«Новое литературное обозрение» выпустило биографию классика второго русского авангарда, собранную Алеком Эпштейном по многочисленным документальным свидетельствам и следам своих разговоров с Рабиным. В этом заключена как сила, так и слабость книги

От биографии Оскара Рабина, изданной в 2015 году, ожидаешь подхода взвешенного и академического. Кропотливого анализа не только творческого пути, но и исследования контекста, сопоставления фактов и точек зрения, опровержения существующих гипотез и выдвижения новых. По прочтении книги можно констатировать: Алек Эпштейн — великолепный рассказчик. Настоящий добытчик информации, мастер увлекательной компиляции и тщательной проверки фактов. Биография Рабина читается как захватывающая история с любопытными деталями, взятыми буквально отовсюду. Мемуары художников, политиков и общественных деятелей. Беседы с очевидцами событий — личные или опубликованные в разное время. Редкие и малодоступные издания наподобие Искусства под бульдозерами, посвященного легендарной Бульдозерной выставке и составленного в 1976 году коллекционером Александром Глезером. Есть здесь подробности из жизни московских диссидентов, почти детективная история загадочного персонажа Виктора Луи, английского и советского журналиста, сыгравшего существенную роль в санкционированной переправке работ нонконформистов за границу. Не говоря уже о самой выставке под открытым небом в Беляево, разогнанной властями, которая детально препарирована и разобрана по косточкам, картографии (не совсем полной) западных выставок советских художников, первых публикаций о них в Европе и Америке.

В качестве «запечатленной судьбы» книга читается легко. Автор внимательно всматривается в каждый шаг и с почтением ловит каждое слово, произносимое его визави, окружая его любопытными историческими подробностями. Именно здесь кроется слабое место книги. Автор, собравший под ее обложкой столь завидные сокровища, не подверг их почти никакому анализу — за исключением того, что соединил вместе и выложил перед читателем. В логике, зеркально воспроизводящей мнения и взгляды самого Рабина.

Методология биографа оказалась простой: шаг за шагом, он почтительно следует за интересующим его персонажем. Описывая работы Рабина, ретранслирует восприятие их самим художником. Смысл отдельных вещей «укореняет» не в породившем их художественном контексте, а в личной биографии создателя. Даже искусствоведческие работы цитируются Эпштейном только для того, чтобы подтвердить и упрочить нарратив, выстраиваемый в этой непротиворечивой, на первый взгляд, «устной истории».

Биограф столь прочно солидаризуется с точкой зрения того, о ком пишет, что в конце книги сочувственно начинает транслировать взгляды Рабина на «современное» — взятое в кавычки — искусство сегодняшних дней, которое, по мнению художника, «достигнув своей вершины, остановилось, затопталось на месте» и «оказалось в „застое“, со всеми признаками бессилия, который мы вежливо называем „кризисом“» .

Такие формулировки, в которых описана, в частности, коллекция Центра Помпиду, приведены в главах о парижском периоде. Здесь и заканчивается самая интересная часть книги, уступая место рассуждениям (автора и художника) о ностальгии по родине, непризнанности и выключенности из художественной жизни, верности прежним мотивам в картинах, в силу чего, по словам Рабина, в парижских пейзажах ему приходится невпопад подрисовывать Эйфелеву башню, чтобы в улочках Монмартра не усмотрели слякоть московского Лианозово.

Сознательно или нет, но биография подтверждает расхожие мифы о вечной привязанности советских нонконформистов к советскому опыту. Как будто художникам, которым в иммиграции позволили наконец быть собой и заниматься искусством во всей творческой полноте, оказалось нечего добавить к сказанному ранее по ту сторону железного занавеса.
От специалистов, занимавшихся 1960-ми, часто приходится слышать, что сам материал активно сопротивляется систематическому описанию и академической категоризации. Новая книга, посвященная советскому нонконформистскому искусству, очевидно, не претендует на подобные задачи, но служит, скорее, ценным источником и подспорьем для тех, кто предпримет очередную попытку научно обозреть этот период. Невероятно важный для истории российского искусства, но до сих пор все еще мало изученный.