«Авангард и психотехника» среди новых книг, отобранных Игорем Гулиным (рецензия, «Коммерсантъ»)

Книга немецкой исследовательницы авангарда Маргареты Фёрингер написана подчеркнуто полемично по отношению к западной традиции восприятия русского революционного искусства. Научные увлечения авангардистов часто воспринимают как дань моде, поэтическую условность, наивный техно-фетишизм — один из многочисленных элементов борьбы с идеализмом старших. Фёрингер утверждает: это не так. Эксперименты авангардистов не просто были вдохновлены новейшими научными открытиями, художники находились в теснейшем диалоге с учеными. Более того, в раннесоветские годы эти профессии смешивались: естественная наука почти неразличимо переплеталась с новаторским искусством, а вместе с тем и с революционной политикой. Все вместе они служили преображению социальной жизни, созданию нового советского человека. В первую очередь Фёрингер интересуется взаимодействием русского авангарда и психотехники.

Изобретенная немецко-американским психиатром Гюго Мюнстербергом, специалистом в области судмедэкспертизы и управления производственными процессами, эта дисциплина была чрезвычайно популярна в начале ХХ века. Психотехника долго была главным конкурентом психоанализа. Вместо вглядывания в глубину бессознательного в ее основе лежало принципиальное упрощение психических процессов — сведение их к элементарным единицам, повторяющимся движениям и рефлексам. Психотехника была идеальной методикой для исследования отношений человека и машины, для построения новой, очищенной от всякой иррациональности системы общественных отношений. Поэтому наука эта приковывала внимание и левых политиков, и революционных художников.

В книге Фёрингер множество сюжетов, но построена она прежде всего вокруг трех героев. Все они оказались немного на периферии авангардистского канона, в тени великих коллег и соперников. Первый — лидер группы архитекторов-рационалистов Николай Ладовский, разрабатывавший причудливые приборы под названием «глазометры», предназначенные для изучения особенностей зрения, а также исследовавший траектории перемещения людей в городском пространстве. Если их конкуренты-конструктивисты исходили из того, что в основе архитектуры должны лежать технические средства, конструкция, обнаженные качества самой материи — бетона, стекла, железа, то рационалисты полагали, что архитектура обязана строиться на изучении восприятия, пространственном воспитании ног и глаза — иначе говоря, на простейших психических функциях, становившихся элементами новой социальной жизни. Студия Ладовского была не обычным проектным бюро, а лабораторией по разработке политической технологии архитектуры.

Второго героя, режиссера Всеволода Пудовкина, обычно помнят как автора бодрых картин о революции, немного вторичных по отношению к фильмам Эйзенштейна и Кулешова. Его кинематографический дебют «Механика головного мозга» — произведение гораздо более новаторское. Формально это документальный отчет об опытах Ивана Павлова, пропаганда передовой материалистической науки. На деле Пудовкин не просто наблюдает за работой павловской лаборатории. Он ставит эксперимент методами самого кинематографа, разрабатывает систему шокирующих приемов, расшатывающих автоматизированное видение и вырабатывающих у самого зрителя новые визуальные рефлексы, аналогичные условным рефлексам Павлова. Монтажный стол и кинотеатр оказываются не только пространствами эстетического и педагогического опыта, но и новыми научными площадками.

Последняя и самая любопытная часть посвящена Александру Богданову — революционеру, философу, оппоненту Ленина, основателю Пролеткульта, автору фантастических романов и медику-экспериментатору. В 1926 году не имевший медицинского образования Богданов открыл Институт переливания крови. На несколько лет его исследования стали не менее обсуждаемыми, чем опыты Павлова и Бехтерева. Богданов был уверен, что постоянным обменом крови можно исправить практически все недуги: молодым привить иммунитет старых, старым — бодрость молодых, лечить болезни тела и духа. Едва ли не главным объектом его борьбы было «советское выгорание» — всеобщая изношенность бурными годами революции.

Опыты эти опирались на большую клиническую традицию, но вместе с тем переливание крови было философским проектом. В основе его лежало разработанное Богдановым учение о «тектологии» — сети структур, организующих весь мир — живое и неживое, материю и культуру. Структуры эти постоянно выходят из баланса и требуют лечения, восстановления связей. У этих связей могут быть очень разные медиумы, работающие, однако, сходным образом. В утопии Пролеткульта основой всечеловеческой сети была культура, в институте ей стала кровь. Как и в авангардистских проектах, вроде экспериментов Ладовского и Пудовкина, в основе богдановского переливания крови лежала интенция радикального преображения общества, создания новых отношений между людьми. Но если авангардисты ограничивались воздействием на психику, то Богданов надеялся проникнуть еще глубже — в саму физиологическую субстанцию человека.