Игорь Кириенков: «Ирина Паперно написала самую человечную книгу о Толстом за последнее время»
Есть что-то странное в русской рецепции Льва Толстого.
Нерегулярные, на несколько десятилетий прерывавшиеся дневники, неотвеченные письма, брошенные на полдороге замыслы и оставшиеся в черновиках наброски, не удавшиеся толком автобиографические проекты — этого автора трудно назвать «цельным», «властным», «монологичным». Деспотичный моралист вряд ли пережил бы арзамасский ужас и уж точно не радовался бы, что у него (пусть и на девятом десятке) стала отказывать память.
Ирина Паперно написала, может быть, самую человечную книгу о Толстом за последнее время — и не смотрите, что практически на каждую страницу приходится по три сноски. Создатель оригинальной (анти)исторической концепции, собственного религиозно-нравственного учения и радикальной политической программы, крупнейший русский писатель прожил 82 года в сомнениях, с недоверием к чужому и (особенно) своему слову, всегда внутренне готовый к перевороту и обращению; как-то не похоже на безоговорочного морального авторитета, генератора афоризмов, гуру.
Не привлекая 12 томов его «художественной болтовни», Паперно исследует, что и как Толстой писал о себе — начиная с «Истории вчерашнего дня» и заканчивая поздними, с неизменной оговоркой «если буду жив» (или просто «е.б.ж.»), ежедневными заметками. Обнаруживается, что безнадежно солипсический толстовский нон-фикшен предвосхитил поиски модернистов с их интересом к фрагменту, сну и разорванным причинно-следственным связям. То, что для Толстого было логичным продолжением его откровенности и какого-то даже наивного упрямства, оказалось востребованным авторами, которые подняли бы на смех статью «Что такое искусство?».