Войны якудза, пытки, унижения и расистские шутки
В конце сентября в издательстве «Новое литературное обозрение» выйдет новое дополненное издание книги кинокритика Антона Долина
«Такеси Китано. Детские годы» о легендарном японском режиссере. А с 18 по 20 августа в Москве целиком покажут гангстерскую трилогию Китано «Беспредел» — включая финальную часть «Последний беспредел», которая выйдет в российский прокат 23 августа. С разрешения издательства «Медуза» публикует отрывок из главы «Игра последняя: в жизнь», посвященной «Беспределу».
В «трилогии творчества», посвященной вызыванию и изгнанию собственных демонов, Такеси Китано окончательно покинул реальный мир, перестал даже притворяться, будто живет в нем и знает его. Он вошел на территорию собственных фантазий, фобий, маний, чтобы остаться там навсегда. Так казалось. И напрасно.
За этим последовала еще одна трилогия, в которой Китано нарушил один из своих фундаментальных принципов — никогда не снимать сиквелы и не гнаться за коммерческим успехом, не превращаться в бренд на продажу. «Беспредел» вышел в 2010-м, став одним из самых коммерчески прибыльных фильмов за всю карьеру режиссера (причем на этот раз практически все сборы были сделаны на территории Японии). За ним последовали «Полный беспредел» два года спустя (еще более успешный) и, наконец, «Последний беспредел» в 2017-м. Если первый «Беспредел» еще показывали в конкурсе Каннского фестиваля, где он был встречен со сдержанным недоумением, а «Полный беспредел» оказался в Венеции и вызвал такую же — но более равнодушную — реакцию, то третья часть ни на какие призы не претендовала вовсе; ее показывали в родной для Китано Венеции вне конкурса, зал даже не был заполнен.
Вердикт по поводу цикла был более-менее единодушным. Уставший от критики режиссер, пережив кризис, вернулся к своему «фирменному» жанру — крутому фильму о якудза. Теперь он снимает сугубо мейнстримное кино для широкой аудитории, и она платит ему любовью. Роман Китано с критиками и фестивалями на этом подошел к концу. Капитуляция, безусловно. Но не без выгоды для сдавшегося.
В таких выводах, конечно, есть логика, но измерять Китано логикой — не самый перспективный путь. Внутренняя траектория автора привела его к методу, впервые испробованному в «Ахиллесе и черепахе» и доведенному до холодного совершенства в тройном «Беспределе». По внешним признакам его фильмы теперь последовательны и жанрово внятны. В их монтаже нет поэтических умолчаний, неожиданных контрапунктов, замедлений или ускорений действия. Они обманчиво просты, даже незамысловаты. Но в каждом из них скрыта жесткая концепция, заметная только при тщательном изучении ткани фильма.
В «Ахиллесе и черепахе» это размышление о природе таланта и признания, об их прихотливой взаимосвязи (точнее, ее полном отсутствии), вовлекающей в интерактивную игру зрителя. В «Беспределе», при всем внешнем несходстве с элегической биографией художника-неудачника, Китано продолжает исследование на заданную тему: если рефлексия искусства не способна изменить реальность, то есть ли смысл имитировать независимость от этой реальности? Вечно играть и ускользать от прагматичной жизни, не выходить из зоны креативной трансгрессии, задевать и провоцировать публику… Сколько можно? Мафиозные боссы, олицетворяющие в фильмах Китано власть (любую — светскую или духовную, связанную с деньгами, политикой или общественным авторитетом), все равно правят бал, на котором ты можешь до поры до времени танцевать не в такт с остальными. Все равно рано или поздно ты устанешь. А в финале всех ожидает один танец — данс макабр. В этом жанре и выдержаны три «Беспредела», финал каждого подводит кровавый итог запутанной интриге: выживших к финальным титрам остается лишь столько, сколько нужно для создания следующего сиквела. Череда смертей нескончаема, но безразличная к частным трагедиям жизнь бесконечна тем более.
«Беспредел» — самый горький, трезвый, здравый проект в карьере и жизни Китано.
* * *
К галерее персонажей якудза, сыгранных Китано в предыдущих фильмах, присоединяется еще один: Отомо. Это единственный персонаж из числа центральных (их в «Беспределе» много), который объединяет все три части — больше так долго выжить не удается никому. Но и Отомо в финале «Последнего беспредела» уходит из жизни, стреляя себе в голову и напоминая таким образом о «Сонатине». Правда, на этот раз суицид — добровольно-принудительный: Отомо предпочитает сам пустить себе пулю в лоб, чем погибнуть от руки другого бандита, корейца Ли, направившего на него пистолет. Это не столько героический жест, сколько мужественное признание собственного безвыходного положения.
Любимые герои Китано Уехара, Муракава, Ямамото — масштабные личности, не до конца объяснимые, всегда непредсказуемые, одномоментно переходящие от взрывов жестокости к гэгам, розыгрышам, шуткам; способные на самопожертвование, не боящиеся смерти, сильные и цельные. У Отомо нет с ними ничего общего, кроме исполнителя роли.
В «Беспределе», первом фильме трилогии, мы впервые встречаем его мимоходом, в череде других бойцов криминальной армии. Камера скользит по лицам рядовых якудза (те стоят навытяжку у вереницы черных автомобилей, припаркованных у резиденции, на вид — феодального замка) главы клана Санно, председателя Секиюти. Среди них — Отомо, терпеливо ждущий, когда закончится совещание больших боссов и его непосредственный начальник даст ему задание. Отомо в общем ряду, он ничем не выделяется.
Приказ не заставляет себя ждать: Отомо и его бойцы должны затеять конфликт с неким Мурасе. Вышестоящий якудза Икемото сошелся с Мурасе в тюрьме, и теперь под прикрытием этой дружбы Секиюти собирается отобрать у Мурасе его бизнес, наркоторговлю. Отомо выбран в качестве орудия. Довольно типичный поворот для фильмов Китано о якудза: он, мелкая сошка, оказывается крайним в конфликтной ситуации, и начальство без колебаний жертвует им ради достижения своих корыстных целей. Обычно за этим следует превращение рядового якудза в мстителя-одиночку, который готов во что бы то ни стало перебить вероломных боссов и разрушить преступный синдикат, пусть даже ценой собственной жизни. Но не в «Беспределе». Отомо не намерен оспаривать свое место, ему и в голову не приходит отказаться от функций винтика в общей иерархической системе. Он с пассивным удивлением констатирует, что его подставили, но даже после этого не идет на противостояние с врагами: пытается спастись из общей мясорубки и в конце концов безропотно, с привычной кривой ухмылкой, садится в тюрьму за чужие преступления.
Бесстрастно и холодно Китано следит за уничтожением, одного за другим, членов клана Отомо, ставших на пути политических интриг двух больших соперничающих корпораций. Отомо должен быть раздавлен, других вариантов нет. Законы кино, допускающие невозможное развитие событий, в этом мире перестали действовать. Даже когда Отомо оказывается за решеткой, его кончина быстра и бесславна: бывший соперник, некто Кимура, которому он ножом порезал крест-накрест лицо, оставив два ужасных шрама, настигает его в тюремном дворе во время прогулки и ударяет несколько раз ножом в живот. Количество совершенных прегрешений так огромно, что закрыть каждый из долгов при всем желании невозможно: какой-то дух мщения из прошлого непременно всплывет на поверхность из забытья и нанесет смертельный удар.
Отомо — один из многих, один из всех. С какой стати менять правила игры специально ради него? Не потому же, что его роль играет сам режиссер.
* * *
В «Полном беспределе» ситуация меняется. Пойдя наперекор принципу и решившись на сиквел, Китано воскрешает Отомо. И, по сути, обрекает того на статус одиночки — ведь его клан уничтожен, не считая героя и последнего члена, предателя Исихары. Можно сказать, центрального. Хотя на сцену Отомо выходит во второй половине картины, когда расстановка сил и система персонажей уже, казалось, установлены. О его воскрешении сообщает детектив Катаока, коррумпированный полицейский, сквозной персонаж первых двух фильмов трилогии. Он ведет собственную игру, пытаясь стравить два мафиозных клана, Санно из Токио и Ханабиси из Осаки. Отомо, которого, как выяснилось, после ранения вылечили в тюрьме, а теперь выпускают досрочно, должен стать решающим козырем в этой игре.
Этой ролью определяется двойственное положение Отомо. С одной стороны, уникальная харизма Китано и отличный от остальных стиль делают Отомо центром внимания. С другой же, отведенное ему экранное время, а также сугубо служебная функция внутри интриги позволяют увидеть всем, не исключая его самого: он вновь — инструмент чужих амбиций.
Понимая это, Отомо изо всех сил отбивается от Катаоки, пусть тот и выпускает его на свободу. Он не хочет принимать участия в чужой войне, и не из страха стать ее жертвой: у него нет желания становиться офицером чьей-то армии и не осталось амбиций полководца, хотя его постоянно пытаются соблазнить властью. Именно по последней причине могущественные руководители двух кланов считают его опасным и требуют убить или изгнать. Но в избранной им стратегии нет уже следа идеализма былых персонажей Китано. Отомо — человек, осознавший тщетность любых амбиций в системе организованной преступности. Он мечтает о пенсии, об отпуске. И исключительно от безвыходности принимает на себя функцию оружия судьбы, карающей грешников. Поскольку он крайне редко совершает убийства по собственной воле — или защищается от нападения, или выполняет свою часть сделки, — то о каком-то моральном суде над злодеями речь не идет. Отомо по сути не отличается от тех, кого убивает: просто так сложилось, что он на особом положении. Изгнанный и воскресший.
Поэтому лишь он способен расправиться с двумя ключевыми и самыми, казалось, непобедимыми участниками межклановых интриг — хитроумным Катаокой, знакомым ему с юности на правах спарринг-партнера в боксе (Катаока называет Отомо «сэмпай» — «старший товарищ»), и хладнокровным Като, убившим босса Санно, чтобы занять его место. Их власти нет границ, но Отомо легко кладет на лопатки обоих, стреляя в Катаоку в момент его триумфа и убивая Като ножом в бок, точно так же, как в тюрьме чуть не убили его самого. Отомо непредсказуем, поскольку не занимает ничьей стороны, кроме своей собственной, а в его интересах — только покой. Якудза совершили ошибку, этот покой нарушив.
* * *
«Последний беспредел» встречает нас на пирсе, на идиллическом берегу, где Отомо и его товарищ Итикава ловят рыбу, обсуждая нюансы рыбалки. Эта сцена — будто напоминание о счастливых моментах из жизни гангстеров ранних фильмов Китано. Передышка, минутка отдыха. Но Отомо искренне верит, что минутка продлится на этот раз чуть дольше.
В «Полном беспределе» Отомо пытается спастись от мафиозной войны под крылом крупного бизнесмена из Южной Кореи — некоего Чан Дэ Суна. Он не якудза в строгом смысле слова, он посредник, не пачкающий руки преступлениями. С ним Отомо покидает родину — вместе с Китано, которого всегда интересовала Корея и который здесь будто наносит дружеский визит соседней кинематографии, давно превзошедшей его самого в стильном изображении экранного насилия. Для Отомо Корея — вечный курорт, где он далек от своих былых врагов и ненавистников. Он следит за безопасностью в ночных клубах господина Чана и всерьез испытывает отвращение, когда заезжий японец (весь в татуировках, как же еще) унижает в ходе садомазохистских игр двух проституток, находящихся под покровительством работающих на Чана сутенеров. В этой точке завязывается очередная интрига, в которой Отомо предстоит снова стать заложником и исполнителем чужой воли. На этот раз речь идет о борьбе за главенство в клане Ханабиси (раздавившем и подчинившем в предыдущем фильме клан Санно), который после смерти предыдущего босса возглавил его зять, не любимый и не уважаемый никем Номура — ни разу не мотавший срок и не имеющий ни одной татуировки офисный служащий. В этой роли постоянный и любимый актер Китано, плохо узнаваемый в костюме и очках Рен Осуги.
Режиссер убивает своего героя в финале, кажется, только от усталости. Возможно, для того, чтобы у продюсеров не было маневра и даже малейшего шанса уговорить его на возобновление франшизы. Никакого сожаления вид его простреленной головы (финальный кадр трилогии) у зрителя не вызывает. Только чувство завершенности и исчерпанности.
Первый «Беспредел» сюжетно повторяет, а отчасти даже пародирует драматическую фабулу «Сонатины»: брошенный клан якудза погибает, преданный циниками-боссами. В «Последнем беспределе» повторяется ход из «Точки кипения» — Отомо и Итикава приходят на праздник клана Ханабиси с двумя зонтиками и расстреливают из них (под зонтами, естественно, скрыты автоматы, об этом догадается и самая наивная публика, но почему-то не догадывается охрана Ханабиси) практически все высшее руководство. Как будто сюжеты кончились, и теперь мы все обречены на бесконечные самоповторы. И правда, пора на заслуженный отдых.
* * *
«Брат якудзы» когда-то знаменательно зарифмовался с «Братом 2» Алексея Балабанова — снятой почти одновременно картиной о русском убийце, который едет к брату в Америку; точно так же навещал своего родственника в США в картине Китано ее главный герой, якудза Ямамото. В своих попытках интегрироваться в американскую гангстерскую мифологию два режиссера, россиянин и японец, копировали ее и одновременно с этим над ней смеялись, навязывая чужому культурному пространству собственные правила. В этом контексте взаимоотношения Данилы Багрова с «хорошими американцами» — встреченными по ту сторону океана побратимами — у Китано аукнулись братской дружбой Ямамото и чернокожего Дэнни.
В «Беспределе» на экране возникает другой чернокожий — консул выдуманной африканской страны Гбаны, на территории посольства которой клан Отомо решает открыть казино. И тут уже о братстве речь не идет. Издевательски пользуясь бесправностью иностранца, не владеющего языком и напрасно уповающего на свой дипломатический статус, якудза открыто тиранят его: имитируют убийство проститутки и шантажируют компрометирующими постановочными фотографиями, подбрасывают в ванную комнату змею, заставляют закапывать труп убитого ими врага, а потом бросают посреди ночи на свалке за городом, добавляя к этому расистскую шутку: «Ты черный, тебя в темноте не заметят». Буквально как говорилось у того же Балабанова: «Не брат ты мне, гнида черножопая». Это заставляет вспомнить о персонаже Григория Сиятвинды из другого балабановского фильма, переосмыслявшего и снижавшего романтическое, почти былинное наследие «Брата-2»: «Жмурки». Чернокожий среди провинциальных русских бандитов, будучи в доле и одной с ними банде, должен был постоянно подвергаться унижениям и доказывать, что он русский.
«Беспредел» — японские «Жмурки», нескончаемая череда пыток, убийств и издевок, в которых никто никому не брат, все человеческое уничтожено и похоронено, и надежд на искупление или милосердие давно не осталось.
Источник: Meduza, 18.08.2018