23.04.20
Три недели изолятора. Отрывок из книги Елены Макаровой «Путеводитель потерянных»
Делимся с вами отрывком из главы «В щадящем режиме». В нём Елена Макарова ведет диалог с одной из выживших — Эрной Фурман, которая после войны эмигрировала в Америку, стала психоаналитиком и преподавателем в университете. Фрагмент рассказа Эрны Фурман посвящен страшному быту во время эпидемий, которые постоянно случались в гетто Терезин.
Три недели изолятора. Я жутко боялась заразиться. Скарлатину я не подцепила, зато у меня были гепатит и дизентерия. Гепатит — это кошмар. При гепатите нужна строгая диета. Но в лагере выбирать не из чего. Мы и без того голодали.
— Вы были в больнице?
— Нет. Меня сразу определили вожатой к маленьким мальчикам в детдом L-318. Помните мой рисунок комнаты с трехэтажными нарами? А теперь представьте: вы на самом верху, у вас понос, слабость, озноб — и нужно слезть по лестнице, добраться до уборной, а она одна на всех и занята. Крайне неприятно.
— Гепатит заразный, верно? Вы могли всех заразить…
— Многие и заразились. Таков был постоянный фон жизни. Был период, когда у меня были ужасные фурункулы по всему телу. Это продолжалось месяцами. Импетиго, признаки туберкулеза, тяжелый артрит, воспаление тройничного нерва… Серьезные болезни. Помню, у одного ребенка была астма. Я никогда не видела астматиков, понятия не имела, что с этим делать.
— Когда дети болели, плакали, что вы делали?
— Не помню, чтобы многие дети плакали. Знаете, мы жили в постоянной тесноте, ни на минуту не могли остаться наедине с собой. Это сдерживает эмоциональную реакцию. У меня были мальчики от шести до восьми или девяти лет — относительно спокойный возраст. В последнюю лагерную зиму, когда большинство детей уже депортировали, прибыли дети из разных стран. В моей группе были дети из Голландии. Во всяком случае, я помню детское недовольство, гнев, злобу, но плакали мало.
— Вы наказывали детей?
— Нет. Но могла сказать строго: «Так делать нельзя», «Мне это не нравится», «У нас такое не принято», «Нехорошо поступать так с другими» и т. п. Однажды я очень разозлилась на одного мальчика и ударила его. Он меня спровоцировал, и я вышла из себя. Лучше бы я этого не делала. Я, конечно, извинялась перед ним… Меня никогда не били, и я никого не била. Но случилось и это… То есть нет такого, что не может случиться со мной. Возможно, не все чувства удается пережить в полном объеме, но они в нас, мы знаем их вкус. Поэтому я не думаю, что проникнуть в травму другого человека можно лишь при условии, что ты сам перенес подобную травму. Достаточно знать ее вкус.
— Какова была ваша основная работа в L-318?
— Стирка. Стирка и стирка… грязные простыни, одежда. В грязи заводится кишечная палочка, и вот — эпидемия. Когда я заболела всерьез, меня заменили. Но только встала на ноги — мне дали группу мальчиков. И помощницу. Она спала в том же доме, но в другой комнате. Я постоянно стирала. Зимой белье негде было сушить. Но люди испытывают лишения повсюду, не только в лагере. По сей день я говорю Бобу: сегодня великолепный день, можно мыться в горячей воде сколько угодно. Полная ванна горячей воды — это роскошь. Не многие могут себе это позволить!
— Вам удавалось высыпаться?
— Когда не было эпидемий, я спала нормально. Такое случалось, но не каждый месяц.
— Когда вы ходили на лекции и концерты, кто оставался с детьми? Некоторые воспитательницы говорили мне, что им редко удавалось спать ночью.
— Слушайте, я понятия не имею, что происходило в других детских блоках. Мы существовали достаточно обособленно. Хватало своих забот. Вожатые работали посменно, я — всегда с утра.
— У вас был врач в доме?
— Да, в изоляторе на втором этаже, где работала моя подруга — медсестра Хедди. Руди, которому я отдала бабушкино одеяло, был ее возлюбленным. Мы звали его Мистер Бывший. Ему было за сорок, то есть он родился на рубеже веков и прожил в империи Габсбургов до совершеннолетия. Они с Хедди обожали друг друга. Ужасно, что их убили. Так вот, больных детей мы водили в изолятор, он был на другом этаже, вверх по лестнице. Врачей было двое, один вполне себе милый, но не компетентный. Хотя лекарств было так мало, что и компетентный мало чем мог помочь. Второй считался светилом. Кажется, Шварцкопф, но я не уверена. Шварц с чем-то. Помню, он сообщил нам, что началась эпидемия энцефалита. Мы стояли с Хедди перепуганные, а он разглагольствовал о том, какие меры предосторожности он бы принял, находясь на воле. Ничего конструктивного.
— В каких случаях отправляли в больницу?
— При затянувшейся дизентерии, при высокой температуре по непонятной причине, с заболеваниями, которые трудно диагностировать.
