13.05.25
Гвидо Маццони. О современной поэзии
Принцип мультидисциплинарности позволил Маццони сформировать универсальную модель взаимного влияния культурной, эстетической и социальной систем. Автор развивает свой подход, переосмысливая понятие Zeitgeist в традиции «ослабевшего гегельянства» (с. 16), и позиционирует релевантность исследования литературных процессов через анализ общественных явлений и форм субъективности1, начиная с эпиграфа, взятого из «Философии новой музыки» Т. Адорно: «В формах искусства история человечества зафиксирована правдивее, чем в документах».
Субъективность у Маццони становится основой тектонических сдвигов в литературе, она представляет собой не изолированное понятие, а категорию, напрямую связанную с социально-исторической динамикой. Фокус на субъективности определяет особую актуальность книги: именно субъект становится одной из ключевых категорий второй половины ХХ века. Это связано с потребностью в поиске новых гуманитарных оснований после Второй мировой войны, когда в обществе сформировалось осознание дефолтной линии индустриально-технологического развития. Тогда, опираясь на античные идеи о человеке как мере всех вещей, и прежде всего на ренессансный гуманизм, произошла вспышка субъектно ориентированных подходов в широком круге гуманитарных дисциплин, которые, вслед за возрожденческими studia humanitatis, стремились сформировать программу построения новой культуры.
Если во второй половине ХХ века в науке и культуре распространяется антропоцентризм, познавательный потенциал которого основан на выдвижении человеческого измерения в любом знании, то в начале XXI века на смену субъекту познания приходит датацентризм информационных систем. Такая смена парадигм, отказ от субъектности и те кризисные последствия, которые мы наблюдаем сейчас, подчеркивают актуальность этой книги: необходимость нового обращения к субъекту как основе антропоцентрического подхода.
Проблема поэтического субъекта становится одной из ключевых в ряде филологических и философских работ ХХ века2, значимых для концепции Маццони: «Нулевая степень письма» (1953) Р. Барта, «О поэзии и обществе» (1958) Ф. Адорно и др. На новых функциях субъекта фокусируется социальный философ Ч. Тейлор, который вводит понятие «экспрессивистский стиль», характеризуя новые формы индивидуальности в романтизме [Taylor 1989]. Изучая изменения в поэзии от Бодлера до середины ХХ столетия, Г. Фридрих разграничивает понятия «поэтического» и «лирического субъекта», опираясь на фразу «я — это другой» А. Рембо как маркер несовпадения реального биографического «я» и «я» как функции поэтического высказывания [Friedrich 1956]. В то же время, что и работа Маццони, выходят книги итальянского филолога Э. Тесты. В своей последней книге Теста проблематизирует категорию субъективности в современной поэзии [Testa 2005].
В отличие от Маццони, который выстраивает единую линию субъективации от романтизма до современности, книга Тесты предлагает более дробную модель субъективности в современной поэзии. Но если Теста и другие авторы рассматривают поэзию за более короткий период — от Бодлера и Рембо до наших дней — или обращаются к поэзии второй половины ХХ века, то Маццони предлагает особый ракурс, который состоит в широкомасштабной поэтической дистанции. Такая оптика, с одной стороны, влечет за собой некоторый схематизм при обращении к современной поэзии, а с другой — оказывается плодотворной для выявления более глобальных тенденций и их проекции на новейшую поэзию.
Таким образом, новизна исследования Маццони заключается в междисциплинарном подходе, позволяющем осмыслить субъективность как основу трансформации литературы с точки зрения не оторванного, погруженного в себя явления, а категории, напрямую связанной с социально-исторической динамикой, что оказывается плодотворным при анализе поэзии в глобальной перспективе — от Античности до второй половины ХХ века.
Три этапа изменения субъекта в литературе у Маццони соответствуют трем историческим периодам: Античность, Возрождение и романтизм. В древнегреческой традиции формируется коллективная, или общественная, лирика, где «я» является не индивидом, а типом, ролью или персонажем, что согласуется с античным социальным строем и системой жанров, основанной на мимесисе Аристотеля.
В эпоху Возрождения как рождения гуманизма новые запросы индивидуалистического общества приводят к «перевороту» в области искусства, и прежде всего в поэзии. Начинаясь с «Канцоньере» Петрарки, мощное гуманистическое движение охватывает культурную и общественную жизнь в Италии и стимулирует появление новой «интеллигенции» — гуманитарных профессий, в которых идеал активной гражданской жизни (vita activa) совмещается с идеалом созерцательной жизни (vita contemplativa). Признание последнего становится необходимой предпосылкой для придания социальной значимости деятельности ученых и деятелей искусства.
Маццони обозначает новый тип субъектности у Петрарки и далее в ренессансной поэзии как «трансцендентальный автобиографизм», который характеризуется субъектной отстраненностью и универсализмом, когда первое лицо, избавляясь от излишне индивидуальных черт, превращается в типичного, показательного индивидуума (с. 126).
Раздробленность социума и человеческого опыта в конце XVIII века повлекла за собой необходимость реконфигурации субъекта как выразителя «мгновенной и эпифанической природы субъективного монолога» (с. 126). Сдвиг субъективности в эпоху романтизма приводит к формированию третьего
типа — это «эмпирический автобиографизм», или, как уточняет Маццони в «Послесловии к русскому изданию», «дифференциальный автобиографизм». Новый тип подчеркивает индивидуальность субъекта, который «может делиться подробностями, забавными историями, впечатлениями, описывать мельчайшие оттенки чувств, говорить о сугубо личном» (с. 301). Отметим, что именно этот тип субъекта ювелирно и разносторонне анализируется во второй главе на примере «образцового текста» — «Бесконечности» (1819) Дж. Леопарди. Хотя такое «медленное чтение» весьма увлекательно и полезно своим охватом самых разных методов, остается вопрос: не было бы более убедительным для сопоставительного литературоведения подробнее рассмотреть несколько текстов разных авторов? Однако эта нехватка компенсируется в третьей главе, где более тезисно представлены трансформации поэтического языка и метрики.
Отдельной заслугой книги является диахронический обзор теорий, связанных с формированием понятия субъекта в философии и литературоведении, чему посвящена вторая глава книги. Здесь ключевую роль играет теория Г. Гегеля, который противопоставил лирику эпосу и драме на основании понятия субъекта. Однако в ХХ веке пути развития этого термина разветвляются, начиная с феноменологической редукции субъекта у Э. Гуссерля и далее — в работах М. Хайдеггера, М. Мерло-Понти и др., прежде всего в философии постструктурализма и постмодернизма, провозгласивших «смерть субъекта» как его зависимость от языка, текста и принципов дискурсивного означивания, в работах Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Лакана, Р. Барта и др.
Унифицирующая концепция Маццони дополняется так называемым «по́левым подходом», опирающимся на выделение в поэзии центра и двух периферий, где центральной линией называется линия «лирики», а к «перифериям» относятся long poem, то есть «повествовательная поэзия», или «возвращение к объективности», и «чистая поэзия». Хотя такой иерархически ориентированный подход к изучению поэзии представляется спорным (поскольку связан с субъективной оценочностью распределения литературных направлений и слишком эксплицитной проекцией социологических методов на поэзию), тем не менее выделение спектра разных моделей субъекта в четвертой главе лежит в основе новаторской классификации, имеющей большое значение для всех, кто интересуется современной поэзией.
Несмотря на то что Маццони не берет материал современной поэзии второй половины ХХ и начала XXI века, предложенная им классификация поэтических направлений и выделенные принципы ее формирования вполне могут быть применимы при анализе тенденций в новейшей поэзии. Автор подчеркивает, что кризис субъективности в поэзии ХХ века связан не с деперсонализацией, а с «хоровой субъективностью», или «групповым субъективизмом». Цитируя М. Бахтина, он утверждает, что сегодня «авторитет автора есть авторитет хора» (с. 249). Эта потребность в «хоровой поддержке» связана с борьбой за символический капитал в условиях повышенной конкуренции в современной поэзии, что выражается в многочисленных премиях и фестивалях. Эта же идея может быть спроецирована и на поэзию в онлайн-формате, которая формирует собственные поля притяжения.
Необходимо отдельно подчеркнуть заслугу переводчика А. Ямпольской, которая не только блестяще адаптировала академический инструментарий целого спектра гуманитарных наук для русскоязычного читателя, но и сопроводила щедрыми сносками многие термины, концепции и ссылки, не находящиеся в фоновом знании читателя.
В целом эта книга может быть рекомендована всем, кто интересуется как теоретическими вопросами поэтики, так и историей формирования литературной теории и поэтических направлений и современной европейской поэзией.
1. Отметим, что в переводе используются термин «субъективность» и производные от него («субъективная поэзия», «субъективные тексты»), которые широко употребляются в философии, логике, лингвистике и литературоведении. Этот термин соответствует итальянскому soggettività и связан с пониманием субъекта (личности, человека) как ключевого фактора для осмысления бытия. В этом плане значимым для формирования ренессансного гуманизма стало высказывание Протагора о человеке как мере всех вещей (ср. с более узкоспециальным термином «субъектный», характеризующим частные аспекты гуманитарного знания, например «субъектно-объектные отношения» в грамматике или «субъектные формы выражения», имеющие отношение к лирическому субъекту).
2. Отметим, что и в лингвистке субъективность в поэтическом языке и дейксис в поэзии исследовались в работах как отечественных лингвистов (начиная с Р. Якобсона, ОПОЯЗа и формалистов), так и европейских, в частности итальянских ученых: Л. Серианни, В. Колетти, П. В. Менгальдо и др. Однако — при заявленной междисциплинарности книги — этот аспект Маццони не учитывает.
Источник: Вопросы литературы