non/fiction 2021: выбор «Полки» (книги «НЛО» в большой подборке)

Линор Горалик. Имени такого-то
Новое литературное обозрение

В основу нового романа Линор Горалик легла реальная история эвакуации психиатрической больницы имени Алексеева (она же Кащенко) в 1941 году, когда немцы подходили к Москве. Около 500 пациентов и 100 человек медперсонала погрузились на две баржи и долго плыли в поисках пристанища, еды и медикаментов остро не хватало, на баржах вспыхивал то пожар, то дизентерия — как гласит отчётная записка ответственного за эвакуацию: «Условия были нечеловеческими».

«Имени такого-то» — аллегория нечеловеческой природы войны. Люди здесь механизируются: на место оторванной руки солдату пришивают сапёрную лопатку. Зато механизмы оживают: маленькой зенитке, переминающейся «с одной слоновьей ноги на другую», зенитчик чешет шею и делит с ней кашу. Сбитая немецкая самолётица со стрекозиными надкрыльями и стальной кабиной пахнет «одновременно машинным маслом и отвратительной нелюдской органикой» («Говорит, наши «жужелки» против их «хуммелей» — говно»). В этом романе Горалик соединила две темы, пугающие её, по её словам, до замирания, — войну и безумие, создав одновременно фантасмагорию и историческую реконструкцию: как охарактеризовала эту книгу Полина Барскова — «перед нами производственная драма в аду». — В. Б.

Вадим Михайлин. Бобёр, выдыхай!
Новое литературное обозрение

Антрополог Вадим Михайлин пытается разобраться, почему в Советском Союзе были так популярны анекдоты о животных: он прослеживает их происхождение от анималистических сказок (в том числе «заветных» — непечатных), разбирается в советском бестиарии и сопредельных областях: среди героев книги — не только Волк, Медведь, Заяц, Бобёр и Лиса, но и распутная Красная Шапочка или обкуренный Крокодил Гена. Михайлин рассматривает прагматику анекдотического жанра: в советских условиях он был в первую очередь направлен на снятие пафоса, а «животная» тема гарантировала исполнителю анекдота по крайней мере психологическую безопасность; позднесоветский анекдот, кстати, сильно отличается от раннесоветского. Помимо исследовательской ценности, у этого издания есть и антологическая: Михайлин собрал внушительный корпус анекдотов, по большей части обсценных, зачастую совершенно идиотских, но порой — зверски остроумных. — Л. О.

Дирк Уффельман. Дискурсы Владимира Сорокина
Новое литературное обозрение

Монография немецкого слависта Дирка Уффельмана рассматривает все основные произведения Сорокина — от «Очереди» и «Нормы» до «Теллурии» и «Манараги» (новейший «Доктор Гарин» в книгу попасть не успел). Задача Уффельмана — показать, как, оставаясь нонконформистом, важнейший прозаик концептуализма превратился из enfant terrible, от чьих текстов волосы вставали дыбом даже у искушённых читателей, в живого классика. Уффельман, в частности, объясняет, что этот статус во многом обусловлен желанием читателей, особенно на Западе, сводить новейшую сорокинскую прозу к уровню политических памфлетов: авангардная составляющая, с которой Сорокин не расставался даже в самых своих поп-ориентированных книгах, здесь отходит на второй план. На самом деле именно её сочетание с политической актуальностью ставит сегодняшнего Сорокина в ряд выдающихся европейских писателей. — Л. О.

Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве
Составители О. Лекманов, И. Симановский
Новое литературное обозрение

«Москва — Петушки» — едва ли не самое популярное произведение неподцензурной советской литературы, но об авторе его известно не слишком много — отчасти, вероятно, по причине кочевого образа жизни Ерофеева, в немалой степени — из-за его обыкновения распространять мифы о себе самом, наконец, потому, что в сознании читателя Венедикт Ерофеев нередко сливается с Веничкой его поэмы. Олег Лекманов и Илья Симановский, в 2018 году написавшие вместе с Михаилом Свердловым биографию писателя («Венедикт Ерофеев: посторонний»), продолжают заполнять лакуну. Цель нового сборника — «представить малоизвестные страницы биографии Ерофеева и дать срез самых показательных работ о его жизни и творчестве». В книгу вошли архивные документы и фотографии, большая часть из которых публикуется впервые: подробно прокомментированные расшифровки бесед на литературном вечере, интервью разных лет, переписка Ерофеева с возлюбленными и друзьями. Особенный интерес представляют его письма к венгерской переводчице Эржебет Вари, единственный развёрнутый авторский комментарий к «Москве — Петушкам». Одна из корреспонденток Ерофеева, Ольга Седакова, специально для сборника написала мемуар о своей попытке опубликовать в СССР «Цветочки святого Франциска Ассизского». Тут же собраны наиболее значительные отзывы на творчество Ерофеева — тексты русских писателей (Виктора Некрасова, Владимира Войновича, Татьяны Толстой, Зиновия Зиника, Виктора Пелевина, Дмитрия Быкова) и статьи критиков и литературоведов. Отметим, что одновременно в «НЛО» вышла книга Светланы Шнитман-МакМиллин «Венедикт Ерофеев» — переиздание основополагающей монографии, которую когда-то одобрил сам её герой. — В. Б.

Марк Липовецкий, Илья Кукулин. Партизанский логос
Новое литературное обозрение

Замысел книги литературоведов Марка Липовецкого и Ильи Кукулина о творчестве поэта Дмитрия Пригова как единого художественного проекта возник сразу после окончания предыдущей книги — «Неканонический классик: Д. А. Пригов» — в 2010 году. За десять лет вышло несколько значительных работ, посвящённых поэту, и два собрания его сочинений. «Партизанский логос» исследует общую эстетическую идею «проекта Д. А. П.» — перформатизм: как художественные практики превращались в игры, каждая из которых ставила под вопрос основания современного искусства? Книга Липовецкого и Кукулина продолжает тенденцию канонизации творческого наследия Д. А. П.: здесь показано, например, как Пригов повлиял на своих современников и авторов младших поколений. Одновременно проблематизируются вопросы, которые выдвигал он сам: в каких формах может существовать современный художник (в том числе в условиях «выхода из андеграунда»)? Как происходит слияние работ и биографического образа? Или, напротив, разграничение сферы поэтического, прозаического и театрального? — Е. П.