Иоанн Павел II: «Коммунизм, фашизм и либерализм — это три лица “цивилизации смерти”». К 100-летию со дня рождения римского папы. Интервью с В. Волобуевым («Историческая экспертиза»)

О поляке-понтифике и следе, оставленном им в мировой истории, размышляет Вадим Волобуев, к.и.н., старший научный сотрудник Института славяноведения РАН

Беседовал А. Стыкалин

А.С. Кароль Войтыла еще в эпоху «народной Польши» сделал блестящую карьеру, поднявшись до самых вершин католической иерархии. Так, в довольно молодом возрасте, в 47 лет он становится кардиналом. И это несмотря на то, что его отношения с многолетним примасом польской католической церкви Стефаном Вышиньским были, мягко говоря, весьма непростыми. Почему в Ватикане обратили внимание на краковского епископа и почему предшественник Иоанна Павла II папа Павел VI протежировал ему? Известно ведь, что между ними в 70-е годы установились довольно тесные отношения.

В.В. Начнём с того, что Ватикан обратил на Войтылу пристальное внимание, когда он уже был архиепископом, а не епископом. Причём, всё указывает на то, что столь высокий сан он получил именно в расчёте на обострение его отношений с Вышиньским, который, в отличие от Войтылы, без особого энтузиазма воспринял реформы церкви, начатые Вторым Ватиканским собором (1962 – 1965). Решающее значение в этом имела позиция польского правительства. В соответствии с соглашением 1956 года польские власти имели право отсеивать кандидатов при назначении на церковные должности. Поскольку правящий коммунистический режим в Польше делал ставку на конфликты внутри епископата, он одобрил кандидатуру Войтылы, в 1964 г. предложенную депутатами Сейма от небольшой фракции католиков-мирян. Те, в свою очередь, хорошо знали краковского иерарха по его публицистическим и литературным текстам на страницах польской католической прессы. Вышиньский вынужден был согласиться с этой кандидатурой, хотя явно был от неё не в восторге.

Войтыла проявил себя как очень активный участник синодов епископов, регулярно созывавшихся Павлом VI. Особенно сильно его занимала проблема католического подхода к частной жизни – крайне животрепещущий вопрос в эпоху «сексуальной революции». Ещё в 1960 г. вышла его книга «Любовь и ответственность», в которой Войтыла взялся смело рассуждать на щекотливые темы секса и контрацепции, но проявил себя при этом как твёрдый консерватор, выступив не только против абортов, разводов и сексуальных отношений однополых лиц, но и против любых форм искусственного предохранения. Павел VI включил Войтылу в комиссию по изучению проблемы контрацепции, а в 1968 году издал энциклику Humanae vitae, в основном повторявшую тезисы краковского архиепископа (хотя большая часть комиссии выступала за смягчение позиции по этому вопросу). Энциклика вызвала бурю среди католиков западного мира, зато её поддержал польский клир. Краковская курия написала подробный комментарий к энциклике, а Войтыла добавил к комментарию ещё и вступление от своего имени, которое увидело свет на страницах официального органа Ватикана – газеты «Оссерваторе романо».

В семидесятые годы Войтыла с не меньшей решимостью отстаивал неприкосновенность целибата для священников, хотя немалая часть духовенства выступала за его отмену. Всё это превратило краковского архипастыря в одного из любимцев Павла VI, который в 1976 году даже поручил ему провести великопостные реколлекции для римской курии, после чего на Войтылу стали смотреть как на одного из будущих «папабилей».

А.С. Есть сведения, что после расстрела в Гданьске в декабре 1970 г. демонстрации рабочих, протестовавших против резкого повышения цен, Войтыла публично осудил действия властей. Известно также, что он упорно отстаивал права верующих. Хотя он и не провоцировал прихожан противиться властям открыто, но призывал их в трудные времена к смирению. Вспомним также, сколько новых костелов и церковных школ было построено и открыто в краковской епархии в 1970-е годы вопреки противодействию коммунистической бюрократии. Как вообще складывались отношения краковского архиепископа (позже кардинала) с польскими коммунистическими властями при В. Гомулке, а потом и Э. Гереке? Насколько были они сложными?

В.В.Войтыла не скрывал своего негативного отношения к марксизму, который он считал несовместимым с христианством. На последней сессии Второго Ватиканского собора осенью 1965 года он вместе с некоторыми другими иерархами из социалистических стран добился изменения одной из формулировок в декларации о свободе религии Dignitatis humanae («Достоинство человеческой личности»), гласившей, что религиозные свободы могут быть ограничены соображениями общественного порядка – это был дежурный аргумент польских властей при запрете тех или иных церковных мероприятий. Кроме того, будучи членом комиссии по разработке пастырской конституции о положении церкви в мире Gaudium et Spes («Радость и надежда»), Войтыла требовал дать в ней ответ на вызовы марксизма как одной из главных атеистических идеологий. Но при этом и он, и Вышиньский выступили против включения в текст конституции пункта с осуждением коммунизма.

В политику он старался не вмешиваться, делая это лишь в те моменты, когда, на его взгляд, возникала угроза свободе вероисповедания и христианским нормам морали. Например, в шестидесятые и семидесятые годы он воевал с руководством Кракова из-за проведения церемоний на праздник Божьего тела: власти запрещали ходить крестным путём по главной площади города, хотя «даже собаководы могли устраивать там свои мероприятия», – писал Войтыла в одной из жалоб. Кроме того, Войтыла, к негодованию властей, активно поддерживал «оазисное» движение, т.е. неформальные католические лагеря для детей (что интересно, на эти лагеря косо смотрел и примас Вышиньский).

Впервые против действий властей Войтыла выступил осенью 1958 года, едва став епископом. Он настолько рьяно взялся осуждать легализацию абортов, что уже в марте 1959 года краковский горсовет потребовал от местного митрополита одёрнуть епископа. Ещё более резко Войтыла проявил себя в 1960 году, во время столкновений населения городка Нова Хута с милицией из-за запрета на строительство храма. Епископ подал в суд на местную администрацию и отправил письмо протеста самому Гомулке.

Однако Войтыла не был этаким бойцом на католической баррикаде. Он охотно шёл на компромиссы с властями, а иногда даже невольно подыгрывал им (впрочем, как и Вышиньский). Например, когда в 1962 – 1963 гг. краковское руководство пыталось отнять здания у двух семинарий, Войтыла лично встретился с главой местного обкома, что нарушало негласный запрет примаса общаться с работниками партии. Во время студенческих выступлений марта 1968 г. Войтыла призывал учащихся не участвовать в них, уверенный, что молодёжь просто используют соперничающие партийные группировки. В декабре 1970 г., после рабочего восстания на Побережье, архиепископ также проявил умеренность, отнюдь не выступив с критикой партии, но лишь заявив о праве духовенства нести утешение людям. Впрочем, именно Войтыла составил «Обращение к соотечественникам», изданное Главным советом епископата 29 декабря 1970 г. В этом «Обращении» прелаты заявляли о неприемлемости тех жестоких мер, которые применили власти при подавлении рабочих манифестаций.

Вообще нельзя не обратить внимание на то, что Войтыла имел отношение ко всем важнейшим заявлениям польских иерархов по общественным проблемам. Например, в марте 1968 г. он был единственным, кто затронул тему студенческих выступлений на конференции епископата, а кроме того, зачитал там «Слово епископата о болезненных событиях», содержавшее протест против суровых мер при разгоне демонстраций. Осенью 1965 г. он приложил руку к составлению письма польских епископов немецким, вызвавшего масштабную антицерковную кампанию в прессе ПНР. И разумеется, не обошлось без его участия обращение к пастве по поводу абортов, с которым иерархи собирались выступить в декабре 1970 г. (но отменили своё решение из-за вспыхнувшего бунта рабочих).

В семидесятые годы его антикоммунистическая позиция стала настолько очевидной, что правящая верхушка даже уговаривала Вышиньского не оставлять должности примаса по достижении 75 лет, дабы её не занял «интеллектуальный авантюрист», как охарактеризовал краковского архиепископа в одном из разговоров член Политбюро С. Каня, отвечавший за взаимоотношения с церковью. Войтыла, например, последовательно отказывался от встреч с новым первым секретарём ЦК ПОРП Э. Гереком и его сотрудниками, что в те годы выглядело просто вызывающе. Он позволил себе открытые выпады против властей и исторической политики правящей партии во время встреч с польскими эмигрантами в США в 1969 г. и в Австралии в 1973 г. Наконец, в ноябре 1976 г. Войтыла – единственный из прелатов – встретился в частном порядке с членами Комитета защиты рабочих (первой открытой оппозиционной организации в ПНР). Эта встреча вызвала настоящую ярость С. Кани, который направил по её поводу письмо в секретариат примаса, обвинив Войтылу в нелегальной сходке с участниками антигосударственных выступлений. Наконец, в июне 1977 г. во время праздника Божьего тела, омрачённого недавней гибелью при таинственных обстоятельствах одного из молодых краковских диссидентов, Войтыла произнёс обличительную речь против лжи в прессе и потребовал уважать права человека. Как следствие, именно краковская митрополия оказалась одной из двух епархий, чьих семинаристов призывали в армию посреди учёбы. Это было наказание за строптивость.

А.С. Явилось ли для поляков неожиданностью избрание Кароля Войтылы осенью 1978 г. римским папой и какую реакцию оно вызвало в польском обществе?

Вспоминается первый приезд его на родину в новом сане в июне 1979 г., когда на его мессы, проводимые на открытом воздухе, выходило доселе невиданное количество людей. Какую роль сыграл этот его визит в мобилизации польского общества на противостояние существующему режиму? Ведь это был самый канун острого внутриполитического кризиса 1980-1981 гг.

В.В.Избрание поляка на трон святого Петра явилось неожиданностью не только для соотечественников Войтылы, но даже для кардиналов. Филадельфийский архиепископ польского происхождения Джон Круль произнёс тогда: «Если вы не угадали результат конклава, то оказались в хорошей компании. Мы вновь стали свидетелями нисхождения Святого Духа!». По совпадению как раз 16 октября 1978 г. директору Управления по делам вероисповеданий ПНР задали вопрос на пресс-конференции, как он поступит, если римским папой станет поляк. Имелся в виду, однако, Вышиньский, а отнюдь не Войтыла.

После этого для всех в стране стало ясно, что партия проиграла идеологическую схватку с клиром. Лояльный властям литератор Т. Голуй, однокурсник Войтылы, получив известие об итогах конклава, выпалил прямо на заседании местного отделения Союза писателей, в присутствии главы обкома и руководителя спецслужбы: «Вот нам и крышка!». А верховный партийный бонза краковских литераторов В. Махеек там же мрачно предрёк: «Ну, теперь будем целовать задницу католикам» и достал из портфеля бутылку водки. Кто-то из зала тут же иронично откликнулся: «Если они позволят». Не меньшее уныние царило тогда и в Политбюро. Вот как вспоминал свой приезд на заседание партийной верхушки директор Управления по делам вероисповеданий К. Конколь: «Полная растерянность. Ольшовский [бывший министр иностранных дел – В.В.] проливает на белые брюки чашку кофе. Тяжкие вздохи. Чирек [заместитель министра иностранных дел – В.В.] формулирует тезис, который пришёл нам в голову по дороге из Союза журналистов в ЦК – „давайте задумаемся... в конце концов, пусть уж лучше Войтыла будет папой там, чем примасом здесь”. Мысль удачная. Всем нравится. Всеобщее облегчение».

Визит новоизбранного Иоанна Павла II в Польшу лишь подчеркнул очевидное для всех: симпатии поляков на стороне церкви, а не партии. Невзирая на все уловки власть имущих, папские мессы собирали такое количество народу, какое не могло собрать ни одно партийное торжество, при том, что на эти торжества часто направляли людей в приказном порядке. Понтифик не стремился идти на обострение, наоборот, пытался сгладить углы, но его христианизаторский порыв сам по себе подрывал партийную идеологию. Например, когда Иоанн Павел II призвал Святой Дух «сойти на эту землю и обновить её облик», власть имущие сочли это атакой на государственный строй, хотя то была всего лишь отсылка ко временам апостолов. Или, например, когда римский папа упомянул о крещении великого князя литовского Ягайло, правящая верхушка усмотрела в этом чуть ли не покушение на существующую советско-польскую границу. И такое недопонимание возникало регулярно.

Эффект от той поездки ёмко выражен в записке советского генконсула в Кракове: «Некоторые работники Краковского комитета ПОРП, например, говорили, что хотели бы иметь поручение на дежурство в дни визита папы где-нибудь, лишь бы не оставаться в здании комитета, поскольку толпа может его развалить […] Ряд местных польских товарищей заявили, что визит Иоанна Павла II, укрепив роль, значение и присутствие костёла в жизни Польши, тем самым отбросил Польшу в идеологическом плане на 5 — 10 лет. […] По утверждению тех же местных товарищей, визит ещё больше обнажил и показал организационную и особенно политическую и идеологическую слабость партии, её боязнь народа […] И ещё некоторые товарищи говорят, что визит и выступления папы показали польским партийным и государственным работникам, активу, идеологическим и пропагандистским кадрам, как надо готовиться и уметь выступать, разговаривать с массами, уметь влиять словом, аргументами, доводами, доходить до ума и сердца».

Но не стоит и переоценивать значение той поездки. Она скорее обнажила настроения поляков, но сама по себе не могла привести к массовым волнениям. Причины появления «Солидарности» лежали глубже: в остром ощущении поляками своей несуверенности, в экономических промахах властей, в сильном влиянии духовенства. Если бы Войтыла не взошёл на Святой престол, «Солидарность» появилась бы всё равно – об этом говорит опыт предыдущих кризисов (1956 г., 1968 г., 1970 – 1971 гг., 1976 г.). Просто в этом случае ворота гданьской верфи им. Ленина не украсились бы портретами Иоанна Павла II.

А.С. Иоанн Павел II приезжал в Польшу и в дальнейшем в бурные 1980-е годы – в 1983 г., вскоре после отмены военного положения, а затем уже в эпоху Горбачева, в 1987 г., когда всем уже было ясно, что польский коммунистический режим обречен. Не желая внутриполитического обострения, он старался не провоцировать соотечественников на антиправительственные выступления, которые в той напряженной ситуации могли легко перерасти в кровопролитие. А встречаясь с генералом В. Ярузельским, призывал его к диалогу с обществом. Сыграло ли папское благословение на мирное развитие свою роль в том, что смена власти в Польше прошла в конце 1980-х годов в сущности бескровно?

А если говорить в более широком плане: какова была историческая роль Иоанна Павла II не только в расшатывании и последующем падении коммунизма в Польше, но и в крахе коммунизма во всей Восточной Европе? Вспоминается высказывание Леха Валенсы в интервью британской газете “Financial Times”: «Без него коммунизм бы не кончился или, по крайней мере, это произошло бы намного позднее и с бо́льшей кровью».

В.В. Иоанн Павел II в сущности отказался от восточной политики Павла VI, хотя и сделал госсекретарём её архитектора А. Казароли. Вместо налаживания отношений с социалистическими странами он вновь, как это было при Пие XII, противопоставил католическую церковь марксистским режимам. Причём, не только в Европе. Его паломничество 1979 г. в Мексику окончательно развело Ватикан и теологию освобождения (что, кстати, привело к неуклонному падению числа тамошних католиков). Единственная страна социалистического лагеря, в которой он поначалу пытался продолжать восточную политику – это как раз Польша. Но там против этого восстал кардинал Вышиньский, а после его смерти все папские планы окончательно разрушило военное положение, введенное в декабре 1981 г.

Вряд ли правомерно выводить крушение социалистического строя непосредственно из паломничеств Иоанна Павла II на родину. Куда большую роль в этом сыграли санкции, введённые после разгона «Солидарности», и Перестройка в СССР. Кроме того, нельзя забывать о той степени независимости, которой пользовалась католическая церковь в Польше, особенно в эпоху Ярузельского. Церковные иерархи имели возможность получать из-за границы крупные суммы в качестве даров (с которых они, правда, платили налоги) и использовать их, например, для строительства храмов или поддержки оппозиции в стране. Этим пользовались как Ватикан, так и американская администрация, по каналам церкви финансово помогавшие «Солидарности» и в период её открытой деятельности, и после ухода в подполье. Возникла даже легенда, будто крушение миланского банка Амброзиано в 1982 г., едва не приведшее к банкротству Апостольской столицы, было следствием чрезмерной перекачки ватиканских финансов на нужды антикоммунистической оппозиции в Польше, но это явная неправда.

Бескровность трансформации опять же не вытекала напрямую из призывов Иоанна Павла II к властям. Это была общая черта почти всех «бархатных» революций (почему они и получили такое название). Советский блок развалился потому, что социализм в Восточной и Центральной Европе насадили сверху, он держался исключительно на советских штыках. Не случайно все эти режимы рухнули в течение всего лишь одного 1989 года, сразу после того, как М.С. Горбачёв в декабре 1988 г. отказался от доктрины Брежнева, заявив об этом на Генассамблее ООН.

Идея польского «Круглого стола» весны 1989 г., в ходе заседаний которого партия согласилась поделиться частью власти с «Солидарностью», родилась из опыта демонтажа франкистского режима в Испании, а конкретно, из пакта Монклоа. Устраивая «Круглый стол», Ярузельский отнюдь на намеревался передать таким образом власть оппозиции, а хотел лишь встроить её умеренную часть в существующую систему. Но события 1989 г. развивались так стремительно, что казавшееся невозможным в начале года воплотилось в его конце. В Польше точкой невозврата стали частично свободные парламентские выборы 4 июня, которые принесли оглушительную победу «Солидарности». После этого и встал вопрос об изменении всей системы.

А.С. В литературе, посвященной Иоанну Павлу II, иногда можно прочитать о том, что папа, будучи убеждённым консерватором, тем не менее был чувствителен к социальному угнетению и выступал за корректировку социальной доктрины католической церкви. Еще во времена папы Иоанна XXIII он молодым епископом участвовал в работе ватиканского собора, на котором были приняты решения, направленные на модернизацию всех сторон деятельности католической церкви. Вспоминается, кстати, и отлучение им от церкви, уже в бытность римским папой, ультраконсервативного кардинала Лефевра. Можно ли отнести Иоанна Павла II к числу реформаторов социальной доктрины католицизма? И было ли это его ответом на вызовы секуляризации?

В.В. Отлучение Лефевра никак не было связано с социальной доктриной церкви. Лефевр отверг обрядовые реформы церкви и взял курс на раскол, самовольно рукоположив четырёх епископов.

Иоанн Павел II действительно много критиковал обе соперничавшие экономические системы (социализм и капитализм), а после крушения советского блока с не меньшим пылом обрушился на либерализм, назвав его одним из воплощений «цивилизации смерти», наряду с коммунизмом и фашизмом (в частности, римский папа ставил знак равенства между Холокостом и абортами). В ходе Всемирного дня молодёжи в Денвере, прошедшего в 1993 г., его критика западной цивилизации звучала так остро, что наблюдатели назвали её «крестовым походом на Запад». Его обличения действительно были ответом на вызовы секуляризации, но, скорее, ответом, традиционным для католической церкви. В том же духе высказывался и кардинал Вышиньский, и римский папа Лев XIII, родоначальник социального учения церкви. Если Иоанн Павел II и привнёс что-то от себя, то скорее, консерватизм. Бичуя современную цивилизацию, он усматривал корень бед во всей европейской философии, идущей ещё от Декарта. Именно Декарт, по мнению понтифика, вместо Бога поставил в центр внимания философии человека и тем самым лишил европейскую мысль незыблемых моральных основ, откуда и родилась «цивилизация смерти», превратившая человека из цели просто в материал. Причём, зародилась эта цивилизация не в XX веке, а в эпоху Просвещения и последовавшей за ней Великой Французской революции, которые, отринув Христа, дали начало человеконенавистническим идеологиям. Эту особенность взглядов Иоанна Павла II отметил американский историк Майкл Шон Уинтерс, который написал во время поездки римского папы на Кубу в 1998 г.: «Подсудимый здесь не Маркс или Адам Смит, а Декарт [...] визит римского папы на Кубу – это не часть битвы с коммунизмом, а часть многолетнего крестового похода против самой современности. Это нечто куда большее, чем конфронтация с Фиделем Кастро».

А.С. Создается впечатление, что там, где дело касается межконфессиональных отношений, Иоанн Павел II довольно сильно отличался от своих предшественников. Хотя наверно, изменилось и время. Он стал первым папой, который пошёл на активные контакты с другими конфессиями, и не раз в своих мессах просил у иноверцев прощения за грехи, совершенные католиками. Многое можно вспомнить – примирение с англиканской церковью и первое за 450 лет после ее отделения от католической совместное богослужение с архиепископом Кентерберийским. Иоанн Павел II стал первым римским понтификом, переступившим порог лютеранской кирхи, первым признал вину католической церкви в массовом уничтожении протестантов во Франции во время Варфоломеевской ночи 1572 г., а позже принял решение открыть архивы Святой инквизиции. О его отношениях с православием мы поговорим особо. А сейчас хотелось бы вспомнить о том, что эта открытость распространялась не только на христиан. Уже в 1986 г. посещение римской синагоги, в ходе которого он назвал иудеев «старшими братьями». Позже, в 2000 г., при посещении Иерусалима он коснулся Стены плача, святыни иудаизма, а также побывал в мемориале Яд ва-Шем. Только при Иоанне Павле II были установлены дипломатические отношения между Ватиканом и Израилем. Он пошел и на контакт с мусульманами – в 1985 г., при посещении Марокко, в своем публичном выступлении призвал к преодолению непонимания, к установлению «мира и единства между людьми и народами, составляющими на Земле единое сообщество». Эта открытость контактам с иноверцами позволяет ли говорить о каком-то принципиальном прорыве в стратегии Ватикана и вкладе Иоанна Павла II в развитие экуменизма?

В.В. Можно ещё вспомнить Всемирные дни молитв за мир, куда римский папа приглашал представителей самых разных религий. А в книге «Переступить порог надежды», изданной в 1994 г., Иоанн Павел II назвал самой близкой католичеству верой… первобытный культ предков, так как именно с его последователями «легче всего находит общий язык Церковь в своей миссионерской деятельности. Разве этот культ предков не приготовляет к христианской вере и общению святых, благодаря которому все верующие – живые или мёртвые – составляют единую общность, единое тело?».

Дорогу католическому экуменизму открыл Второй Ватиканский собор, принявший декларацию Nostra aetate («В наш век»), которая признавала ценность других мировых религий. Существует предположение, что одним из её авторов был Кароль Войтыла (но это лишь предположение). Что касается покаяния в грехах людей церкви (но не самой церкви, ибо она создана Христом и по определению безгрешна), то оно связано с юбилеем 2000 г. В Библии зафиксирована иудейская традиция очищения от духовной скверны в юбилейные годы (т.е. каждые 50 лет). В католичество эту традицию привнёс папа Бонифаций VIII. Иоанн Павел II привык буквально следовать Библии и потому рассудил, что если наступает великий юбилей христианства (2000 год), то и очищение должно быть капитальным. Отсюда его поразившее мир покаяние в тех проступках, которые допускали слуги Божьи в прошлом.

Откуда взялось у него увлечение экуменизмом? Точного ответа у меня нет. Думаю, источниками такой открытости к иным традициям стали философия, которой всю жизнь занимался Кароль Войтыла, польская литература, а также то окружение, которое было у него в детстве.

В довоенной Польше остро стоял еврейский вопрос. Войтыла всю жизнь дружил со своим еврейским одноклассником Ежи Клюгером и не понаслышке был знаком с жизнью евреев. На него большое впечатление произвело выступление гимназического учителя литературы Яна Гебхарда, который после одного из антисемитских митингов в Вадовицах зачитал ученикам воззвание А. Мицкевича, написанное в 1848 году. В этом воззвании поэт обрисовал, как, по его мнению, должна выглядеть независимая Польша, и в десятом пункте обговорил положение евреев: «Израилю, старшему Брату, – уважение, братство, помощь на пути к его вечному и земному счастью, равные со всеми права». Позднее Войтыла постоянно называл иудаизм старшим братом христианства, хотя при этом считал, что после жертвы Христовой смысла в существовании иудаизма, в общем-то, больше нет. Ислам же привлекал его мистической традицией, близкой опыту его любимого монашеского ордена босых кармелитов.

Неоднозначным было его отношение к протестантизму. Он высоко ставил Мартина Лютера, но при этом категорически отрицал его постулат об оправдании верой, даже посвятил этому вопросу энциклику, ввергнув в недоумение многих богословов, которые не понимали, зачем ворошить дела пятисотлетней давности. Со временем Иоанн Павел II даже отказал всем протестантам в праве называться церквами. С англиканами не было столь глубоких догматических расхождений, но диалог с ними зашёл в тупик из-за вопроса о рукоположении женщин. Иоанн Павел II последовательно отказывал женщинам в этом праве, аргументируя это тем, что в Библии нет женщин-священников.

Иоанн Павел II мечтал о воссоединении всех авраамических религий под сенью Святого престола и даже как-то высказывал желание совершить паломничество в Мекку. Вообще Иоанн Павел II считал, что все религии порождены Святым Духом и каждая содержит частичку истины (однако вся полнота истины есть только в католицизме). Здесь также чувствуется влияние польской литературы, а конкретно Ю. Словацкого и его неоконченной поэмы «Король-Дух», в свою очередь вдохновлённой гегелевской идеей о мировом духе. Словацкий, кроме того, известен стихотворением о славянском папе, которое оказалось пророческим. Иоанн Павел II верил в знаки судьбы и не мог не воспринимать слова поэта как знамение небесное.

А.С. Уже в 1979 г. Иоанн Павел II первый раз встретился с константинопольским патриархом. Он публично просил у православных прощения за разорение Константинополя крестоносцами в 1204 г., стал первым понтификом, посетившим Грецию после 1054 года, когда произошёл раскол христианской церкви на католическую и православную. Иногда ему приписывают высказывание о том, что христианство должно дышать двумя легкими – западным и восточным. Он посещал государства, в которых преобладали православные – Румынию, Украину, Грузию. О многом говорит и его предложение признать покровителями Евросоюза святых Кирилла и Мефодия, высоко чтимых и в православном мире. Почему его установка на диалог с православием зачастую не встречала понимания РПЦ?

В.В. Не только РПЦ, но и православного мира в целом. Позиция Константинопольского патриархата была исключением из этого правила. Паства Константинополя стремительно сокращалась во 2-й половине XX в., и поэтому его предстоятели активно включились в экуменический процесс, инициированный Вторым Ватиканским собором – увидели в этом шанс поддержать свой авторитет. Главы других православных церквей – будь то Греческой, Грузинской, Румынской или Иерусалимской – избегали близости с римским папой, а если шли на диалог, то под давлением государственных властей (как это произошло с Грузинским патриархом Илиёй II или Бухарестским патриархом Феоктистом). Даже Баламандскую встречу 1993 г., которая должна была стать решающим шагом навстречу православию, проигнорировали представители семи православных церквей. Основной причиной этого было покровительство Святого престола униатам (главным образом – греко-католикам). Даже патриарх Константинопольский Варфоломей во время визита в Рим в 1995 г. заявил в интервью итальянскому изданию, что его беспокоит прозелитизм католиков на чужих канонических территориях, а в 1997 г. в лекции для американских студентов сказал, что у православия и католичества «онтологически разный» способ бытия. Что он имел в виду? Не только догматические разногласия (вопрос об исхождении Святого Духа и всё прочее), но и подход к папской власти. Православные, как известно, не признают единого главу церкви, в то время как Апостольской столице чуждо понятие канонической территории.

При этом как Иоанн Павел II, так и Павел VI относились к православию с подчёркнутым уважением. Последний однажды даже поцеловал ногу митрополита Мелитона, возглавлявшего делегацию Константинопольского патриарха. Кароль Войтыла считал, что лишь православие наряду с католицизмом можно считать церковью, а его слова о «двух лёгких Европы» позаимствованы из наследия поэта Вячеслава Иванова, с чьим творчеством он познакомился, вероятнее всего, когда писал магистерскую работу о богословии Хуана де ла Круса (Иванов тоже увлекался мистикой босых кармелитов и посвятил ей несколько стихотворений). В студенческие годы Иоанн Павел II учил церковнославянский язык, а позднее читал многих православных философов и богословов. Однако он не считал Кирилла и Мефодия представителями восточной церкви, поскольку в те времена ещё не произошёл раскол на католичество и православие, а оба брата в ходе своей миссии обращались за поддержкой к римскому папе (Кирилл так и вовсе погребён в Риме). Иоанн Павел II держался традиционного ватиканского взгляда, что именно Святому престолу как основанному апостолом Петром принадлежит право вести за собой всё христианство. Поэтому Кирилл и Мефодий были для него не посланцами Константинополя, а апостолами славян, в конечном счёте подчинявшимися Риму.

А.С. Иоанн Павел II был убежденным антикоммунистом, еще в молодости он записал в своем дневнике, что у поляков и Польши нет ничего общего с коммунистами кроме языка. Однако он всегда шел на контакт с коммунистами, когда этого требовали интересы католиков. Так, он уже в январе 1979 г. принял в Ватикане А.А. Громыко, а 1 декабря 1989 г., уже совсем в другое время, М.С. Горбачева, за этим последовало установление дипломатических отношений СССР с Ватиканом. Понтифик не только встречался с Ф. Кастро, но и высказывался против экономических санкций в отношении Кубы. Кстати, после его посещения Кубы в 1998 г. отношение там к католикам стало более либеральным. Но он считал необходимым встречаться и с правоавторитарными политиками, например, с А. Пиночетом. Можно ли его считать мастером realpolitik? Какое место занимали в этой его деятельности правозащитные цели? И как он смотрел на участие католического клира в светской политике?

В.В. Вопрос прав человека Иоанн Павел II считал одним из важнейших в XX веке (особенно делая упор на свободе вероисповедания). Уже в 1979 г. он провозгласил с трибуны ООН, что политики должны руководствоваться в своей деятельности сначала Декларацией прав человека, принятой в 1948 г., а уже потом интересами своих государств. Посещая страны с диктаторскими режимами, римский папа неизменно поднимал проблему «субъектности общества» (т.е. его самостоятельности от государства) и свободы религии. Нередко в его проповедях также звучала тема защиты обездоленных. Однако Иоанн Павел II оставался противником участия клира в политике, из-за чего и осудил теологию освобождения. Правда, со временем он стал делать исключение для Африки, где духовные особы нередко занимали политические должности. Понтифик пошёл на эту уступку, поскольку считал, что Африка проходит тот этап христианизации, который переживала Европа пятьсот лет назад, когда духовенство сплошь и рядом занимало государственные посты.

Самого Иоанна Павла II вряд ли можно считать политиком в полном смысле слова. Он занимался политикой лишь в той мере, в какой это требовалось для защиты свободы вероисповедания, права наций на самоопределение и борьбы с национализмом. Это, кстати, оказывалось непостижимым для многих наблюдателей по обе стороны «железного занавеса», которые после встреч римского папы с теми или иными деятелями спешили сделать вывод о его политических расчётах. Когда папа Войтыла брал под своё крыло консервативную организацию католиков-мирян «Общение и освобождение» (Comunione e Liberazione, CL), тут же начинали говорить, что понтифик возьмёт курс на свёртывание соборных реформ. Когда же он вдруг оказывал покровительство прогрессистам из общины святого Эгидия, мгновенно рождалось предположение об изменении линии Святого престола. Но Иоанн Павел II на всё смотрел через призму евангелизации, его вообще не интересовала политическая позиция той или иной организации, пока она не допускала нечто, противоречившее, на его взгляд, учению церкви.

Он прекрасно понимал, что его визиты используют в своих интересах лидеры с подмоченной репутацией. «Это не исключение, а правило», – заявил он по пути в Чили, где должен был встретиться с Пиночетом. Любой римский папа является единственным в своём роде государственным лидером, который стоит выше политических конфликтов и обладает неоспоримым моральным авторитетом. Поэтому если глава какой-либо страны попадает в трудную ситуацию и ему надо поднять свой престиж, самое простое средство – пригласить к себе римского первосвященника.

Но надо понимать, что поездки Иоанна Павла II не были политическими вояжами, они были паломничествами. Совершая их, Иоанн Павел II поддерживал ростки христианизации. При этом он различал диктатуры временные и созданные системой. К последним он, судя по всему, относил диктатуры фашистские и коммунистические, а ко временным – все остальные. Иоанн Павел II одинаково охотно посещал страны и с левыми, и с правыми диктатурами, но всё же оказывал предпочтение правым (хотя и критиковал их), поскольку те были настроены решительно антикоммунистически.

Что интересно, в 1990-х, на волне критики либерализма, Иоанн Павел II вдруг начал позитивно отзываться о некоторых сторонах марксизма, а его речь 1993 года в Рижском университете ватиканист Т. Шульц и вовсе окрестил «Посткоммунистическим манифестом».

Встречи с советскими руководителями имели конкретную цель – легализовать униатов и добиться облегчения положения католиков. Это была игра, затеянная ещё при Иоанне XXIII, когда СССР протянул руку Апостольской столице, поскольку та активно выступала против гонки вооружений. Москва пыталась таким образом заключить союз с Ватиканом против США. В свою очередь Святой престол готов был на многое закрыть глаза ради установления дипломатических отношений, но в случае с СССР и Румынией камнем преткновения стала проблема греко-католиков. При Иоанне Павле II к ней добавилась проблема «Солидарности». Последний раз советская верхушка попыталась договориться с Ватиканом в начале 1985 г., после того как Иоанн Павел II провёл научную конференцию об использовании космического пространства в военных целях, причём, в ней участвовали и учёные из СССР. Конференция оказалась настоящей антирейгановской демонстрацией, хотя у самого римского папы установились весьма близкие отношения с тогдашним главой США. Когда генеральным секретарём ЦК КПСС стал М.С. Горбачёв, он выдвинул идею общеевропейского дома, созвучную идее Войтылы о двух лёгких Европы. Вопрос о «душевном союзе» против Вашингтона был снят с повестки дня, т.к. Горбачёв, к радости Иоанна Павла II, взял курс на окончание «холодной войны». Оставалось решить проблему униатов, что и было сделано 1 декабря 1989 г., после встречи советского лидера с понтификом. Обе стороны тогда пошли на уступки: Горбачёв согласился впредь улаживать вопросы, касавшиеся положения католиков, напрямую с Апостольской столицей, без посредничества Московской патриархии (на чём та сильно настаивала), а Иоанн Павел II обещал не ставить во главе советских униатов эмигрантов.

А.С. Давайте теперь поговорим об Иоанне Павле II как о миротворце. Ещё во время Второго Ватиканского собора в 1962 году польские епископы, включая К. Войтылу, опубликовали открытое письмо к немецким епископам с призывом к национальному примирению, выраженному в словах: «Мы прощаем и просим прощения». Став римским папой, он сыграл реальную роль в прекращении британско-аргентинской войны 1982 г., занимался он и ближневосточным урегулированием и к тому же публично выражал негативное отношение Ватикана к американо-британскому вторжению в Ирак. А его визит в Иран помог этой стране выйти из внешнеполитической изоляции. Можно ли его считать крупным миротворцем? Расскажите поподробнее о его усилиях с целью урегулирования межэтнических и межконфессиональных конфликтов на пространстве бывшей Югославии.

В.В. Действительно, обращение польских епископов к немецким в конце 1965 г. сыграло важнейшую роль в преодолении вековечной вражды и способствовало позднейшему выстраиванию единой Европы. Но если говорить о миротворческих усилиях самого Иоанна Павла II, то результаты их крайне скромны. Собственно, вмешательство римского папы предотвратило лишь одну войну – чилийско-аргентинскую. Это произошло в самом конце 1978 г., когда две страны чуть не открыли боевые действия из-за старого спора о принадлежности островов в проливе Бигл. Надо отдать должное Иоанну Павлу II, который, едва взойдя на Святой престол, откликнулся на просьбу Пиночета и отправил своего посланника разрулить конфликт. Если бы Ватикан постигла неудача, это сильно подпортило бы репутацию наместника святого Петра – всё-таки обе противоборствующие стороны исповедовали католичество.

В дальнейшем никакие призывы Иоанна Павла II не помогли остановить ни одно вооружённое столкновение. Фолклендская война завершилась победой Великобритании, где как раз в те дни, по совпадению, находился с паломничеством Иоанн Павел II. Его поездка в Аргентину, совершённая сразу после войны, была вынужденным шагом – поначалу в тот год римский папа не собирался лететь в Южную Америку. В Иране Иоанн Павел II не был, в Ирак он не попал из-за санкций, наложенных на страну после оккупации Кувейта. А его тщетные призывы к народам Боснии и Герцеговины прекратить кровопролитие политический консультант Министерства обороны США Эдвард Люттвак назвал в феврале 1994 г. показухой: «Если Ватикан не в силах заставить отказаться от насилия даже католиков, на каком основании он призывает к этому других?».

И уж совсем постыдной оказалась роль католической церкви во время резни в Руанде. Как уже говорилось, в случае с Африкой Иоанн Павел II смотрел сквозь пальцы на политическую деятельность слуг Божьих, но здесь это обернулось против него, т.к. главой правящей партии в стране долгое время был примас руандийской церкви. Римский папа привык судить о положении дел в том или ином регионе со слов местной церковной иерархии, а та, разумеется, далеко не всегда снабжала его объективной информацией. Это, кстати, сыграло с ним злую шутку в Польше, когда там в 1993 г. победили на парламентских выборах левые, и епископат принялся слать в Ватикан тревожные депеши о том, что к власти вернулись коммунисты, которые наверняка опять развернут репрессии против церкви (чего так и не случилось). С Руандой вышло совсем печально, поскольку тамошние иерархи (все поголовно принадлежавшие к народу хуту) благословили резню представителей народа тутси. Иоанн Павел II далеко не сразу разобрался в происходящем, решив со слов епископов, что в Руанде начались гонения на высшее духовенство (тутси, по очевидным причинам, занимали антиклерикальную позицию). А когда со временем к нему пришло осознание произошедшей трагедии, он ни словом не осудил позицию своих подчинённых – епископов хуту (впрочем, не стал провозглашать их и мучениками, хотя некоторые из них, включая примаса, пали от руки тутси).

Очень громко звучал голос понтифика перед обеими Иракскими войнами. Вообще Иоанн Павел II отвергал войну как средство решения проблем. Со временем он, кажется, эволюционировал в пацифиста, хотя ещё в начале восьмидесятых под впечатлением военного положения у себя на родине одобрил размещение американских ракет средней дальности в Европе. Доктрина церкви допускает оборонительную войну, как, например, и убийство при самозащите, и папа Войтыла никогда не осуждал этого, но на практике мы не увидим ни одного случая, когда он где бы то ни было соглашался с военной операцией. То же и со смертной казнью: понтифик не призывал к её отмене, лишь говорил, что развитие пенитенциарной системы делает смертную казнь всё менее необходимой, и при этом несколько раз обращался к власть имущим с просьбой отменить смертные приговоры в отношении тех или иных преступников.

В рождественском послании «городу и миру» в 1990 г. Иоанн Павел II повторил слова Пия XI из проповеди 1939 г. о том, что война – это «дорога без возврата». Первая Иракская война, правда, оказалась совсем не похожей на ирано-иракскую, как опасался понтифик, но это не помешало ему столь же резко выступить сначала против бомбёжек Ирака англо-американской авиацией в 1998 г., а затем и против второй войны в заливе. Что интересно, римский папа осудил и военную операцию НАТО против Югославии в 1999 г., но не из сочувствия к сербам, а потому, что увидел в этом разрушение системы международных отношений. Иоанн Павел II настаивал, чтобы подобные решения принимались на уровне ООН, а блок НАТО, по его мнению, следовало вообще распустить сразу после распада Организации Варшавского договора. В случае второй войны в Ираке голос Апостольской столицы звучал уже в унисон с многочисленными голосами противников войны по всему миру. По словам «Нью Йорк таймс», в феврале 2003 г. Ватикан превратился в настоящий «перекрёсток дипломатии». Важность его как серьёзного фактора в дипломатических манёврах подчёркивалась ещё и тем, что министром иностранных дел Ирака в то время был Тарик Азиз, который, как униат, принадлежал к пастве Святого престола. Однако и в этом случае, как и во всех прочих, Апостольская столица не смогла предотвратить войну.

А.С. Давайте поговорим и о об отношении Иоанна Павла II к миру науки и научно-техническому прогрессу. Именно по его настоянию, например, католическая церковь реабилитировала Г. Галилея…

В.В. Вообще говоря, Иоанн Павел II был равнодушен к естественным наукам, но интересовался ими, чтобы получить аргументы в спорах с атеистами. Пример ему подал один из преподавателей в семинарии, К. Клусак, который после войны на страницах лояльной властям католической прессы вёл споры с марксистами, опираясь на достижения науки. Войтыла тоже в своих лекциях для студентов, прочитанных в 1949 г., взялся доказывать наличие души не богословскими аргументами, а научными, широко использовав данные неврологии и физиологии. Обширные знания по физиологии он применил и в книге 1960 г. «Любовь и ответственность». Став архиепископом, он с помощью своих подопечных из среды учёных наладил контакт со многими краковскими физиками и инженерами, и регулярно, четыре-пять раз в году, встречался с ними, как правило, по случаю защиты чьей-нибудь диссертации.

Стремление соотнести богословие и научные данные отнюдь не делало его белой вороной среди людей церкви (разве что среди земляков из клира). Это вообще была одна из характерных черт «новой теологии», которая сначала осуждалась Святым престолом, а на Втором Ватиканском соборе превратилась в магистральное направление богословской мысли. С некоторыми из её представителей (И. Конгаром, А. де Любаком) Войтыла свёл там близкое знакомство.

Став понтификом, Иоанн Павел II уже 5 ноября 1978 г. собрал кардиналов и поставил перед ними, среди прочего, задачу оживить работу Папской академии наук. А cпустя пять дней, 10 ноября, Иоанн Павел II произнёс речь в честь столетнего юбилея со дня рождения А. Эйнштейна, заодно предложив пересмотреть дело Г. Галилея. В 1987 году он созвал в Кастель Гандольфо целую научную конференцию в ознаменование 300-й годовщины публикации Исааком Ньютоном «Математических начал натуральной философии».

В то же время Иоанн Павел II оставался закоренелым консерватором. В энциклике 1998 г. Fides et ratio («Вера и разум») он высказался ни много ни мало за то, чтобы опять подчинить науку религии, как это было в Средние века. Понтифик писал, что философия, к сожалению, давно уже переключилась с изучения бытия на изучение процесса мышления, тем самым усомнившись в возможности разума постичь реальность. Это привело к разрыву связей рассудка с религией: многие теперь считают, что вера не нуждается в подпорках науки, а наука (вернее, философия) для свободного развития якобы должна быть избавлена от влияния веры, поскольку вера настаивает на существовании незыблемых истин, философия же таковые отвергает. В результате мы имеем размывание морали и нравственности в обществе, которое не понимает цели своего существования (ибо цель даётся верой). Таким образом, человечество, с одной стороны, получает безграмотных фанатиков, не признающих ценности разума, с другой же — циничных интеллектуалов, презирающих общечеловеческую мораль. Это очень опасно, так как ведёт к распространению всякого рода порочных явлений и угрожает самому существованию цивилизации: безнравственные политики, имея в своих руках ядерное оружие, запросто могут погубить планету. Чтобы этого не случилось, вера и разум должны идти рука об руку.

Другими словами, для папы Войтылы наука была ценна не сама по себе, а как средство доказательства божественных истин. Впрочем, о его гибкости в этом вопросе свидетельствует как раз пересмотр дела Галилея. Для Иоанна Павла II это был прецедент: теология не должна противоречить науке. Если что-то доказанное учёными не вписывается в богословские представления, следует пересмотреть эти представления, а не преследовать учёных.

А.С. Вспомним эпизод начала 1980-х годов, едва не закончившийся для папы трагически – речь идет о покушении на него, совершенном террористом Агджой. Кто стоял за этим? Что говорят новейшие исследования по этой теме?

В.В. К сожалению, расследование покушения быстро утонуло во взаимной информационной войне и погоне за сенсациями. К тому же, Италию на рубеже 1970-х – 1980-х гг. вообще лихорадило, громкие скандалы и загадочные трагедии случались там чуть ли не каждый год. Достаточно вспомнить убийство Альдо Моро, внезапную смерть Иоанна Павла I, взрыв на вокзале в Болонье, дело масонской ложи «Пропаганда 2», похищение генерала Дозиера, крах банка Амброзиано и исчезновение Эмануэлы Орланди. Всё это происходило на фоне «малой гражданской войны» между «Красными бригадами», неофашистами и мафией, сопровождаемой отстрелом известных политиков и журналистов. И нельзя забывать, конечно, о «холодной войне», которая пошла на новый виток после ввода советских войск в Афганистан и появления в Польше движения «Солидарность». Папа-поляк оказался в средоточии этой борьбы.

Покушавшийся на Иоанна Павла II турок Мехмет Али Агджа принадлежал к запрещённой у него на родине пантюркистской организации «Серые волки» и находился на нелегальном положении после бегства из тюрьмы, куда он попал за убийство главного редактора леволиберальной турецкой газеты «Миллиет». Что интересно, как раз эта газета в 1979 г. опубликовала обращение Агджи к Иоанну Павлу II, в котором террорист называл римского папу предводителем крестоносцев и грозил ему смертью, если нога понтифика ступит на турецкую землю. Как известно, понтифик не испугался и всё-таки посетил тогда Турцию.

Перед тем, как перебраться в Европу, Агджа побывал в Иране и Сирии. Затем, после сентябрьского переворота 1980 г. в Турции, Агджа вместе с другими «серыми волками» транзитом через Болгарию (где он провёл около месяца) перебрался в Италию, после чего с неизвестной целью посетил Тунис и Мальорку, и наконец прибыл в Рим с «Браунингом» и тремя миллионами западногерманских марок в качестве платы за покушение, полученной от одного из боссов турецкой мафии в ФРГ Бакира Челенка.

По своей ли инициативе Челенк «заказал» Агдже понтифика или являлся чьим-то посредником, осталось неизвестным – он умер в турецкой тюрьме в октябре 1985 г. Однако на протяжении 1980-х гг. всплывало всё больше обстоятельств, показывавших, что Агджа действовал не в одиночку. В мае 1985 г. на пограничной нидерландской станции Фенло был схвачен ещё один «серый волк», Самет Арслан, у которого нашли «Браунинг» из той же серии, что и пистолет Агджи. Причём, как раз в мае Иоанн Павел II совершал паломничество по странам Бенилюкса, а значит, Арслан оказался там не случайно.

В 1985 г. швейцарское правосудие арестовало соратника Агджи Орала Челика, который вместе с ним находился на площади святого Петра в день покушения. Однако арестовали его не за это, а за торговлю наркотиками и проживание по поддельным документам (он выдавал себя за курдского беженца). Спустя три года Челик был передан итальянским следователям. В 1988 г. французы экстрадировали в Швейцарию бывшего сотрудника турецких спецслужб Абдулу Чатлы, тоже члена «Серых волков», некогда организовавшего побег Агджи из турецкой тюрьмы. Чатлы, как и Челик, пользовался паспортом на имя курдского беженца и тоже занимался наркоторговлей, а кроме того, планировал теракты против армянских националистов. В 1990 г. он сбежал из Швейцарии в Турцию, и лишь тогда открылось, что и Челик, и Чатлы – соратники Агджи по организации «Серые волки». Следствие не смогло доказать причастность Челика и Арслана к покушению 1981 г. и оба они были выдворены в Турцию.

У «Серых волков» были налажены связи с сицилийской мафией, которая через них получала героин с Ближнего Востока. Кроме того, их услугами пользовалась болгарская внешнеторговая фирма Кинтекс, работавшая под колпаком своей разведки. Кинтекс нелегально торговала с итальянцами оружием, сигаретами, а также, вполне возможно, и наркотиками. Это объясняет, почему «серые волки» бежали после переворота именно через Болгарию. Но длительное пребывание Агджи в Болгарии запустило версию об участии Софии в покушении на римского папу. В ноябре 1982 г. был арестован сотрудник авиакомпании «Балкан» Сергей Антонов. Суд над ним, длившийся с мая 1985 по март 1986 гг., закончился тем, что болгарин был отпущен за отсутствием улик. Всё говорит о том, что Антонов случайно попал под подозрение – по своему психологическому складу он никак не походил на разведчика и после возвращения на родину из-за расстроенных нервов сразу ушёл на пенсию. Какое-то, неясное пока отношение к «Серым волкам» имели и французские спецслужбы – именно они снабдили Чатлы и Челика паспортами на другие имена.

В общем, вокруг покушения сплелись интересы самых разных структур. Сам Агджа поначалу называл себя членом палестинского левого подполья, но настаивал, что организовал покушение в одиночку. Затем, в ходе допросов итальянскими следователями и контрразведчиками, «признался», что выполнял поручение болгарской разведки, которая, как тут же предположили следователи и журналисты, действовала не сама по себе, а с подачи КГБ. Тот факт, что Иоанн Павел II служил знаменем движения «Солидарность», очень хорошо укладывался в эту версию. К тому же, в Польше почти одновременно с покушением на него скончался от рака кардинал Вышиньский, и такой двойной удар мог действительно на некоторое время ослабить польскую католическую церковь.

Но после допроса болгарскими следователями, прилетевшими в Рим в октябре 1983 г., Агджа дезавуировал своё признание, зато принялся выдавать одну сенсацию за другой, изображая дело так, будто он был замешан чуть ли не во всех политических скандалах в Италии тех лет. Наконец, он провозгласил себя Иисусом Христом, и тут уже стало ясно, что это просто неуравновешенный человек, страдающий комплексом Герострата. В конце декабря 1983 г. его посетил в тюрьме Иоанн Павел II, после чего террорист перестал интересовать кого-либо, кроме следователей. Отныне имя Агджи появлялось в основном в связи с судебными процессами над его соратниками и над Антоновым.

Есть, однако, версия, что Агджа симулировал сумасшествие, видя в этом последний шанс выйти из тюрьмы. Дело в том, что его показания до лета 1983 г. чётко укладывались в схему «болгарского следа», которую ему, не исключено, действительно подкинули итальянские следователи. Но в июне 1983 г. была похищена дочь сотрудника Префектуры Папского дома Эмануэла Орланди, которую неизвестные предложили обменять на Агджу. Вокруг этого дела сейчас тоже наросло немало загадок, потому что Эмануэла так и не была найдена. Её похищение, как и выстрелы Агджи, стало разменной монетой в информационной войне ЦРУ, Штази, итальянских и болгарских спецслужб, с подачи которых тогда возник целый ряд фантомных террористических организаций, наперебой бравших на себя ответственность за похищение девушки. Лишь в 2012 г. появилась зацепка, указывавшая на возможное участие в этом деле римского криминалитета, а конкретно – банды Мальяна, имевшей выходы на высших сановников Ватикана. Если это правда, то можно выдвинуть догадку, что эти лица, действуя по просьбе «серых волков» (о связях которых с мафией говорилось выше), организовали похищение дочери важного гражданина Ватикана, чтобы вызволить Агджу. Когда же обмен не состоялся, Агджа потерял надежду на своих сообщников и решил действовать самостоятельно.

Как известно, он был освобождён в 2000 г. по просьбе понтифика, затем отсидел ещё 10 лет в турецкой тюрьме и наконец вышел на волю. Сейчас ему, вроде бы, уже ничего не мешает рассказать правду. В книге воспоминаний, опубликованной в 2013 году, Агджа сообщил, что проходившие с ним по одному делу болгары и турки не имели отношения к покушению на римского папу. Казалось бы, правда вышла на свет. Однако нет! Там же Агджа приписал организацию покушения аятолле Хомейни, с которым якобы встретился во время пребывания в Тегеране. Излишне говорить, что такой встречи никогда не бывало. Таким образом, эта история ещё ждёт своего выяснения.

А.С. Насколько внимательно понтифик следил за положением на родине после падения коммунизма, поддерживал ли связи с польской элитой, давал ли советы, следовали ли его советам?

В.В. Иоанн Павел II постоянно держал руку на пульсе событий в Польше. Он совершил целых 8 паломничеств на родину – больше, чем куда бы то ни было ещё, кроме Италии. В социалистические времена, разумеется, он не мог напрямую влиять на правящую элиту, но после смены строя власти в Варшаве жили, если можно так выразиться, с оглядкой на Святой престол. Первую международную поездку каждый премьер традиционно совершал в Ватикан. Когда в 1995 г. из Апостольской столицы не пришло поздравление новоизбранному президенту А. Квасьневскому, это было немедленно воспринято как знак. Пресс-секретарь римского папы Х. Наварро-Вальс отделался заявлением, что Святой престол не комментирует выборы в других странах. Однако для всех было очевидно, что римский папа не одобрил выбор поляков. Левому президенту Квасьневскому стоило больших усилий добиться аудиенции святого отца.

Парадоксально, но отношение поляков к своему понтифику в девяностые годы ухудшилось, хотя Иоанн Павел II не менял риторику. Просто когда он выступал против коммунистов, все воспринимали это как борьбу за свободу Польши. А когда после завоевания этой свободы понтифик продолжил говорить то же самое, многие люди отказались его понимать.

Но Иоанн Павел II выступал против коммунистов не только потому, что они помогали держать его родину под контролем Москвы, но ещё и потому, что отвергали Христовы заповеди. Когда социализм рухнул, пришло время построить, наконец, подлинно католическое государство. Так он считал. Но значительная часть поляков не разделяла такого мнения. Поэтому когда римский папа начал выступать с подобными призывами во время очередного паломничества в 1991 г., приём был холодный, а правительство либерала Белецкого даже обратилось к нему с просьбой отменить отдых в Татрах, чтобы не отягощать бюджет. Досада после той поездки не отпускала понтифика долгие годы.

На это наслоился затяжной конфликт из-за легализации абортов. Иоанн Павел II ставил это условием заключения конкордата и в конце концов добился своего (ныне Польша – единственная страна Европы, где аборты почти полностью запрещены). Но этому долгое время противились левые депутаты Сейма. Вопрос конкордата использовали в политической борьбе. Когда в июле 1993 г. правительство подписало его, телевидение передало сообщение об этом в критичном духе, да ещё с рядом неточностей, которые потом долго гуляли по Польше.

Много лет тянулся конфликт и вокруг кармелитского монастыря в Аушвице. Римскому папе пришлось дважды вмешаться в него, пока в 1993 г. вопрос окончательно не был закрыт. Правда, вместо монастыря монахини установили возле концлагеря крест, что вызвало новые длительные препирательства с евреями.

В общем, свободная и независимая Польша, о которой римскому папе грезилось при коммунистах, вышла совсем не похожей на ту, что получилась в итоге. Вдобавок в 1993 г. наследники коммунистов победили на парламентских выборах, а в 1995 г. – на президентских. Иоанн Павел II тогда в сердцах бросил, что больше не приедет в Польшу. Он всё же заглянул в мае 1995 г. на окраину страны, в Цешинскую Силезию, но обратился с призывом к изумлённым соотечественникам встать на защиту свободы религии, якобы находящейся под угрозой (чувствовалось влияние польского епископата).

Когда в 1996 г. «лагерь Солидарности» вновь сплотился, чтобы взять реванш, десять тысяч его сторонников слетелись на День независимости 11 ноября в Рим и под слаженное пение религиозного гимна вступили под своды базилики святого Петра. В свою очередь левое правительство организовало, пожалуй, самый лучший из всех предыдущих приём Иоанна Павла II во время его очередного паломничества на родину в 1997 г. То есть, противоборствующие стороны продолжали искать поддержки святого отца, потому что его голос мог сказаться на итогах выборов.

А два больших юбилея – двадцатилетие понтификата в 1998 г. и двухтысячелетие Благой вести в 2000 г. – превратились в настоящие дни Польши в Риме. Не только масса простых поляков, но и весь политический бомонд страны, вне зависимости от партийной принадлежности, счёл своей обязанностью посетить Ватикан и выразить уважение Иоанну Павлу II.

В последний раз использовать влияние римского папы польские власти пытались в 2002 г., когда очередной левый премьер взялся уговаривать понтифика назначить свой приезд в Польшу на дни, предшествующие референдуму о вступлении страны в ЕС. Иоанн Павел II был известен своим евроэнтузиазмом, и правительство хотело использовать это, чтобы убедить земляков проголосовать «правильно». Надежды властей не сбылись: стремительно дряхлевший понтифик поспешил увидеть родину в том же году, потому что боялся просто не дожить до следующего, когда должен был состояться референдум. На итогах голосования, как известно, это не сильно сказалось: жители страны всё равно выступили за вхождение в единую Европу.

А.С. Был ли Иоанн Павел II действительно крупным политиком конца XX в. и в чем его значение как политика? Как память о нем сохраняется сегодня в Польше? Можно ли говорить о том, что он стал для поляков одним из национальных символов?

В.В. Разумеется, в Польше Иоанн Павел II – символ номер один, с которым может соперничать разве что Пилсудский (как по популярности, так и по числу памятников). Но культ римского папы породил в Польше и обратную реакцию: в стране регулярно выходят разоблачительные работы о папе-поляке, есть даже отдельная Вики-статья «Критика Иоанна Павла II». Понтифик значительно более популярен среди старшего поколения, чем среди младшего, а его подход к частной жизни и нравственности не разделяют две трети жителей страны. Но при этом мало кто из поляков сомневается, что именно Каролю Войтыле они обязаны освобождением от коммунизма. Даже В. Ярузельский говорил, что без паломничества Иоанна Павла II в 1979 г. не случилось бы «Солидарности».

Был ли Иоанн Павел II крупным политиком? Едва ли уместно так ставить вопрос. Можно ли назвать крупными политиками Елизавету II и Далай-ламу XIV? Всё-таки религиозный лидер, как и британский монарх, – это политический деятель особого типа, к которому нельзя подходить с общей меркой. В те периоды, когда какая-либо страна надеется использовать Ватикан в своих интересах, значение Святого престола возрастает. Не случайно же А.А. Громыко регулярно встречался с римскими папами, а после смерти Павла VI Л.И. Брежнев поставил перед советским МИДом задачу установить дипломатические отношения с Апостольской столицей. Президенты США Д. Картер и Р. Рейган состояли в оживлённой переписке с Иоанном Павлом II, делясь с ним самой конфиденциальной информацией. Не случайно также его настойчиво приглашали к себе как лидеры-единоверцы, вроде Пиночета и Маркоса, так и главы некатолических государств, например, президенты Грузии и Украины, король Марокко, кубинский вождь (коммунист в католической стране) и правительство Израиля.

Я бы сравнил Ватикан с маленькой гирькой, которая сама по себе, возможно, не очень тяжела, но в придачу к другим факторам способна изменить соотношение сил. Нельзя забывать также, что Ватикан совершенно иначе смотрит на мировую политику. «Мы здесь мыслим в категориях столетий», – заявили однажды в римской курии биографу Иоанна Павла II Д. Вейгелу. Святой престол – это та вода, которая точит камень. Польский писатель Г. Сенкевич закончил роман «Камо грядеши» такими строками: «И вот ушел в прошлое Нерон, как проходят ветер, гроза, пожар, война или мор, а базилика Петра на Ватиканском холме доныне царит над Римом и миром». Режимы и даже государства приходят и уходят, а Святой престол остаётся, чтобы взять своё в благоприятный момент.

Именно с этой точки зрения и следует оценивать Иоанна Павла II как политика. Когда при нём случился очередной благоприятный момент, Апостольская столица воспользовалась им сполна: восстановила позиции римско-католической церкви в бывшем советском блоке, возродила Украинскую греко-католическую церковь, способствовала улаживанию чилийско-аргентинского конфликта, признанию Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Восточного Тимора. Наконец, Иоанн Павел II сумел разорвать негласный союз значительной части итальянского духовенства с мафией.

Сам по себе Ватикан мало что может сделать. Когда нужда в нём отпадает, снижается и его влияние. Например, госсекретарь Д. Буша-старшего Д. Бейкер в своих воспоминаниях вообще ни разу не упомянул Иоанна Павла II. Но кто сейчас помнит этого Бейкера? А Святой престол всё так же на посту и внимательно наблюдает за происходящим в мире. Придёт время, и он вновь окажется в победителях. Например, пробьёт китайскую и северокорейскую стены, чего не удалось сделать Иоанну Павлу II. Не приходится сомневаться, что рано или поздно сбудется и ещё одна мечта папы-поляка – посетить Россию. Первые шаги к этому уже сделаны – это визит патриарха Кирилла в Польшу в 2012 г. и его встреча с папой Франциском в аэропорту Гаваны в 2016 г. Но когда римский папа ступит на российскую землю, это произойдёт не благодаря его политическим талантам, а в силу удачно сложившихся обстоятельств, которыми Святой престол без сомнения воспользуется. Апостольская столица сильна своим бессмертием. Не случайно же она расположена в Вечном городе.