Скрипач Гидон Кремер всегда предпочитал идти против течения: в СССР исполнял музыку непопулярных, а то и полузапрещенных композиторов, в 1980 году остался на Западе, где мог получить необходимую творческую свободу. Он — неисправимый нонконформист во всем, что касается музыки. О ней он всегда пишет интересно и, можно сказать, захватывающе. Значительная часть его новой книги — это бескомпромиссная критика коммерциализации серьезной музыки, сращения ее с шоу‑бизнесом. Свои мысли на эту тему Кремер сформулировал в виде писем некоей молодой пианистке (как знать, может и реально существующей). Этот раздел — настоящее творческое и философское кредо зрелого музыканта. Обращаясь к девушке, только начинающей карьеру музыканта, он предостерегает ее от чрезмерного увлечения различными искушениями артистического мира — фестивалями, широко разрекламированными концертными программами и турне. Это не просто советы старого мастера, как он сам себя называет, это жизненные принципы, десятилетиями выработанная позиция. Кремер пишет в этом разделе об истинных и мнимых звездах, о затейниках и подвижниках, об опасности имитации, рутины и глянца, о том, что настоящий художник не может позволить манипулировать собой.

Эти же свои твердые убеждения Гидон Кремер отстаивает и в других текстах, включенных в книгу. В путевых записках много гастролирующего музыканта и организатора фестивалей. В эссе‑зарисовках о музыкальной и околомузыкальной жизни разных стран мира. В очерках о выдающихся исполнителях, композиторах и дирижерах, с которыми ему довелось работать. Особым чувством пронизана мемуарная глава об учителе — Давиде Ойстрахе: «Во всех мною услышанных выступлениях последних лет — будь то премьеры сочинений Шостаковича, дуэты со Святославом Рихтером или симфонии Брамса, которыми он дирижировал, — его исполнение всегда было проникнуто стремлением к равновесию, к совершенству. <…> Понимали ли мы сами, к кому мы приходим за советом и помощью? Скорее всего, нет. Мы просто чувствовали: вот тот, кто всегда сможет помочь».

Современный мир добавляет новые нюансы в жизнь музыканта. Для человека с тонким слухом каждое устройство, издающее звуки, — серьезный раздражитель. Не случайно Кремер посвящает несколько страниц своим взаимоотношениям с телефонами — от внутренней связи в гостиницах до новейших мобильных гаджетов. Автор, к примеру, так и не смог пока привыкнуть к функции переключения на другой вызов. «Отныне собеседник может прямо посередине фразы внезапно объявить: “Простите, меня вызывают по другой линии” — и на некоторое время как бы провалиться сквозь землю. Иногда он даже ничего не говорит — вы внезапно слышите в трубке концерт Моцарта или полную тишину и предоставлены самому себе. Ничей механический голос не докладывает, когда вами снова займутся. Лишь щелчки в аппарате, при заокеанских разговорах звучащие особенно отчетливо, напоминают о том, что доходы почты, отеля или телефонной станции продолжают расти и в эти решительно ничем не заполненные минуты». Аргументы защитников рациональности и деловитости Кремер признаёт по‑своему убедительными, но у музыкантов — свои резоны. Автор книги вспоминает, что Глен Гульд, Артур Рубинштейн и Владимир Набоков предпочитали оставаться недосягаемыми для звонков. «Кто знает, может быть, я и приду когда‑нибудь к тому же мнению. Пока еще отзываюсь».

Кремер много повидал за почти полувековую карьеру. Он играл и в советских колхозных клубах, и в лучших филармонических залах мира. В своей книге он пишет о «творческой кухне» скрипача, о том, как ведут себя крупные музыканты на гастролях, перед выступлениями, в быту. Особое внимание он уделяет атмосфере во время концертов. В эпоху гаджетов в тишину нередко вторгаются различные звуки, с которыми исполнители с переменным успехом борются. Автор составил своего рода «рейтинг» шумов, мешающих профессиональному музыканту. А в конце 1970‑х Кремер в одном американском концертном зале стал свидетелем демонстрации активистов, призывавших правительство СССР разрешить свободный выезд евреев из страны. Сталкивался он в ту пору во время концертов и с призывами предоставить независимость Латвии (Кремер — уроженец Риги). Для читателя, интересующегося музыкой и общественной атмосферой последних десятилетий, в «Признаниях миражиста» найдется много любопытного. Интересен и сам формат книги — собрание «миражей», разножанровых текстов, говорящих очень важные вещи о большой музыке.

Андрей Мирошкин