купить

Чудеса и политика:

практика православной канонизации в России

 

Алексей Владимирович Макаркин (р. 1971) – первый вице-президент Центра политических технологий.

 

«В русских святых мы чтим не только небесных покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего собственного духовного пути», – писал в эмиграции Георгий Федотов[1]. Канонизация святых в Русской православной церкви (РПЦ) всегда выходила за рамки сугубо церковных дел: она была не только признанием святости почивших праведников и мучеников, но и своеобразным посланием обществу, из которого предлагалось делать соответствующие выводы.

 

Редкость канонизаций

На протяжении всей своей истории РПЦ крайне осторожно относилась к прославлению святых, опасаясь совершить ошибку, которая могла бы дискредитировать ее в глазах верующих и государства. Кроме того, согласно церковному учению, святость подвижников к моменту канонизации уже определяется Богом, а задача церкви заключается в том, чтобы правильно определить его волю. Если сделать этого не удается, то молитвы новопрославленному святому окажутся не только бесполезными, но и вредными. Выступая на Поместном соборе 1988 года, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий отмечал:

«[В РПЦ] канонизация святых являлась подтверждением и благословением уже имевших место фактов церковно-народных почитаний усопших подвижников благочестия: церковная же власть освящала это почитание и торжественно провозглашала подвижника веры и благочестия святым»[2].

Именно поэтому, решая вопрос о канонизации, церковные власти в качестве основного критерия прославления старались рассматривать совершение чудес в связи с молитвами праведнику, отодвигая прочие факторы на второй план.

Уже с петровского времени осторожность церковных инстанций в данном вопросе усугублялась скептическим отношением государственной власти к «суевериям». В синодальный период русское государство стремилось максимально ограничить возможности церкви, не позволяя ей не только самостоятельного, но и даже минимально автономного существования. Православная паства, верящая в чудеса и знамения, представлялась петербургским рационалистам темной массой, находящейся в скрытой оппозиции регулярному государству, созданному Петром Великим. Пропагандируемые церковью сверхъестественные события всегда вызывали нескрываемый скепсис у имперских чиновников, несмотря на их формальную принадлежность к государственной церкви.

Неудивительно, что за два столетия существования Российской империи к лику святых для общероссийского почитания были причислены всего десять человек. Кроме того, было восстановлено почитание Анны Кашинской, прекращенное во второй половине XVII века из-за того, что она лежала в гробу с пальцами, сложенными двуперстно, как бы подтверждая тем самым правоту старообрядцев. Причем пять из этих прославлений, как и повторная канонизация Анны, состоялись в царствование Николая II, который в целях легитимации императорской власти особенно широко обращался к патриархальной традиции и русской истории: торжества по случаю канонизаций сочетались с празднованием светских годовщин – Полтавской битвы, Бородинского сражения, 300-летия династии Романовых. На Поместном соборе 1917–1918 годов состоялись еще две канонизации, материалы для которых были подготовлены еще в дореволюционный период.

Но до революции церковь старалась проявлять осторожность, подчеркивая необходимость тщательной подготовки канонизаций. Во время Первой мировой войны это привело даже к спору между царской властью и Святейшим Синодом по поводу причисления к лику святых тобольского митрополита Иоанна (Максимовича). Синод считал нежелательным форсирование этого процесса, тогда как местный епископ Варнава, пользуясь связями с Григорием Распутиным, добился принятия решения о канонизации. Николай II занял компромиссную позицию, разрешив епископу пропеть величание Иоанну, не прославляя его, хотя величание в церкви поют только святым. Заступничество царя позволило Варнаве не только сохранить свой пост, несмотря на то, что Синод был разгневан своеволием тобольского владыки, апеллировавшего к императору в обход церковных властей, но и получить сан архиепископа. А через год прошла официальная, с синодальной санкции, церемония прославления, оказавшаяся последней в истории императорской России[3].

 

Советские канонизации

В советское время канонизации святых были фактически запрещены: если имперский истеблишмент считал церковь слишком «суеверной», но все же официально оказывал знаки внимания господствующему вероисповеданию, то для коммунистической власти она была идеологическим противником. Даже в годы послевоенного «потепления» церковно-государственных отношений о новых святых не было и речи. После кончины Сталина, однако, церковь стала находить возможности для того, чтобы осуществлять канонизации даже в неблагоприятной ситуации. Для этого использовались несколько способов.

Первый из них предполагал внесение в святцы имени святого, канонизированного в другой поместной церкви. (Дело в том, что канонизация, проведенная, например, Константинопольским патриархатом, не признается в Москве, Бухаресте или Белграде автоматически.) Именно так в 1962 году церковный календарь Московской патриархии впервые пополнился новым святым – Иоанном Русским, канонизированным ранее Константинопольской и Элладской церквями. А восемью годами позже в святцы таким же образом было внесено имя Германа Аляскинского, причисленного к лику святых Православной церковью в Америке, только что получившей автокефалию в силу решения РПЦ. Такой шаг был обусловлен, в частности, необходимостью повысить легитимность новой церкви, автокефальный статус которой не признавался рядом церквей, в том числе Константинопольским патриархатом. При этом формально новой канонизации как бы и не было, что очень устраивало власти.

Во втором способе также задействовались внешние факторы. Так, в 1970-м и 1977 годах по просьбам, соответственно, японских и американских православных были канонизированы святители Николай (Касаткин) Японский и Иннокентий (Вениаминов), просветитель Америки. Эти события совпали с началом «разрядки», которую РПЦ использовала для получения у государства санкции на эти канонизации. Внешнеполитические аргументы представители церкви привлекали и в других случаях. Например, когда надо было спасти от закрытия Ленинградские духовные школы, там срочно создали факультет, готовящий православных священников для стран Африки. А закрытие Пюхтицкого монастыря предотвращали, приглашая в обитель представительные иностранные делегации. Впрочем, использование «международного» ресурса имело и оборотную сторону: РПЦ приходилось полностью солидаризироваться с советской внешней политикой.

Наконец, третий способ можно назвать «тихой» канонизацией. В 1978 году Синод принял решение утвердить службу и акафист святому Мелетию (Леонтовичу), архиепископу Харьковскому. Это означало канонизацию, хотя сам термин не употреблялся, чтобы не осложнять отношений с государством. Впрочем, такой опыт больше не повторялся; не исключено, что власти все же обратили внимание на «хитрость» священников. Более перспективным сочли другой путь, предполагавший причисление того или иного персонажа к «местночтимым», то есть почитаемым на территории одной епархии, святым. Для этого использовалось введение новых праздников, так называемых «соборов святых», происходившее по отдельным епархиям. Формально речь шла не о новых канонизациях, а лишь об установлении новых праздников, посвященных уже канонизированным святым: их как бы объединяли по территориальному признаку. Однако в ряде случаев в списки включались и подвижники, ранее не причислявшиеся к лику святых, – например, знаменитый сибирский старец Федор Кузьмич, которого некоторые до сих пор идентифицируют с императором Александром I.

При этом «имя каждого подвижника благочестия отдельно не обсуждалось и ни житий, ни служб им не составлялось»[4]. Списки имен, включенных в каждый собор, утверждались Синодом, который мог и не пропустить спорные фигуры. Например, несмотря на многовековое почитание в Рязанской епархии, так и не был официально канонизирован князь Олег Рязанский: этому помешала его репутация «предателя» и союзника Мамая[5]. Несмотря на это, в рязанских храмах можно приобрести иконы святого Олега. Более того, его культ в последние десятилетия становится еще более популярным: возобновлены богослужения в Солотчинском монастыре, где он похоронен, рязанский герб украшен изображением князя, который прочно идентифицируется с Олегом, а на одной из центральных площадей Рязани ему установлен памятник. Советская власть, насколько можно судить, не препятствовала этим процессам, поскольку они не вызывали заметного резонанса.

Перестройка сделала возможным празднование в 1988 году Тысячелетия крещения Руси как торжества общенационального масштаба. В связи с этим на Поместном соборе состоялась канонизация девяти новых святых – событие, беспрецедентное для русской церковной истории последних столетий. Список канонизированных тщательно готовился: в него вошли как консервативные богословы XIX века Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов), вдохновлявшие церковных интеллектуалов, так и почитаемая в народе Ксения Петербургская, с именем которой связывались многочисленные чудеса. Для нецерковных людей знаковыми стали имена Андрея Рублева и, особенно, князя Димитрия Донского, хотя канонизация последнего вызывала вопросы в связи с его непростыми отношениями со священноначалием и отсутствием традиции почитания именно как святого, а не как полководца (в отличие от его оппонента Олега Рязанского). Разумеется, здесь можно вспомнить танковую колонну «Димитрий Донской», средства на которую, наряду с эскадрильей «Александр Невский», собирались верующими в годы Великой Отечественной войны. Но тогда речь шла о стремлении церкви встроиться в провозглашенный Сталиным патриотический дискурс, в котором фигурировали имена знаменитых князей-патриотов, то есть приоритет все же оставался за светскими мотивами.

В 1988 году было еще политически невозможно канонизировать кого-либо из святых, живших в ХХ столетии, однако жизнь менялась все стремительнее, и первая канонизация деятеля церкви, входящего ныне в Собор новомучеников, стала возможна уже в следующем, 1989, году: речь шла о патриархе Тихоне. Тогда же была создана и постоянно действующая Синодальная комиссия по канонизации святых во главе с митрополитом Ювеналием, руководившим ею до 2011 года, когда его преемником стал епископ Троицкий – Панкратий. Этот орган получил широкие полномочия по рассмотрению кандидатур как «общецерковных», так и «местночтимых» святых, хотя к его решениям прислушивались не всегда. Так, в октябре 1996 года комиссия отклонила запрос о канонизации митрополита Петра (Могилы), виднейшего деятеля украинского православия XVII века[6], которого некоторые российские богословы обвиняли в симпатиях к католицизму. Однако Украинская православная церковь Московского патриархата все же провела местную канонизацию, чтобы не позволить конкурирующим с ней религиозным организациям в лице Киевского патриархата и Украинской автокефальной церкви монополизировать роль «наследников» знаменитого митрополита. А в 2005 году патриарх Алексий II благословил внесение имени Петра Могилы в святцы всей РПЦ.

 

Новомученики: проблемы канонизации

Однако главной задачей комиссии стала подготовка к канонизации новомучеников, которая была связана с рядом особенностей.

Во-первых, Московскому патриархату в конце 1980-х годов надо было реагировать на вызов со стороны Зарубежной церкви, которая, находясь тогда с ним в конфликтных отношениях, в условиях политической демократизации смогла легализовать свое присутствие на территории СССР и даже претендовала на роль центра притяжения для недовольных священнослужителей. К тому времени «зарубежники» уже провели ряд канонизаций: первая из них состоялась в 1964 году, когда после 14-летней подготовительной работы к лику святых был причислен Иоанн Кронштадтский, деятель, которого было запрещено даже упоминать в «Журнале Московской Патриархии» (РПЦ канонизировала его только в 1990-м). Далее, в 1981 году были канонизированы новомученики, включая царскую семью. Эти канонизации, разумеется, были проигнорированы Московской патриархией, но причисление к лику святых Николая II и других погибших от рук большевиков членов дома Романовых вызвало споры и в самом русском зарубежье. Речь шла как о противоречивой личности самого царя, которого критиковали «слева» (за консервативный политический курс и феномен Распутина) и «справа» (за отречение от престола), так и о политизированном характере самой канонизации. Кроме того, возникали и непредвиденные «технические» вопросы: например, канонизация приближенных Николая, сохранивших верность монарху, привела к тому, что в списках православных святых, по версии «зарубежников», оказались католик Алоизий Трупп и лютеранка Екатерина Шнейдер – и это на фоне жесткой борьбы с экуменизмом, всегда отличавшей Зарубежную церковь.

Во-вторых, некоторые новомученики почитались в православной среде задолго до 1989 года, но подобной практике мешала не только цензура, но и дефицит информации в условиях недоступности архивов. Биографии многих священнослужителей и мирян, погибших в годы советской власти, были недостаточно изучены. Это приводило к казусам, может быть, еще более драматичным, чем в случае с канонизированными иноверцами. Например, среди святых, почитаемых Зарубежной церковью, оказались люди, которые на допросах подписали подробные показания против своих «подельников». Согласно же критериям, принятым комиссией митрополита Ювеналия, канонизация допустима даже в отношении лиц, признавших свою «вину», но святыми нельзя считать тех, кто стал виновником (пусть и невольным, под пытками) гибели других людей. Интересно, что воссоединение церквей не привело к автоматическому включению в святцы РПЦ «зарубежных» святых, хотя и деканонизации не произошло: они фактически остались местночтимыми. Кстати, до сих пор ведутся дискуссии по поводу того, насколько можно доверять следственным документам при решении вопроса о причислении к лику святых[7].

В-третьих, руководство епархий и отдельных монастырей всеми силами добивалось скорейшей канонизации «своих» святых, что порой расходилось с приоритетами комиссии по канонизации, настаивавшей на предоставлении исчерпывающей информации о кандидатах. Например, расстрелянный в 1937 году архиепископ Феодор (Поздеевский) особо почитался в московском Свято-Даниловом монастыре, однако его признательные показания не позволили принять положительного решения о канонизации[8]. Еще более драматичная история произошла с церковным историком, митрополитом Мануилом (Лемешевским), который долгие годы провел в лагерях, но потом оказался агентом советских спецслужб с большим стажем[9].

Несмотря на все затруднения, на юбилейном Архиерейском соборе 2000 года состоялась массовая, включавшая более тысячи человек, канонизация новомучеников. Это было необходимо для поддержания диалога с «зарубежниками», который в 2007 году увенчался воссоединением церквей. В последующем канонизации продолжились, уже решениями Синода. В постсоветских условиях привычная осторожность пошла на спад, и потому спорных решений, а то и ошибок, РПЦ избежать не удалось. Так, ярославский священник Александр Смирнов, якобы расстрелянный в 1918 году, по данным исследователей, мирно скончался тремя годами раньше[10]. Еще более запутанная ситуация возникла с епископом Кинешемским Василием (Преображенским). В 2003 году известный церковный историк Павел Проценко обратил внимание на то, что именно по его показаниям была арестована учительница и регент храма Ираида Титова, так же сейчас причисленная к лику святых:

«Если обществу будут явлены “иконы” ложных святых, то тогда его ждет тупик. Самый безвыходный из тупиков – духовный. Избежать этого можно лишь в соборном гласном труде, а если случаются ошибки, то и в честном их признании и исправлении»[11].

Реакции священноначалия на это заявление не последовало. Но в 2012 году произошли неожиданные события: из церковного календаря были изъяты имена тридцати шести святых, включая и о. Александра Смирнова, и епископа Василия. Официально при этом была сделана ссылка на комиссию по канонизации, которая не передала имен в издательство Московской патриархии. Однако на православных форумах заговорили о возможной деканонизации[12], тем более что в июне 2012 года секретарь комиссии по канонизации, игумен Дамаскин (Орловский), увез мощи епископа Василия из Ивановской епархии, где тот пользуется широким почитанием. (Во многом это связано как раз с самим наличием мощей, поскольку большинство новомучеников похоронено в безвестных могилах.) Вместо них, в епархию были доставлены мощи некого священника, выходца из Ивановской области, умершего на Соловках. Внятного объяснения по этому поводу не было[13]; тем не менее, в августе того же года в Кинешме в день памяти святого Василия прошли торжества с участием правящего архиерея[14].

В-четвертых, возникли вопросы внутренней церковной юрисдикции. Дело в том, что жертвами репрессий стали представители всех церковных течений, особенно во второй половине 1930-х годов, когда жестоким гонениям подверглись даже обновленцы, которые ранее использовались властями для организации церковного раскола. В то же время среди жертв были и представители церковных консерваторов, которые отказывались поддерживать линию митрополита Сергия (Страгородского) на сотрудничество с советской властью. В результате было принято принципиальное решение о возможности причисления к лику святых как сторонников Сергия, так и тех, кого ранее официальные церковные историки причисляли к «раскольникам».

И, наконец, в-пятых, РПЦ надо было определиться с расходящимися воззрениями новомучеников на общественные проблемы. Означает ли причисление к лику святых «канонизацию» их политических взглядов? Официально на этот вопрос давался отрицательный ответ: так, Николай II был канонизирован не как государственный деятель, а как страстотерпец, который принял христианскую кончину. Именно поэтому среди новых святых оказались люди разных политических ориентаций. Например, митрополит Серафим (Чичагов), епископ Гермоген (Долганев) и протоиерей Иоанн Восторгов были монархистами. А протоиереи Илия Громогласов и Иоанн Артоболевский были сторонниками либеральных взглядов. В число новомучеников-либералов попал даже деятель кадетской партии Константин Минятов, который в качестве адвоката был включен в состав епархиальной делегации, направившейся к большевистским властям вызволять «черносотенного» епископа Гермогена, и погибший. Впрочем, сегодня именно правые силы наиболее активно апеллируют к авторитету новомучеников для защиты своих взглядов[15].

Как раз с влиянием крайне правых стоит связывать нежелание церкви включить в святцы имена нескольких мучеников, участвовавших в спасении евреев во время нацистской оккупации Франции, погибших в концлагерях и канонизированных Константинопольским патриархатом. Среди них, в частности, знаменитая мать Мария (Скобцова), критикуемая православными консерваторами за неприятие традиционных форм православной церковности[16]. Даже мученическая смерть, пусть не за веру, а за ближних, не стала в их глазах основанием для того, чтобы смягчить позицию.

 

Чудеса или заслуги?

С прославлением новомучеников связана еще одна проблема: несмотря на народное почитание некоторых из них (например, Николая II в общероссийском масштабе или того же Василия Кинешемского в Ивановской епархии) и обилие житийной литературы, появившейся в последнее время, они мало известны верующим. Вот слова члена комиссии по канонизации, протоиерея Георгия Митрофанова:

«Даже простое отдание дани почитания новомученикам, увы, не стало нормой нашей церковной жизни. Мы вспоминаем о новомучениках в положенные календарные дни, иногда, желая показать миру и самим себе наше высокое духовное достоинство, не стесняемся бахвалиться тем, что именно в нашей стране было прославлено такое количество новомучеников, забывая при этом, что еще большее число заблудших православных христиан их таковыми новомучениками делали»[17].

Иными словами, если признать поведение новых святых «нормативным», то аномалией станут не только действия непосредственных участников репрессий, но и молчание тех, кто не вмешивался в происходящее; а это не просто абстрактное большинство населения страны, но и конкретные отцы и матери, деды и бабушки нынешних прихожан РПЦ.

Есть и другая причина прохладного отношения к новомученикам. Это проблема чудес: верующие в большинстве своем хотят видеть в святых не заслуженных героев, дающих высокие образцы для подражания, а помощников в решении конкретных жизненных проблем, способных вершить чудеса. Отсюда «народное прославление» Ксении Петербургской, а затем и Матроны Никоновой, которое предшествовало официальной канонизации. Причем причисление к лику святых Матроны состоялось вопреки скептическому отношению со стороны ряда церковных деятелей, в частности, диакона Андрея Кураева[18]. Именно «Матронушка» стала самой популярной святой в ряду тех, кто был канонизирован в последние десятилетия, – несмотря на то, что она не была репрессирована, а апокрифические варианты ее жизнеописания повествуют даже о встрече со Сталиным[19]. «Народное» влияние очевидно и в других канонизациях. Так, Илья Семененко-Басин, анализируя причисление к лику святых украинских подвижников, отмечал, что канонизация некоторых местных юродивых, в частности Феофила и Паисия, была бы невозможна в дореволюционное время:

«Епископы, быть может, и понимали, что канонизация Феофила и Паисия будет позднее названа поступком необдуманным, но в виду расколов и раздробления паствы на Украине сочли за благо молча скрепить своей подписью vox populi»[20].

Бывают и куда более сложные проблемы. Например, ставропольский митрополит Гедеон, несмотря на негативную позицию комиссии по канонизации, благословил местное почитание популярного старца Феодосия Кавказского, в жизнеописании которого есть немало противоречий. Более того, выявленные позднее документы также свидетельствуют против канонизации: так, будучи монахом на Афоне, он пытался провезти туда женщину, что строжайше запрещено, – за это его изгнали со Святой горы[21]. После кончины Гедеона местное почитание старца формально отменено не было, но на практике его свернули. Почитатели Феодосия в 2007 году писали Алексию II:

«Газеты “Ставропольский благовест” и “Живоносный источник” будто наложили запрет на любое упоминание о Старце. […] Из церковных лавок исчезли иконы и жития святого, в литургиях не всеми священниками прославляется преподобный Феодосий»[22].

Впрочем, в ряде случаев церковь целенаправленно блокирует попытки превращения народного почитания в официальное прославление. Можно перечислить немало имен «кандидатов в святые», которым отказано в прославлении. Это, например, погибший в Чечне солдат Евгений Родионов, в поддержку канонизации которого выступали многие священнослужители (например, глава Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами, протоиерей Димитрий Смирнов). Секретарь комиссии по канонизации святых, протоиерей Максим Максимов, проводивший официальное исследование этого вопроса, заявил:

«Нет никаких документальных сведений об обстоятельствах смерти этого человека. Все рассказы, которые существуют в развернутом или сжатом виде, есть всего лишь умопредставление людей на эту тему»[23].

Другим подобным примером может служить фигура иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), которого одни считают великим подвижником, а другие полагают, что его жизнеописание переполнено мифами (последнее мнение разделяет и комиссия по канонизации)[24].

Конкуренция «официального» и «народного» почитания будет, видимо, продолжаться и в дальнейшем, что не исключает и компромиссов – таких, как прославление святой Матроны. Впрочем, количество канонизаций сейчас уменьшается, что связано не только с сокращением числа непрославленных подвижников, но и с приоритетами патриарха Кирилла, который не склонен стимулировать новые прославления:

«Многочисленные канонизации, осуществленные в последние десятилетия, дали повод к превратному пониманию этого благодатного процесса церковной жизни, который воспринимается некоторыми не как констатация сложившегося в церковном народе почитания подвижника веры, засвидетельствованного Богом чудесами, а как посмертная награда за труды. Речь идет не о наградах, которые Церковь как бы посмертно выдает заслуженным людям»[25].

Таким образом, на высшем уровне в очередной раз подтверждается традиционная для православия концепция приоритета чудес над заслугами.



[1] Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1991. С. 27.

[2] Поместный собор Русской Православной Церкви. Троице-Сергиева Лавра, 6–9 июня 1988 года. Материалы. М.: Издательство Московской Патриархии, 1990. С. 142.

[3] Подробнее об этом см.: Фомин С.В. Последний царский святой. СПб.: Общество св. Василия Великого, 2003.

[4] Игумен Андроник (Трубачев). Канонизация святых в Русской Православной Церкви (http://azbyka.ru/tserkov/svyatye/trubachev_kanonizatsiya_svyatyh_08-all.shtml).

[5] Великий князь Олег Рязанский (http://cnacck.ru/2012/02/20/556).

[6] См.: Канонизация святых в ХХ веке. Комиссия Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых. М.: Издательство Сретенского монастыря, 1999. С. 232–233.

[7] См.: Последнее следственное дело архиепископа Феодора (Поздеевского). М.: Даниловский благовестник, 2010.

[8] Там же.

[9] См.: Куракина А.С. Неоднозначность личности митрополита Мануила (Лемешевского) (http://rudocs.exdat.com/docs/index-321606.html#10027144).

[10] См. информацию из базы данных авторитетного Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (http://213.171.53.29/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/charset/ans?notextdecor).

[11] Проценко П.Г. Посмертная судьба новых мучеников // Независимая газета. 2003. 16 апреля (http://religion.ng.ru/history/2003-04-16/6_destiny.html).

[12] См., например: http://ustav.livejournal.com/1082825.html.

[13] Официальный представитель епархии заявил, что мощи будут доставлены «в то место, которое будет определено Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом» (www.1000inf.ru/news.aspx?id=11610).

[14] www.kineshemec.ru/novosti-goroda-raznoe/12365-torzhestva-ivanovskoj-mitropolii-proshli-v-kineshme.html.

[15] См.: Святые черносотенцы. Священный Союз Русского Народа. М.: Институт русской цивилизации, 2011.

[16] См.: Благодатный огонь. 2000. № 5. С. 51–57.

[17] «Страна нераскаянных Каинов вряд ли может войти в Царство Небесное». Интервью с протоиереем Георгием Митрофановым // Кифа. 2009. 30 мая. (http://gazetakifa.ru/content/view/2706).

[18] См.: Тюренкова П. Моя Матронушка (www.pravmir.ru/moya-matronushka).

[19] В РПЦ есть маргинальные группы, которые Сталина считают праведником, а Ивана Грозного и Григория Распутина – святыми. Подробнее об этом см. капитальное исследование: Фирсов С.Л. На весах веры. От коммунистической религии к новым «святым» посткоммунистической России. СПб.: Вита Нова, 2011.

[20] Басин И. Канонизация святых в Украинской Православной Церкви Московского Патриархата: 1993–1996 годы // Вестник Русского христианского движения. 1997. № 176. С. 234 (http://krotov.info/history/20/tsypin/basi1997.html).

[21] См.: Троицкий П. Один эпизод из жизни преподобного Феодосия Кавказcкого (www.rushill.ru/knigi/iz-zhizni-feodosiya-kavkazskogo.html).

[22] www.chin-pokayaniya.ru/news.php?id=28.

[23] См. интервью протоиерея Максимова «Комсомольской правде» (www.kp.ru/daily/25620/787714).

[24] «Я слагаю с себя звание и профессию служителя религиозного культа…» Биография иеросхимонаха Сампсона (Сиверса) по документам российских архивов (www.anti-raskol.ru/pages/1086).

[25] Цит. по: www.pravoslavie.ru/news/44468.htm.