Рабочие в российском новостном телевизионном дискурсе: контекст политических протестов

Александрина Владимировна Ваньке (р. 1986) – социолог, научный сотрудник Института социологии РАН.

Максим Александрович Кулаев (р. 1988) – политолог, магистр международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

[1]

 

Усиление украинского политического кризиса весной 2014 года повлекло за собой антагонистическое противопоставление в медийном пространстве сторонников и противников вступления Украины в европейскую экономическую зону. Оно выразилось в соединении в медийном дискурсе метафоры Майдана, олицетворяющей стремление к евроинтеграции и «революции», и метафоры Антимайдана, подразумевающей стремление к (вос)соединению с Россией и «контрреволюции»[2]. В этот период число новостных сообщений на российских центральных телеканалах о рабочих юго-восточных областей Украины, выражающих поддержку политике российской официальной власти, увеличилось в несколько раз по сравнению с предыдущими годами. И если ранее журналисты проявляли слабый интерес к рабочим[3], то в апреле и мае 2014 года рабочие стали едва ли не самой упоминаемой в новостях на российском телевидении социально-профессиональной группой.

При этом тенденция к увеличению в российском медиапространстве числа репрезентаций рабочих, выступающих за стабильность и поддержание порядка, наблюдалась и немногим ранее: во время гражданских протестов за честные выборы в 2011–2012 годах, когда российские власти приступили к формированию социального противовеса участникам протестных митингов. В тот момент именно рабочие стали основной силой и аудиторией провластных массовых мероприятий[4], а официальные и оппозиционные медиаканалы противопоставляли образы манифестантов общегражданских демонстраций с Болотной площади и проспекта Академика Сахарова участникам митингов в поддержку власти на Поклонной горе и в Лужниках. При этом первые репрезентировались как представители «среднего» и «креативного» классов, а последние – как выходцы из «народных слоев»[5].

В момент наиболее массовых гражданских выступлений в России в декабре 2011 года впервые получает широкую известность расположенный в Нижнем Тагиле «Уралвагонзавод», начальник цеха которого от имени всех рабочих обещал разогнать протестные акции в Москве. Зимой и весной 2012 года те же рабочие «Уралвагонзавода» наряду с представителями лояльных власти профсоюзов, врачами, учителями и другими профессиональными группами стали принимать участие в митингах в поддержку Владимира Путина. В связи с этим возникло устойчивое выражение «путинское большинство». В эту не очень четко очерченную группу вошли рабочие, занятые на промышленных предприятиях, бюджетники и некоторые представители бизнеса. Почему и каким образом рабочие как социально-профессиональная группа используются в гегемоническом медийном дискурсе в моменты протестов для поддержания стабильности и порядка?

 

Медиарепрезентации рабочих в гегемоническом дискурсе

Для ответа на этот вопрос мы проведем дискурсивный анализ медиарепрезентаций рабочих в новостях центральных телеканалов в контексте украинских протестов. Наш анализ строится на теории Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф, согласно которой социальные явления и события создаются посредством дискурса[6]. Процесс установления их значений в ходе переговоров или борьбы описывается как артикуляция, представляющая собой образование отношений и связей между различными элементами дискурса[7]. При этом фиксация значений создает впечатление их естественности и лишает дискурсивные элементы истории, поэтому задача критического исследователя состоит в изучении способов их фиксации, а также в их рассмотрении в социальных контекстах и ситуациях[8]. Укрепление властных отношений посредством фиксирования значений позволяет господствующим социальным группам, имеющим доступ к полю производства медиарепрезентаций, конструировать социальную реальность[9].

Понятие гегемонии является центральным в дискурсивном анализе Лаклау и Муфф. Оно заимствовано ими у Антонио Грамши, который под гегемонией понимал операцию, обеспечивающую единство разнородных угнетенных групп под руководством рабочих и коммунистической партии[10]. Лаклау переосмысливает гегемонию с точки зрения дискурсивного анализа. Гегемония, или гегемоническая артикуляция, – это политическое вмешательство в существующую дискурсивную структуру с целью создания новой дискурсивной формации[11]. Гегемоническая формация создается через переопределение отношений между означающими и означаемыми и через выстраивание новых связей между элементами дискурсивной формации. Лаклау видит в дискурсивных практиках проявление политической борьбы, направленной на завоевание различных форм господства.

В свою очередь само изменения отношений между элементами дискурса возможно благодаря «плавающим означающим». Вслед за французским философом Жаком Лаканом Лаклау использует образ скольжения означающих относительно означаемых. Задача гегемонической артикуляции заключается в том, чтобы зафиксировать определенным образом означающие и означаемые вокруг некоей привилегированной точки дискурсивного пространства, которая у Лакана получила название «точка пристежки» (point de capiton)[12].

Гегемонический подход к дискурсу представляется нам плодотворным в анализе медиарепрезентаций рабочих, так как после распада Советского Союза, исчезновения старой советской идеологии, мировоззренческой неопределенности 1990-х такой элемент дискурсивной системы, как «рабочий», оказался в полной мере не связанным с другими ее элементами. Поэтому здесь открываются многочисленные возможности связать его практически с любыми другими элементами, выстроив отношения эквивалентности или различия[13]. В своей статье мы будем использовать понятие «гегемонический дискурс», которое отражает господствующую систему представлений. Мы покажем, как означающее «рабочий» посредством гегемонической артикуляции связывается с одними означающими и противопоставляется другим. Наш подход подразумевает, что изначально эти связи не существуют и устанавливаются именно в результате политической борьбы.

Для осмысления визуального ряда мы прибегаем к интерпретативному видеоанализу[14], в рамках которого исследователь фиксирует: 1) тематику новостного сюжета, 2) контекст, в котором разворачивается ситуация, 3) внешний вид и поведение действующих лиц, 4) речевые высказывания и смысловое содержание сообщений, 5) закадровый голос и интонацию говорящих. Таким образом, мы осуществляем анализ нескольких пластов аудиовизуального сообщения: на уровне текстуального и речевого содержания, а также на уровне изображения, включающего множественные значения.

Мы проанализировали новостные выпуски «Первого канала» и «России 1», значительная часть сюжетов которых в 2014 году так или иначе была связана с украинской тематикой. Изучать новостной гегемонический дискурс за этот год в целом и репрезентации рабочих в частности невозможно, если не учитывать медиапредставление событий в Украине в целом. Единицей анализа выступает новостное аудиовизуальное сообщение о рабочих. При отборе сообщений, датированных ноябрем 2013-го – маем 2014 года (временем наибольшей протестной активности в Украине), используется последовательная аналитическая выборка. Мы изучаем новостной дискурс центральных телеканалов, поскольку они являются наиболее просматриваемыми и транслируют гегемонический дискурс, наилучшим образом отражая господствующую политику репрезентации в отношении рабочих как социальной группы в контексте политических протестов. Всего проводится анализ 56 новостных сообщений.

 

Медиапредставление рабочих в контексте политических протестов

Массовые акции протеста в Украине, которая рассматривается Кремлем как сфера своего влияния, не могли остаться без внимания господствующего дискурса. С первых же выступлений, начавшихся после отказа Виктора Януковича подписать соглашение об ассоциации с Европейским союзом, крупнейшие российские телеканалы активно освещали «Евромайдан» и борьбу против него. Бывший президент Украины взял на вооружение тактику, использованную российским властями в 2012 году: организацию альтернативных митингов своих сторонников. С проправительственными акциями и связан всплеск упоминания рабочих на российских телеканалах в декабре и ноябре 2013-го. О первом подобном митинге «Первый канал» сообщил 25 ноября 2013 года. Его участники – «бюджетники, шахтеры, металлурги» – указываются в одном ряду с Союзом промышленников и предпринимателей, который так же выступал против ассоциации с Евросоюзом[15]. Благодаря артикуляционной практике в одной дискурсивной формации противников «Евромайдана» оказываются представители совершенно разных социальных слоев: рабочие, которые не названы напрямую, а представлены как представители разных профессий, и промышленники, которых можно было бы рассматривать и как классовых противников рабочих. Так, с одной стороны, интересующий нас дискурсивный элемент дробится на отдельные профессиональные группы, а с другой стороны, указывается на их единство с Союзом промышленников и предпринимателей в общем лагере противников «Евромайдана» и сторонников курса Януковича.

В следующем новостном сюжете поддержка рабочими Януковича указывается прямо:

 

«Поддержать решение правительства в Киев приехали люди с промышленного востока. Для бюджетников, шахтеров и металлургов ассоциация Украины с ЕС означала бы закрытие предприятий и увольнение. Ведь все рынки сбыта – это Россия и страны СНГ»[16].

 

Появляющиеся здесь означающие «бюджетники», «шахтеры», «металлурги» привязываются к означающим «правительство» (Януковича), «Россия», «СНГ». Так или иначе «правительство Януковича» и «Россия» становятся точками пристежки для дискурсивных элементов, отсылающих к рабочим.

13 декабря 2013 года «Первый канал» вновь сообщает: «врачи, учителя, шахтеры, рабочие» приехали в свои выходные в Киев, имея «большое желание заявить: евромайдан – это далеко не вся Украина и не все ее граждане рвутся в Евросоюз»[17]. Здесь присутствует слово «рабочие», что само по себе редкость. Но почему-то шахтеры указаны отдельно, будто к рабочим они не относятся, что может говорить о том, что у журналистов нет четкого понимания слова «рабочие».

В целом за ноябрь и декабрь в сюжетах «Первого канала» рабочие (в первую очередь шахтеры) представлены исключительно как сторонники действующего режима и противники евроинтеграции; они опасаются перемен, а их ориентация на Россию специально акцентируется.

После свержения Януковича и обострения ситуации на юго-востоке Украины шахтеры в новостях «Первого канала» предстали уже как активные противники новой власти. В нескольких сюжетах говорится об экономических трудностях, о задержках зарплаты, подтолкнувших шахтеров к выступлениям. «Терпение рабочих лопнуло в день аванса», – сообщил «Первый канал» в репортаже из Краснодона 27 апреля 2014 года[18].

С точки зрения содержательной повестки в российских теленовостях наиболее типичными для весны 2014 года являются сюжеты о митингах «за федерализацию» юго-восточных областей Украины в противовес недавним выступлениям в центральной и западной Украине за вступление в европейскую экономическую зону. В апреле наиболее популярными героями репортажей становятся «шахтеры», или, как их еще называют журналисты программы «Вести» на канале «Россия 1», «горняки Донбасса», охватывающего части Луганской и Донецкой областей. Наиболее упоминаемые в новостях города – промышленные центры и крупные месторождения угля, где в апреле еще не происходили военные столкновения.

Весной 2014 года, как и в ноябре–декабре 2013 года, рабочие показаны как противники «Евромайдана» и пророссийские силы. В рабочей среде, по мнению репортеров центральных телеканалов, царит полное единодушие. Можно также отметить, что рабочие представлены исключительно терпеливыми людьми, которых только новая власть довела до отчаяния. Прежде они мало участвовали в митингах и просто работали, видимо, полностью удовлетворенные существующим положением дел, но сейчас были вынуждены подняться на борьбу. Они – главная сила в регионе, которая, однако, еще дремлет, но скоро проснется. Такого рода репрезентация похожа на мифологический образ «русского богатыря», который «лежит на печи», но потом пробуждается для борьбы[19].

В программе «Вести» шахтеры Донбасса представляются как «работающие люди», от отчаяния поднявшиеся из шахт на городскую площадь, о чем свидетельствует новостной заголовок «Новая жизнь Донбасса: из шахты на митинг»[20]. Им приписываются серьезные намерения и решимость: «Шахтеров, если они решились на бунт, никто не остановит»[21]. Согласно аргументации ведущих программы, они выходят на площадь от гнева и безысходности, получая низкую заработную плату и работая в плохих условиях. Не редки случаи производственных травм и гибели на рабочем месте, что подтверждает видеосюжет о взрыве на шахте имени Скочинского в Донецкой области 11 апреля 2014 года[22].

В новостных сюжетах шахтеры противопоставляются так называемым «радикалам» и «бездельникам» с киевского Майдана:

 

«В городе Краснодоне Луганской области вспыхнул шахтерский бунт. Тысячи горняков отказались спускаться в забои, когда увидели, что в их зарплатных платежках не хватает денег. Оказалось, что их забирают на восстановление Киева. То есть громили Киев радикалы, шахтеры в это время работали, а теперь работающие из своих же карманов оплатят восстановление»[23].

 

В данной цитате и далее речь идет о бунте и забастовке. Однако борьба против социальной несправедливости подменяется борьбой против сторонников другой властной элиты, в данном случае киевской. Дискурсивно отстаивание социальных прав подменяется навязыванием гегемонического дискурса.

Помимо журналистов и репортеров, в кадрах визуально присутствуют шахтеры, которые от своего лица говорят о сложившейся ситуации:

 

«Боятся люди потерять работу. Другой работы здесь просто нет». «Мы живем, блин, от получки до получки в долг»[24]. «Мы рабы здесь. Шахтеры – рабы! С нами творят, что хотят, и, как хотят, издеваются. У нас тут настоящее рабство, с нами никто не считается»[25].

 

При этом никак не комментируется то обстоятельство, что данные высказывания скорее свидетельствуют о нерешительности, которую проявляли шахтеры до весны 2014 года, соглашаясь работать в неудовлетворительных трудовых условиях.

После событий 3 мая 2014 года, во время которых в Одессе погибли более 50 человек, в новостных репрезентациях усиливается радикальность и эмоциональность рабочих. В сюжете от 4 мая шахтеры показываются в двух модусах. Сначала они стоят в повседневной одежде вместе с митингующими на площади Донецка и выражают возмущение, грозя кулаками и подтверждая свои намерения уверенными жестами:

 

«Не мы к вам пришли. Вы к нам пришли. Вы поставили свой сапог на нашу землю. Поверьте, мы сапоги умеем сбивать в шахте. Поверьте и запомните это. Мы просто так свою землю не отдадим»[26].

 

Высказывание содержит противопоставление «мы»/«вы» или «мы»/«они». Под «мы» понимаются жители Донбасса, под «они» – сторонники евроинтеграции, которые, по мнению говорящего, представляют угрозу для юго-востока Украины. В следующем кадре появляется другой рабочий худощавого телосложения:

 

«Сейчас поднялись с шахты только, блин. Сейчас подымется завод. Остановится металлургия. Отгрузки угля не будет, ничего не будет. Но мы хотим работать. Просто мирно, спокойно работать»[27].

 

Вместе с желанием восстать против новой киевской власти данное высказывание выражает желание нормализовать обстановку и вернуть жизнь в мирное русло. Сами шахтеры репрезентируются одетыми в рабочую форму, с касками на головах и перепачканными угольной пылью лицами. Они эмоционально жестикулируют и выражают негодование действиями проукраинских активистов в Одессе:

 

«Это нелюди. Это голимые фашисты. Вот все шахтеры. Мы бросим все. Мы пойдем на войну… Это уже никуда не годится»[28].

 

Шахтеры из Донецка выражают негодование по поводу действий сторонников Майдана в Одессе. Кадр из видеосюжета программы «Вести» от 5 мая 2014 года.

 

Последняя реплика принадлежит мужчине, изображенному в центральной части кадра. Он стоит перед микрофоном в окружении других шахтеров, решившихся на забастовку; некоторые из них повязали георгиевские ленты, в данном контексте символизирующие поддержку «федерализации». Вероятно, репортеры канала «Россия 1» вызвали у них определенный интерес. Шахтеры внимательно слушают, что говорит их товарищ в камеру.

 

Рабочие как дискурсивный элемент «стабильности» и «порядка»

В новостном дискурсе центральных телеканалов образ рабочих формируется в контексте протестов, во-первых, с помощью высказываний ведущих, журналистов и репортеров, которые характеризуют рабочих, в частности «шахтеров» из Донбасса, как самоотверженных людей, чей труд противопоставляется «безделью» оппозиции или сторонников Майдана. Во-вторых, рабочие появляются в кадре тогда, когда они становятся социально активными участниками массовых акций, но эта активность связана с выражением позиции, созвучной гегемоническому дискурсу российских телеканалов. В-третьих, репрезентации рабочих служат лишь средством подтверждения устойчивой позиции властной элиты, связанной с кланом Януковича.

Рабочие не занимаются политикой сами по себе, но включаются в нее, когда что-то угрожает стабильности и порядку. Наблюдаемая в данном случае реактивность сочетается с изначальной консервативностью. Если в классическом марксистском дискурсе рабочие связаны с революцией и трансформацией социального порядка, то в современном кремлевском гегемоническом дискурсе элемент «рабочие» прикреплен к «стабильности», «порядку» и «сохранению курса». Реактивность и консерватизм отчасти повторяют представления о безынициативности рабочих, становящихся объектом политики, который приводится в движение внешними силами. Они не артикулируют новых идей, а пытаются защитить то, что уже есть. Они хотят спокойно работать и зарабатывать. Здесь за означающим «рабочий» закрепляется аполитичность, которую и подчеркивают центральные телеканалы.

Рабочие представлены «честными», «самоотверженными» и «отважными» людьми, которые «ежедневно идут на смерть», подвергаются физическим перегрузкам, получают производственные травмы и портят здоровье, работая в плохих условиях и получая за свой труд неизменно низкую плату. Голоса и реплики рабочих служат отражением мнения простых людей в целом, но борьба за социальную справедливость в гегемоническом дискурсе подменяется борьбой против антироссийской украинской оппозиции или сторонников другой властной элиты.

В новостном дискурсе центральных российских телеканалов рабочие репрезентируются как сторонники российской власти и в целом консервативная сила, ориентированная на воспроизводство прежнего политического и экономического порядка. Такие дискурсивные рамки предполагают исключительно позитивную репрезентацию: и официальные СМИ, и чиновники различных рангов говорят о рабочих, как правило, позитивно. Во время пресс-конференции 18 декабря 2014 года Владимир Путин вновь сделал реверанс в сторону трудящихся, сказав, что элитой России являются «работяги, крестьяне»[29]. Президент не уточнял, почему именно они воспринимаются им как элита и что он подразумевает под элитой вообще. Тем не менее далее Путин добавил: «Все остальное разделение на элиты я считаю абсолютно необоснованным»[30]. Данное высказывание является попыткой представить Россию в виде неделимого организма, лишенного внутренних противоречий. Здесь можно провести параллели с положением трудящихся в Средние века, о чем в книге «Рождение Европы» пишет историк Жак Ле Гофф:

 

«Церковь, богатые и обладающие властью воспевали труд, кажется, только для того, чтобы держать тружеников в рабстве у хозяев»[31].

 

Такие регулярные апелляции президента к рабочим вызывают встречную (прогнозируемую и выгодную для власти) реакцию представителей либеральной оппозиции. Так, журналист и один из организаторов митингов против фальсификаций выборов Сергей Пархоменко писал 13 декабря 2013 года на своей странице в фейсбуке: «А ведь режим только на стаде и уралвагонзаводе и мечтает удержаться»[32]. К тому времени рабочие «Уралвагонзавода» уже сошли с экранов телевизоров, появляясь там лишь эпизодически, но Пархоменко продолжает видеть в них как в сторонниках Путина угрозу.

В 2014 году другой либеральный публицист Александр Баунов опубликовал на новостном портале Slon.ru текст, озаглавленный так: «У какой черты остановился Владимир Путин»[33]. Автор рассуждает о том, что существующий политический режим в России напоминает правую авторитарную диктатуру, но в скором времени может превратиться в левую диктатуру, что, по мнению Баунова, гораздо хуже. Под левой диктатурой подразумевается провозглашение некоей «народной справедливости», когда «все принадлежит народу-труженику», устанавливается фиксированный валютный курс, твердые цены и так далее. Также он определяет ряд символов левой диктатуры, которые вскоре могут появиться в господствующей идеологии. Среди них «Че Гевара, лоскуты-плакаты, революционные песни, мозаики с мускулистыми рабочими на автобусных остановках» и тому подобное. Эти вполне характерные примеры показывают, что некоторые либерально-оппозиционные лидеры идут на поводу у господствующего дискурса о рабочих. «Народ-труженик» и «мускулистые рабочие» – это дискурсивные элементы, которые либеральная оппозиция вслед за официальными телеканалами привязывает к действующей российской власти, вместо того, чтобы попытаться реартикулировать их в ином ключе.

 

***

В случае с медиапредставлением рабочих мы можем задаться еще одним вопросом, сформулированным в рамках постколониальных исследований: «Могут ли угнетенные говорить?». Гайатри Чакраворти Спивак в одноименной статье отвечает на этот вопрос отрицательно, утверждая, что даже позитивная репрезентация от лица угнетенных лишает их собственного голоса[34]. Так и от лица рабочих на официальных российских телеканалах всегда высказывается кто-то другой. Они лишены голоса. В некоторых новостных сюжетах слово может быть предоставлено непосредственно рабочему, но это происходит только в том случае, если рабочий подтверждает уже сказанное репортером или телеведущим. Рабочие не имеют собственного политического представительства, они лишены доступа к средствам массовой информации. Поэтому за них могут говорить начальники цехов или ангажированные журналисты. Эта «безголосость» и политическая «непредставленность» и позволяет изобразить рабочих в качестве сторонников действующей власти.

В то же время включение рабочих как социальной группы в моменты политических протестов и их репрезентация в дискурсе российского центрального телевидения как лояльных господствующему режиму позволяет формировать представления, регулировать коллективные эмоции и вызывать нужные для тех, кто контролирует медиапространство, аффективные реакции зрителей. В советском господствующем дискурсе подобную менеджериальную функцию выполняло понятие «рабочего класса», которое было одной из формул управления населением[35]. В наши дни за счет использования репрезентации «рабочих», и в частности «шахтеров», в контексте украинских событий достигается эффект регулирования когнитивно-эмоциональных схем восприятия телеаудитории. Представители этих профессиональных групп являются «угнетенными», но «честными», они работают в тяжелых условиях, но получают низкую заработную плату. Их труд мотивирован самопожертвованием во имя идеи стабильности, он служит основой благополучия других социальных слоев. Рабочие олицетворяют собой «народную простоту» и «открытость», вызывая всеобщее доверие. Рабочие – это те, кто испытывает в наибольшей степени социальную несправедливость, так что если они поддерживают сложившийся порядок, то и другие социальные группы должны его поддерживать.

В 1901 году командующий корпусом жандармов (будущий министр внутренних дел) Петр Святополк-Мирский отмечал в связи с участившимися случаями протестов рабочих:

 

«В последние три–четыре года из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, почитающего своим долгом отрицать религию, пренебрегать законом, не повиноваться власти и глумиться над ней»[36].

 

Российские официальные СМИ сейчас навязывают обществу образ рабочего как такого «добродушного русского парня», который должен подавать пример «добродушия» всем остальным. Однако нет гарантий, что в условиях экономического кризиса эти «добродушные парни» не будут вновь массово превращаться в тех, кто «пренебрегает законом, не повинуется власти и глумится над ней».