. Фразы короткие, все по делу, никаких лирических отступлений, только увиденное и услышанное. Герои вводятся в сюжет без лишних описаний и представлений, этим достигается максимальный эффект присутствия: «Дома я читаю Сорокина. По квартире ходит сам Сорокин и звучным голосом просит пакет. Забирает несколько экземпляров своей книги в гостиной».

В книге есть полукомические, полустрашные истории о «лихих годах»: «Худой долговязый Олег — нос с горбинкой, волосы до плеч — три раза заливал квартиру своего соседа снизу, профессионального киллера. Первый раз киллер, поднявшись к Олегу, сообщил ему, что его жизнь стоит дешевле ремонта, второй раз ни Олега, ни его подруги не было дома, третий раз дверь открыла подруга, что вынудило киллера уняться; он, мол, с женщинами не разбирается. “Но если мне попадется этот…” Олег считает себя смертником, но в своей квартире так и живет». Однако в первую очередь это книга о городе арт-богемы, где на ходу создавались и падали кумиры, где формировался новый стиль и новое искусство. Это история про мир, который пытается придумать себе систему координат и создать язык для того, чтобы описать себя. Он учит его, как учит русский немецкая славистка Венцль.

В «Дневнике» описываются встречи с издателями и художниками, поэтами и философами. Действие перемещается с выставки в мастерскую, из квартиры в квартиру, из библиотеки на кафедру, с кафедры в очередной музей. Кто-то назван по фамилии, кто-то только по имени. Мимо внимательных глаз Венцль проскальзывают и политика, и экономика, ей это совершенно не интересно. Зато ей важны бытовые зарисовки (от охоты на тараканов до сценок из жизни вечно пьяных белорусских гастарбайтеров, с которыми немке пришлось делить очередное жилье). Москва 1990-х у Венцль оказывается городом, где события в мире искусства были гораздо важнее, чем все, что происходило в общественной жизни. Интересный подход.

Константин Мильчин