Парадокс творчества: ограничения как способ преодоления границ

 

Новая книга «Вернись и возьми» – рассказ о том, как вы работали врачом в Гане. Как заинтересовались языком ашанти-чви?

Чисто случайно, в Бриджпорте: это такое уникальное место, западноафриканский анклав в штате Коннектикут. Я был окружен носителями языка, эмигрантами из Ганы. Стало ясно, что это судьба: ведь еще будучи студентом-медиком я мечтал поехать в Гану или Нигерию, о которых много читал.

У вас замечательно получается передавать атмосферу совершенно разных мест: был ли у вас еще какой-то опыт с тревел-жанрами?

Я люблю путешествовать и, как выяснилось, писать тревелоги. В 2007 году мне посчастливилось принять участие в этнографической экспедиции по Северному Уралу, где сохранились последние поселения пелымских манси,практически не имевших контакта с цивилизацией. Там было много впечатлений. И я написал путевые заметки для журнала «Октябрь». С тех пор пошло-поехало. Вообще этот жанр сродни творчеству акына: что вижу, о том пою. Прародина поэзии. Так что в некотором смысле тревелог ближе к поэзии, чем к прозе.

Вы признанный поэт, писатель и при этом практикующий врач-онколог. Трудно все совмещать?

Приоритеты расставляются сами собой: медицина – профессия, причем такая профессия, которая обязательно должна стоять на первом месте. Иначе человек не должен ею заниматься. А стихи – это та самая «осознанная необходимость», которая у Спинозы служит определением свободы. К слову, мне кажется, что «свободный художник» – оксюморон. Художника – в смысле сочинителя – определяют его личные ограничения, внутренние барьеры и перегородки. И я думаю, что ограничения внешние (нехватка времени, наличие семейных и профессиональных обязательств) пишущему человеку только на пользу.

Ваши первые стихи были на русском, английском и французском, но сейчас вы выбрали русский. Почему?

Трудно сказать. В современной поэзии есть немало примеров двуязычных поэтов, всех их объединяет вот что: только один язык для них по-настоящему родной, на другом они говорят с акцентом. Родной язык – это точка отсчета, которая дает возможность писать на двух, а иногда и трех языках. У меня наоборот: два родных языка. В Америке я живу с 11 лет, английским владею так же, как русским. Именно из-за этой изначальной раздвоенности в какой-то момент я почувствовал, что надо выбрать что-то одно, и выбрал русский, потому что русская поэзия мне ближе.

Среди ваших заслуг перед литературой есть и антология «Современная русская поэзия в Америке»...

С русской поэзией в Америке в настоящее время дела обстоят лучше, чем когда бы то ни было. Так сложилось, что некоторые из наиболее значительных (и признанных) русских поэтов на сегодняшний день живут в Нью-Йорке или его окрестностях. Вот навскидку: Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Владимир Гандельсман, Вера Павлова, Андрей Грицман, Ирина Машинская, Хельга Ольшванг, Владимир Друк, Григорий Стариковский, Елена Сунцова, Борис Лейви. Далеко не полный список, но он дает некоторое представление. Кроме того, нельзя не упомянуть недавно ушедшего из жизни выдающегося русского поэта Льва Лосева.