Праздники и памятные даты постсоветского Закавказья: история и политика

Сергей Мирославович Маркедонов (р. 1972) – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета.

 

С чего начинается государство? Ответ на этот вопрос кажется самоочевидным. Когда мы говорим о государстве, то подразумеваем управленческий аппарат, армию, полицию и монополию на насилие. Между тем, бюрократия «третьего рейха» или сталинского СССР разительно отличалась от административно-управленческих структур демократических стран или исламской теократии. Любые органы власти создаются под определенные цели, имеют конкретные задачи и руководствуются набором каких-то ценностей. Без них силовые структуры превращаются в сообщества вооруженных граждан, кормящихся за счет общества. Если государство хочет быть чем-то большим, чем корпорацией бюджетного кормления, то оно должно иметь собственный символ веры. В роли такого символа веры выступают государственная символика и провозглашенные государством праздники. Государственные памятные даты не только повод для лишнего выходного дня или застолья – это формы позиционирования государства во времени и пространстве. Государственные праздники символически выражают высшие приоритеты власти. Перефразируя известную пословицу, можно предложить следующую формулу: «Скажи мне, какие символы и праздники у государства, и я скажу, что это за государство».

 

Кавказская турбулентность: история и современность

В повестке дня Кавказского региона символическая политика (реализуемая посредством утверждения праздников и памятных дат) играет, без всякого преувеличения, значительную роль. Постсоветское Закавказье переживает сложный процесс перехода от советских республик к национальной независимости. Несмотря на то, что сегодня кавказские сюжеты оттеснены на второй план украинским политическим кризисом, эта часть постсоветского пространства по-прежнему остается одним из наиболее опасных и непредсказуемых регионов. Из девяти вооруженных конфликтов, имевших место в бывшем СССР, шесть произошли на Большом Кавказе, и ни один из них нельзя считать урегулированным. Более того, существует различная интерпретация того, что называть разрешением этнополитического противостояния. Если для России признание Абхазии и Южной Осетии и есть решение конфликтов, то для Грузии такое решение воспринимается как оккупация. Если для Армении исход противоборства с соседом видится через самоопределение армянской общины Нагорного Карабаха, то для Азербайджана единственной допустимой возможностью является инкорпорирование спорной территории и достижение территориальной целостности страны.

Три из шести существующих ныне постсоветских непризнанных государств так же находятся в этом регионе. Именно на Кавказе был создан первый прецедент признания бывших автономий в качестве независимых образований. И, хотя на сегодняшний день процесс их международной легитимации затормозился, даже горячие противники признания Абхазии и Южной Осетии не станут оспаривать наличия у них собственной мотивации в конфликтах. Свидетельством тому оказывается участие абхазских и югоосетинских представителей в Женевских дискуссиях по безопасности, проводимых в 2008 году в целях реализации договоренностей между президентами России и Франции, которые завершили «пятидневную войну» между Тбилиси и Москвой.

Именно в этой части бывшего СССР соседние государства не имеют дипломатических отношений друг с другом. На сегодняшний момент они отсутствуют между Арменией и Азербайджаном, Россией и Грузией, Арменией и Турцией. Турецкая и азербайджанская границы Армении закрыты. При этом реализация регионального железнодорожного проекта «Баку – Тбилиси – Карс», который должен связать Азербайджан, Грузию и Турцию, может усилить изоляцию этой страны. В то же время Нахичевань остается для Баку анклавом, всякое сообщение с которым возможно только по воздуху.

Закавказье имеет особое значение для России, которая сама является кавказской страной: ведь территория северокавказских республик в составе Российской Федерации превосходит по площади все независимые страны Южного Кавказа. Этнополитические конфликты в Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе, а также распространение радикальных исламистских взглядов имеют прямое отношение к безопасности внутри России.

Однако при рассмотрении положения дел в Кавказском регионе невозможно ограничиваться исключительно геополитическими форматами. Чрезвычайно актуальным представляется рассмотрение «символической политики» закавказских государств. Такой анализ помогает увидеть, какие события далекого и близкого прошлого оформляют их национально-государственную идентичность. Он также проясняет, какие приоритеты и угрозы выдвигаются на первый план, где календари способствуют углублению конфликтов, а где дают возможности и шансы если не для скорого примирения, то хотя бы для перевода отношений между сегодняшними оппонентами и противниками на прагматичную основу.

Государства Закавказья пока не обладают значительным опытом собственной «празднично-мемориальной» политики. До того, как стать независимыми образованиями в результате распада СССР, Азербайджан, Армения и Грузия пользовались символикой и памятными датами союзных республик (прежде всего они относились к установлению в них советской власти). Опыт же национальной государственности после распада Российской империи у всех трех стран был недолгим. Азербайджанская демократическая республика просуществовала всего двадцать три месяца. Лишь на семь месяцев дольше просуществовала первая республиканская Армения. Дольше всех независимость продержалась в Грузии – чуть менее трех лет. Более того, эта страна стала единственной независимой республикой Закавказья, которой удалось принять Основной закон: в Азербайджане и Армении свои конституции в период «первых республик» так и не появились.

Все независимые государства Закавказья выдвигали в 1918–1920 годах территориальные претензии друг к другу. Армения и Азербайджан спорили за принадлежность Карабаха, Зангезура и Нахичевани (впоследствии Карабах и Нахичевань будут переданы Азербайджану, а Зангезур – Армении). В конце 1918 года вспыхнул грузино-армянский конфликт из-за Лорийского района. В грузино-азербайджанском конфликте Тифлис претендовал на Закатальский район Азербайджана, населенный грузинами-ингилойцами, а Баку – на Марнеульский и Гардабанский районы Грузии, являвшиеся регионом компактного проживания этнических азербайджанцев. Добавим сюда и внутренние конфликты (грузино-абхазский и грузино-осетинский, а также армяно-азербайджанские противоборства в Армении и Азербайджане). Все эти столкновения протекали при вмешательстве Турции и «центральных держав», а затем стран Антанты. Наконец, добавим к этому военно-политические противоборства первых республик с российскими большевиками и белогвардейцами, которые воспринимались как защитники разных версий имперского проекта.

С 1921 года и вплоть до перестройки Закавказье оставалось неотъемлемой частью советского политического и социально-культурного пространства. Именно в рамках этого проекта были определены межреспубликанские границы, ставшие после распада СССР межгосударственными рубежами, а также сформированы атрибуты будущей национальной государственности. Это среди прочего стало дополнительным конфликтогенным фактором, ибо далеко не все были с подобными решениями согласны. Советская власть, используя системы партийно-хозяйственной номенклатуры и образования, подготовила собственные, социалистические по форме, но национальные по содержанию, кадры.

Сегодня «празднично-мемориальная» политика Азербайджана, Армении и Грузии выстраивается вокруг пяти основных сюжетов: а) идентификация государственного проекта (либо посредством восстановления политико-правовой преемственности с «первыми республиками», либо путем инициирования нового государственного проекта); б) советское и российское имперское наследие; в) первая национальная государственность; г) этнополитические конфликты; д) внешнеполитическое позиционирование. В трех странах Закавказья, не говоря уже о непризнанных республиках, «праздничная» политика несводима к единому знаменателю. Здесь каждый случай конкретен, обладая как общими, так и уникальными чертами. Страны региона по-разному оформляют свое символическое отношение к историческому прошлому и к актуальной политике. При этом даже в конфликтых ситуациях можно найти примеры парадоксальных сближений праздничных приоритетов: самый яркий пример такого рода – День Победы 9 мая. В настоящей статье я предлагаю рассмотреть три закавказских случая (Грузия, Азербайджан и Армения), позволяющие выявить общее и особенное в политике этих стран по формированию национальных символов и исторической памяти.

 

Грузия: прощание с империей

Наиболее последовательной в плане разрыва с советским и имперским прошлым предстает «празднично-мемориальная политика» Грузии. Еще на закате СССР, 9 апреля 1991 года, здесь был принят Акт о восстановлении государственной независимости Грузии. Как и три прибалтийских государства, независимая Грузия обращалась к историческому опыту «первой республики», созданной на руинах Российской империи. Сегодня главной праздничной датой страны является День независимости, отмечаемый 26 мая. Именно в этот день в 1918 году состоялось последнее заседание Закавказского сейма, на котором было официально объявлено о распаде Закавказской Демократической Федеративной Республики, нацеленной на создание федерации из трех государственных образований региона. Тогда же открылось заседание Национального совета Грузии, на котором был зачитан Акт о независимости этой республики. Первая статья Акта гласила: «Отныне грузинский народ – носитель суверенных прав, а Грузия – полноправное, независимое государство»[1]. 26 мая в Тбилиси проводятся военные парады и оппозиционные акции, а политики стремятся делать знаковые заявления. Так, именно в этот день в 2004 году третий грузинский президент заявил: «Мы вернем Абхазию в мой президентский срок». Фактически тем самым он подтолкнул процесс «разморозки» двух этнополитических конфликтов на Кавказе[2].

Освобождение же от советского наследия символизируют две другие даты – 9 апреля и 25 февраля. Первая из них – День национального единства. Она приурочена к трагическим событиям 1989 года, когда в ходе силового разгона войсками Закавказского военного округа митинга в Тбилиси погибли 19 и были ранены 200 человек. Перефразируя Карла Ясперса, этот день можно назвать «осевым» для всей постсоветской истории Грузии. 9 апреля 1989 года разделило советское прошлое и постсоветское будущее. Именно тогда Грузия перестала быть «братской социалистической республикой», а грузинские коммунисты и прошедшие советские лагеря диссиденты идентифицировали себя прежде всего в качестве грузин, стремящихся к независимости своего государства. И, хотя Советский Союз на тот момент еще оставался единым, а Грузия по-прежнему считалась его неотъемлемой частью, в грузинском политическом словаре уже в 1989 году появилось понятие «абхазский сепаратизм» (или «агрессивный сепаратизм»). Ведь сама апрельская манифестация стала реакцией на абхазский сход, состоявшийся 18 марта того же года в селе Лыхны Гудаутского района и потребовавший пересмотра политико-правового статуса Абхазской АССР в составе Грузинской ССР.

Вторая дата из того же ряда – День советской оккупации, который отмечается начиная с 2011 года 25 февраля[3]. Он приурочен к вступлению на территорию Грузинской Демократической Республики частей Красной армии в 1921 году. И, хотя после отставки Михаила Саакашвили и перехода его партии «Единое национальное движение» в оппозицию День оккупации отмечается с несопоставимо меньшим размахом, он по-прежнему остается одной из памятных дат. Кстати, бегство от советско-имперского наследия проявляется не только в политике, но и в сфере повседневной жизни. Еще в 1991 году – в недолгий период президентства Звиада Гамсахурдиа – была найдена альтернатива «коммунистическому» женскому празднику 8 марта: ею стал День матери, отмечаемый 3 марта[4]. Впрочем, «международный женский день» сохраняет определенную неофициальную популярность, воплощающуюся в живучем ощущении того, что в советском прошлом «не все было так плохо».

Естественно, грузинской праздничной политике присущи определенные противоречия. С одной стороны, постсоветская Грузия всеми силами стремится «отречься от старого мира», имея в виду советский и имперский период. Но, с другой стороны, она постоянно апеллирует к утраченному «золотому веку» в виде «первой республики», разрушенной оккупантами, игнорируя отличавшие ее глубокие социальные и национальные противоречия, а также просоветские настроения. При этом политико-правовая апелляция к опыту «первой республики» создала в период второй независимости немало политико-правовых коллизий, пока так и не нашедших разрешения. Так, в Конституции Грузии 1921 года, которая была восстановлена Военным советом после свержения Звиада Гамсахурдиа и одобрена первым составом парламента Грузии 1992–1995 годов, имелось положение об ограниченной автономии Абхазии, но ничего не говорилось о статусе Южной Осетии. Конституционная невнятица была не единственной, но важной предпосылкой для эскалации двух этнополитических конфликтов (в особенности противостояния в Абхазии), поскольку два будущих de facto государства видели в восстановлении политико-правовой преемственности грузинского государства явную угрозу своим правам. Кроме того, такая реставрация мобилизовала и негативную историческую память о конфликтах 1918–1921 годов[5].

Значительное место в грузинском политическом сознании занимают этнополитические конфликты и утрата территорий, которые грузинские политики (как власть, так и оппозиция) и общественные активисты считают исконными. 27 сентября, в день, когда в 1993 году абхазские силы и волонтеры Конфедерации горских народов Кавказа взяли Сухуми, в Тбилиси традиционно проводят траурные мероприятия. Представители власти возлагают венки к Мемориалу погибшим в борьбе за территориальную целостность Грузии, который расположен на площади Героев в центре грузинской столицы.

В то же самое время, хотя грузинское государство и является самым последовательным на Кавказе «беглецом от империи» и энергичным сторонником североатлантической интеграции[6], оно сохраняет 9 мая в качестве государственного праздника и выходного дня, который отмечается как День победы над фашизмом. Эта традиция сохранялась даже в период президентства Саакашвили, хотя то время и было отмечено «войной с памятниками». В частности, в декабре 2009-го был взорван Мемориал славы во втором по величине грузинском городе – Кутаиси, а в феврале 2012-го демонтирован аналогичный памятник в Батуми. Акция в Кутаиси вызвала большой общественный резонанс, поскольку в ходе осуществления взрывных работ погибли жительница города Эка Джинчарадзе и ее малолетняя дочь Нино. Однако и сегодня в парке Ваке в грузинской столице, где есть могила Неизвестного солдата, регулярно проводятся церемонии с участием ветеранов. По данным на февраль 2015 года, этих людей, официально именуемых «ветеранами Второй мировой войны», в Грузии осталось немногим менее двух тысяч. В 2014 году им была выделена разовая денежная помощь в размере 400 лари (примерно 200 долларов США) на человека, а еще по 200 лари выделили 637 лицам, потерявшим кормильцев в 1941–1945 годах. Ветераны также пользуются стопроцентной государственной медицинской страховкой, включающей расходы на медикаменты[7].

 

Азербайджан: диалектика памятных символов

Азербайджан, как и Грузия, в начале 1990-х годов приступил к восстановлению своей государственности. 30 августа 1991 года Верховный совет республики принял соответствующую декларацию, а 18 октября того же года высший представительный орган Азербайджана принял Конституционный акт о государственной независимости республики. При этом провозглашалась преемственность с первым азербайджанским государством – Азербайджанской Демократической Республикой 1918–1920 годов. Таким образом, советская государственность Азербайджанской ССР как бы выводилась за скобки и рассматривалась как девиация. Взгляд на советский период как на время «оккупации» широко распространился в национальной историографии и политологии. В настоящее время 28 мая (день принятия Декларации независимости в 1918 году) отмечается как День республики[8]. При этом в календаре памятных и праздничных дат есть и отдельный День независимости – 18 октября. Кроме того, к историческому прошлому «первой республики» отсылает и День вооруженных сил 26 июня, который отмечается в ознаменование создания «отдельного азербайджанского корпуса» в 1918 году[9].

Как и в случае с Грузией, «восстановительный» дискурс создал для Азербайджана немало политических проблем. В период существования независимого азербайджанского государства 1918–1920 годов у него не было Конституции, которая определяла бы статус Нагорного Карабаха. Такое определение давалось только в Конституции СССР 1977 года и в Основном законе Азербайджанской ССР 1978 года. Неизбежной в таких условиях оказывалась актуализация «исторической политики», ибо в период «первой республики» отношения Баку и карабахских армян, мягко говоря, были далеко не идеальными. Причем на уровне массового сознания трагические истории тех лет сохранялись на протяжении всего советского периода, вновь обретя актуальность с обострением конфликта в 1988 году.

У постсоветского Азербайджана, как и у Грузии, есть свое «осевое время», сформированное в противостоянии с союзным центром. Им является день 20 января 1990 года, когда в Баку были введены части советской армии. После этого события 45 тысяч азербайджанцев покинули ряды КПСС, а националистический дискурс стал в республике доминирующим. Тогда же обозначился и политический консенсус, сохраняющийся в независимом Азербайджане по сей день. Его стержневыми постулатами выступают, во-первых, территориальная целостность государства, обеспечиваемая посредством установления юрисдикции над Нагорным Карабахом, а во-вторых, – подчинение всей внешней политики именно этой цели. Сегодня граждане Азербайджана отмечают 20 января как День всенародной скорби. Торжества неизменно проникнуты антиимперским пафосом и, пожалуй, в наибольшей степени способствуют укоренению негативного восприятия политики Москвы, будь то в лице СССР или Российской империи[10]. 17 ноября и 31 декабря отмечаются, соответственно, День национального возрождения и День солидарности азербайджанцев всего мира. Поводами к выделению именно этих дат также послужила память о событиях поздней перестройки. 17 ноября 1988 года в Баку начались массовые митинги, ставшие ответом на политическое движение армян Нагорного Карабаха, а в последний день 1989 года на территории Нахичеванской АССР толпы людей разрушили тогдашние советско-иранские пограничные укрепления и стали «брататься» со своими соплеменниками, проживавшими по другую сторону границы[11].

При этом Грузии и Азербайджану присущи серьезные различия в символическом отношении к советскому наследию. Грузинский календарь праздничных и памятных дат вообще не содержит отсылок к временам советской Грузии, рассматриваемым сугубо как период вызревания предпосылок для постсоветского самоопределения. Иной подход практикуют в Азербайджане. В системе государственных и идеологических символов прикаспийской республики фигура Гейдара Алиева занимает особое место. Все, даже наиболее радикальные его оппоненты и критики, отдают должное этому гроссмейстеру политической игры, заложившему основы азербайджанской внутренней и внешней политики, которые воплощаются официальным Баку и сегодня. Как известно, третий президент республики и фактический создатель постсоветской государственности в течение тринадцати лет возглавлял ЦК КП Азербайджана, получив до этого звание генерала КГБ СССР, а затем в течение шести лет был первым заместителем председателя общесоюзного Совета министров. Тем не менее в информационном пространстве республики бывший первый секретарь азербайджанских коммунистов занимает несопоставимо большее место по сравнению с фигурами лидеров Азербайджанской Демократической Республики 1918–1920 годов. С его фигурой связаны и несколько государственных дат. 15 июня в Азербайджане отмечается День национального спасения: в этот день в 1993 году Алиев был избран председателем Верховного совета Азербайджанской Республики. Вторая дата, 14 июля, знаменует начало его восхождения по партийно-советской лестнице: в этот день пленум ЦК КП Азербайджана избрал Алиева первым секретарем. Кроме того, 20 января 1990 года рассматривается не только как день поминовения и скорби, но и как веха, с которой началось возвращение опального на тот момент политика уже в качестве национального лидера. Иначе говоря, азербайджанская идеология государственных праздников интерпретирует советскую часть национальной истории исходя из нужд независимого государства. Гейдар Алиев 1960–1980-х годов позиционируется сегодня как успешный лоббист прикаспийской республики в Москве и как защитник ее от посягательств соседней Армении, чей негативный образ в постсоветском Азербайджане стал важнейшим элементом национальной консолидации[12].

Специфической вехой в календаре выступает День Победы 9 мая, который в Азербайджане по-прежнему остается государственным праздником. Однако если в советский период в его основе лежала идея «общего подвига» советского народа, то сегодня официальные лица и историки прикаспийской республики подчеркивают особый вклад Азербайджана в победу над фашизмом. В этом плане показательна инициатива азербайджанского посла в Москве Полада Бюль-Бюль оглы и вице-спикера республиканского парламента Зияфета Аскерова о присвоении Баку звания города-героя. По мнению Аскерова, «победа в Великой Отечественной войне была достигнута также благодаря труду азербайджанских нефтяников и бакинской нефти. Мир должен узнать и признать этот исторический факт»[13].

 

Армения: «карабахизация» и память о геноциде

В отличие от своих соседей по «кавказскому дому», Армения не пошла по пути восстановления государственности, отдав предпочтение иному варианту – выходу из СССР посредством правового размежевания. В итоге Армения стала единственной республикой из бывшей «братской семьи народов», которая покинула союзное государство в соответствии с принятой в нем процедурой выхода. Армянская элита, в отличие от грузинской и азербайджанской, не рассматривает сегодня «первую республику» как «золотой век», с которым требуется восстановить преемственность[14]. В самом ее генезисе борьба за самоопределение армян Нагорного Карабаха, начавшаяся в 1988 году, сыграла гораздо большую роль, чем исторические воспоминания. Термин «карабахизация», который армянские исследователи Александр Искандарян и Бабкен Арутюнян используют для определения ведущего нарратива постсоветской истории Армении, является ключевым и в политике памяти[15]. Следствием такого подхода оказывается ряд памятных дат, связанных с недавней историей, а не с событиями первой четверти ХХ века. К их числу можно отнести: День армии, который празднуется 28 января в ознаменование создания армянской армии в 1992 году; День Конституции 5 июля; День независимости, отмечающий референдум 21 сентября 1991 года; День еркрапа (добровольца), учрежденный в честь участников нагорно-карабахского конфликта и отмечаемый 8 мая. Неофициально последний праздник именуют также Днем освобождения Шуши – важного стратегического пункта, связывающего Карабах с территорией Армении.

Однако даже Армения, провозглашая свою вторую независимость Декларацией Верховного совета республики от 23 августа 1990 года, обосновывала свой выбор «демократическими традициями» «первой республики», образованной 28 мая 1918 года[16]. Поэтому в календаре праздничных и памятных дат имеется и нерабочий День Первой республики, отмечаемый 28 мая.

После распада СССР Россия и Армения, в отличие от большинства других бывших республик, смогли избежать в своих двусторонних отношениях обсуждения исторических травм. Их, между тем, накопилось немало, начиная с национализации имуществ Армянской апостольской церкви в 1903 году и заканчивая нагорно-карабахским конфликтом (в особенности, если принимать во внимание операцию «Кольцо» 1991 года). Не стоит забывать, что армянское национальное движение 1990–1991 годов, недовольное позицией союзного центра, стало одним из первых по части продвижения сецессионистских планов. Подобно Грузии и в отличие от Азербайджана, Армения не приняла участия в референдуме о сохранении «обновленного союзного государства» в марте 1991 года и бойкотировала его. Вместе с тем после распада СССР Армения стала практически единственным постсоветским образованием, которое не просто превратилось в стратегического союзника Российской Федерации, но и смогло в своей исторической и символической политике отделить новую Россию от ее предшественника в лице Советского Союза. Именно этим объясняется то обстоятельство, что в национальном календаре отсутствуют даты и события, которые бы противопоставляли Армению и Россию. И, хотя день 28 февраля посвящен памяти жертв погромов в Сумгаите, Баку и Кировабаде (Гяндже), акцент в отношении этой даты сделан, во-первых, на критику советских властей, а во-вторых, Азербайджана. При этом День Победы 9 мая остается одним из самых почитаемых государственных праздников постсоветской Армении. Имена выдающихся советских полководцев армянского происхождения – Ивана Баграмяна, Амазаспа Бабаджаняна, Ивана Исакова и Сергея Худякова (Арменака Ханферянца) – присвоены центральным улицам и площадям, а также воинским частям как в Армении, так и в непризнанном Нагорном Карабахе.

Совсем иначе выстраивается отношение к другому имперскому наследию – османскому. Исторические воспоминания о трагических событиях первой четверти ХХ века в Османской империи являются наиболее чувствительным политическим и историческим сюжетом в современной Армении. 24 апреля воспринимается не только как День памяти о жертвах геноцида, но и как демонстрация национального единства армян во всем мире. В значительной степени именно из-за невозможности достигнуть компромисса с Турецкой Республикой относительно признания событий 1915 года в качестве геноцида процесс двусторонней нормализации, намечавшийся в начале 1990-х, а потом после перерыва и в 2008 году, в настоящее время, накануне столетия трагедии, фактически застопорился[17].

 

***

Праздники и памятные даты, отмечаемые в странах постсоветского Южного Кавказа, являются важными инструментами формирования и укрепления государственно-национальной идентичности. Они усиливают как старые стереотипы, страхи и фобии, так и веру в будущий успех, обосновывая актуальные конфликты, противоречия и проблемы отсылками к прошлому. В то же время они апеллируют к вечным ценностям свободы, семьи, труда, а также содержат элементы общей исторической памяти, проявляющиеся, например, в отношении ко Дню Победы. Без адекватного понимания «праздничной» и «мемориальной» политики Грузии, Азербайджана и Армении невозможно адекватно понять их национальные интересы, которые сегодня оттенены геополитическим соперничеством Запада и России, но явно к нему не сводятся.