Ораторы и насмешники
На первый взгляд, три новеллы, из которых состоит эта книга, имеют мало общего. Воспитанная в суровых средневековых правилах принцесса Ивонна приезжает в ренессансную Италию и попадает под влияние непривычного окружения. Овдовевшая издательница эпохи Просвещения обдумывает повторное замужество, но неожиданно для себя влюбляется в самую неподходящую кандидатуру. В конце XIX века молодой филолог польского происхождения Павел Некревский занимается научными изысканиями в Риме и в итоге делает совсем другое открытие. Различной кажется и форма всех трех новелл. Последние две стилизованы под язык соответствующего им времени. Первая же поначалу и вовсе напоминает монологи Бенджамина Компсона из «Шума и ярости». Но затем текст «Ивонны» оборачивается постмодернистской притчей в духе Умберто Эко, и динамика речи повествователя отчетливо сигнализирует, что перед нами не просто исторические новеллы — пусть стилизации и производят впечатление словесной машины времени, переносящей читателя в разные литературные эпохи. На наших глазах художественная форма меняется вместе с персонажем — по мере того как принцесса, с которой все детство обращались словно с куклой и которая оттого куклой себя и чувствовала, постепенно обретает субъектность, осознает себя как самостоятельную личность.
И если присмотреться, то становится заметно, что, помимо двух общих мотивов, заявленных в заглавии, все три повести объединяет еще один — свобода, — о которой автор умалчивает неспроста. Герои не стремятся именно к ней, но свобода становится необходимым условием, чтобы они получили желаемое. Вдова Берто освобождает возлюбленного от его обетов и сама расстается с предрассудками просвещенческого рационализма. Павел Некревский достигает почти мистического просветления и отказывается от сковывающих его карьерных ожиданий. Ради какого именно бессмертия и какой любви действуют персонажи — не так уж важно. Важно, что все три новеллы подчеркивают: ни любовь, ни бессмертие невозможны без свободы, как внутренней, так и внешней. И этот сквозной тезис особенно актуален сегодня, когда свобода как ценность то и дело подвергается сомнению.