купить

«В тихом омуте»:

Ключевые слова: трудовая этика, огосударствление времени, отпуск, «черный август»

АВГУСТ КАК МЕСЯЦ ОТДЫХА/ТРУДОВЫХ БУДНЕЙ В ПОЗДНЕСОВЕТСКОЙ РОССИИ[1]

 

Сам бы поохотничал сейчас... — вздохнул фельдшер и почесал лысину. — Но... но отпуск только в августе.

В. Шукшин. «Нечаянный выстрел»

 

12 января 1978 года Григорий Васильевич Романов (1923—2008), всесильный первый секретарь Ленинградского областного комитета партии с 1970 года[2], отправил Борису Ивановичу Аристову, тогдашнему первому секретарю Ленинградского городского комитета партии, записку. На клочке обычной бу­маги, без заголовка, Романов распекал нерадивых подчиненных:

Б.И. Аристову.

Факт возмутительный. Кто дал право т. Шевелеву Э.А. (подчеркнуто два раза. — К.К.) нарушать порядок, подготовленный обкомом КПСС о приемке фильмов и других произведений искусства? Где были секретари ГК КПСС? Доложите о принятых мерах Обкому Партии. Г. Романов. 12.01.78 год[3].

 

Это редкий образец сколько-нибудь развернутого текста, вышедшего из-под пера Романова; в архивах Ленинградского областного комитета партии хра­нятся, главным образом, тексты его кратких распоряжений чиновникам ап­парата, и не приходится сомневаться, что статьи, которые Романов помещал в печати, а также тексты докладов, отправляемые членам ЦК, писались за него другими людьми[4]. Гнев, выраженный в записке, очевиден; документ недву­смысленно говорит о том, что Романов мог властно вмешиваться в культур­ную политику Ленинграда — именно эта особенность сделала его жупелом в глазах творческой интеллигенции того времени[5].

Фильм, на который ополчился Романов, назывался «Вторая попытка Вик­тора Крохина», по сценарию Эдуарда Володарского его снял режиссер Игорь Шешуков. В картине рассказывается о судьбе спортсмена (советского бок­сера с крепкими пролетарскими корнями, выросшего в ленинградской после­военной коммуналке); действие происходит на фоне семейной мелодрамы: мать Крохина вторично выходит замуж, и из тюрьмы возвращается ее стар­ший сын — эту роль замечательно сыграл Иван Бортник, «дублер» Влади­мира Высоцкого[6]. Партийных чиновников многое не устраивало в фильме, например образы советских спортивных функционеров, людей циничных и насквозь испорченных, а также слишком откровенное изображение жизни в коммунальной квартире. Но меня здесь интересует не скандал, связанный с фильмом, — это лишь случай, позволяющий изнутри увидеть работу совет­ской цензуры в так называемый «период застоя», механизмы закулисной борьбы и интриг[7]. Дело «Виктора Крохина» мне понадобится в качестве от­правной точки для исследования совсем другого предмета, а именно дву­смысленного статуса августа, который одновременно был всего лишь одним из месяцев наполненного трудовыми буднями года и порой отпусков.

Интересно в этом отношении взглянуть на первый абзац рапорта, подан­ного в ответ на записку Романова несчастным Е.А. Шевелевым, заместителем секретаря горкома по культуре. В нем говорится, что окончательная версия фильма была получена горкомом в августе 1977 года и надлежащим образом чиновниками просмотрена:

Просмотренный мной и инструктором Ю.А. Красновым /секретарь горкома КПСС т. Жданова Т.И. была в отпуске/ 5 августа 1977 года вариант картины нуждался в доработке, о чем было сказано главному редактору студии т. Варустину Л.Э. и т. Шешукову И.В. на беседе в отделе культуры горкома партии[8].

 

Попытка «снять с себя ответственность, свалив на вышестоящее началь­ство», несколько сглаживается концовкой рапорта Шевелева, где он, в по­рядке «самокритики», часть вины все-таки принимает на себя: «Таким обра­зом, на мне также лежит ответственность за появление этого фильма»[9]. Од­нако смысл рапорта не оставляет сомнений: если бы вышестоящий руково­дитель был на рабочем месте, фильм, возможно, и не проскочил бы мимо пар­тийной цензуры с такой легкостью[10]. По всей видимости, вопрос о повторном просмотре с целью проверки, устранены ли «просчеты», был оставлен на усмотрение этих конкретных чиновников, которые в данном случае положи­лись на устные заверения редактора и режиссера картины («Л.Э. Варустин и И.В. Шешуков заверили, что будет продолжена работа по устранению имеющихся просчетов»)[11].

Реакция вышестоящих партийных начальников на создавшуюся ситуа­цию весьма любопытна и характерна для атмосферы той эпохи. Похоже, ни Шевелева, ни Жданову прямо не обвинили в том, что случился этот «возму­тительный факт» (что фильм прошел в Госкино). Не проводилось никакой полномасштабной проработки, обычной для сталинской эпохи, когда и Ше­велева, и Жданову могли обвинить в «саботаже», «преступной халатности», «безответственности» или, как минимум, в «расхлябанности», «безалабер­щине» и прочих грехах[12]. Вместо этого последовала лишь повторная провер­ка бюрократических механизмов контроля. То есть объектом расследования стала не личность, а процедура. Это было вполне в духе провозглашенного Л.И. Брежневым в 1966 году официального курса на «доверие к кадрам». Сам же Романов — что весьма характерно для регионального партийного руко­водителя того времени — и извлек выгоду из такой политики (к 1978 году он находился на своем посту дольше, чем любой первый секретарь со вре­мен Андрея Жданова, и в итоге на целых три года побил его десятилетний рекорд). А равно, по крайней мере в данном случае, и все его подчинен­ные[13]. Словом, скандал спустили на тормозах; но нас здесь занимает не это, а изменение отношения руководства страны в тот период к самой идее отпуска.

Концептуализация отпуска, времени и обстоятельств, связанных с ним, представляет собой частный пример явления, которое антрополог Катерина Вердери обозначила как «огосударствление времени». Сама Вердери, изучая конец социалистического периода Румынии, рассматривает, главным образом, репрессивную сторону «огосударствления времени». Например, введение пра­вительством графиков сельскохозяйственных работ, что на практике означало, что «румынским крестьянам не разрешалось проводить посевные работы в оп­тимальное для природы время», сюда же входили и долгие часы в очередях за дефицитом, и «ритуальные ожидания», связанные с обязательным участием в демонстрациях. Мимоходом автор упоминает о введении «новых перерывов в работе» в виде новых праздников, но более подробно останавливается на том, что крестьяне упрямо продолжали считать воскресенье нерабочим днем и что дефицит продуктов неблагоприятно сказывался на атмосфере традиционных праздников, лишая простых людей возможности проявлять гостеприимство[14]. В отличие от трудов Вердери, в работах других социологов и антропологов не уделяется столь большого внимания проблеме принуждения, зато подчерки­вается, например, двусмысленный статус государственных праздников. Не­смотря на так называемую обязаловку, то есть обязательное участие населения в парадах и демонстрациях, государственные праздники (поскольку в них при­нимали участие многие люди) являлись стихийным выражением единения и (возможно, за неимением лучшего) искреннего духа настоящего праздника[15].

Институционализация отпуска явилась еще одним поразительным фак­том введенного сверху «огосударствленного времени», то есть, собственно, «навязанного счастья», что весьма характерно для общественных отношений в условиях социализма. Как правило, законы, принятые советским прави­тельством, понимаются как образец, открывающий новые возможности на пути повышения благосостояния народа[16]. И действительно, «Временные правила об отпусках» (принятые 14 июня 1918 года) были первым законода­тельным актом в мире, закрепляющим всеобщее право работника на отпуск. Причем, согласно этим правилам, работникам предоставлялось двенадцать рабочих дней оплаченного отпуска — куда более щедрая цифра, чем в приня­той в 1938 году, то есть двадцать лет спустя, международной норме в шесть дней[17]. Но меня здесь интересует другое, а именно: каким образом установ­ление права на отпуск в качестве нормы повлияло на советский календарь и советскую культуру в целом.

Прежде всего, положение об отпуске устанавливало (как идеал) унифици­рованные правила его предоставления. Один из пунктов декрета от 14 июня 1918 года, обычно игнорировавшийся в последующих дискуссиях, временно приостанавливал все альтернативные соглашения:

На 1918 год, ввиду особо тяжелых условий, переживаемых страной, все частные соглашения, все пункты коллективных договоров, все постановле­ния местных Советских властей или отдельных ведомств, устанавливаю­щие более продолжительные сроки отпуска, отменяются[18].

 

Иными словами, прежние — действительно более щедрые — условия выхода в отпуск этим декретом временно упразднялись[19].

Немаловажным был и еще один пункт декрета, который отменял привязку отпуска к определенному времени года:

Пользование отпусками происходит в течение всего года, причем очередь отпусков устанавливается по соглашению между нанимателем, управле­нием предприятия или учреждением и выборными представителями рабо­чих и служащих по категориям в таком порядке, чтобы нормальный ход ра­бот и занятий в предприятиях и учреждениях не нарушался.

 

Формулировка неясная: ее можно толковать и так, что при работе в коллек­тиве правила вообще предполагали возможность предоставления отпуска в течение всего года (то есть официальные 12 дней могли быть предоставлены не целиком, а по частям). Иными словами, новое законодательство обозначило перелом в истории досуга и отдыха, а не в истории календаря. Оно лишь спо­собствовало укреплению различия между понятиями «рабочего» и «нера­бочего времени», обретавшего все большее значение на протяжении всего XIX и в начале XX века[20]. «Нерабочее время» здесь не связывалось с каким-нибудь определенным сезоном, и, таким образом, устранялась необходимость выби­рать между традиционным крестьянским восприятием лета как времени на­пряженного труда («страдной поры») и утвердившимся уже в конце XIX века обычаем высших классов общества летом уезжать из города на отдых[21].

Последующие декреты и постановления подтверждали принцип ухода ра­бочих в отпуск по согласованию с работодателем и независимо от времени года. Согласно постановлению Наркомата труда от 1930 года, отпуск может быть предоставлен в любое удобное для обеих сторон время в течение года: «Отпуска предоставляются работникам в любое время в течение всего года в порядке оче­реди, устанавливаемой РКК, а при отсутствии РКК — по соглашению нанима­теля с соответствующим органом профсоюза». (Работодатели, таким образом, сохранили за собой право предоставления отпуска, как, впрочем, предполагает и сам смысл этого слова, но должны были обосновать свою позицию в процес­се переговоров[22].) В отпуск можно было уходить как последовательно, так и одновременно, в зависимости от того, насколько это удобно данному предприя­тию: «Отпуск может предоставляться как последовательно одним работни­кам за другими, так и одновременно всем или некоторым группам работни­ков (например, при неизбежности приостановки предприятия на ремонт)»[23].

В правилах ни слова не говорилось о том, что все дни отпуска должны предо­ставляться сразу целиком.

Любопытно, что в утопических дискуссиях об управлении временем, имев­ших место в двадцатые годы, почти всегда игнорировались вопросы органи­зации отпуска. Для Алексея Гастева, например, основной обсуждаемой еди­ницей времени был рабочий день, а отдых рассматривался как просто перерыв в работе. В своей инструкции от 1921 года под названием «Как надо работать» Гастев подчеркивал важность равномерного и постоянного трудового ритма:

Работать надо как можно ровнее, чтобы не было прилива и отлива; работа сгоряча, приступами портит и человека и работу[24].

 

Отсюда вытекало, что перерывы на отдых также должны быть регулярными:

Во время работы надо обязательно отдыхать. В тяжелой работе надо чаще отдыхать. В тяжелой работе надо чаще отдыхать и по возможности сидеть, в легкой работе отдыхи редкие, но равномерные[25].

 

Смысл приведенных цитат в том, что рациональная организация рабочего дня увеличивает производительность труда; например, в статье, опубликованной в 1925 году в сборнике «Организация труда», особо подчеркивается важность эффективного использования времени: «полного использования рабочего дня» (жирный шрифт в оригинале. — К.К.)[26]. Отдыхать, конечно, надо, но в меру: работники, то и дело прерывающие работу (особенно в силу такой, по общему мнению, укоренившейся русской привычки, как чаепитие, перекуры с пустопорожними разговорами), подвергаются критике[27]. Даже нерабочее время полагалось проводить с пользой, то есть ходить на политические собра­ния и митинги, заниматься самообразованием и другими формами полезного отдыха, например ходить на оздоровительные прогулки[28]. Досуг выступал лишь средством для достижения определенной цели. Вот что писал один из авторов недолговечного журнала «Время»: «Отпуска, дома отдыха, санатор­ные койки, курорты и т. д. и т. п. — все это указывает на ценность рабочей силы в советских условиях. Здоровый человек и хороший работник — наша цель»[29]. Все пишущие о рациональной организации труда и рабочего времени подчер­кивают также необходимость постоянной смены занятий.

Наше рабочее время, время всего нашего дня, распределяется крайне анархически. У нас нет определенных часов работы и отдыха, нет установлен­ных моментов для обеда и принятия пищи вообще. Это основной вопрос, без решения которого немыслимо никакое правильное распределение вре­мени. Но мало этого, нужно систематическое планирование работы во вре­мени и строгое распределение работы и занятий как в учреждениях и пред­приятиях, так и в жизни каждого гражданина. Здесь мы должны свести до минимума всякие неожиданности: все в определенный час[30].

 

Приведенный анализ говорит о том, что долгий перерыв в работе считался менее эффективным, чем ряд частых и коротких. По всей видимости, такова была общекультурная позиция того времени: принцип «непрерывной рабо­чей недели», введенный с принятием первого пятилетнего плана, обозначил обязательную для всех гибкую модель предоставления дней отдыха[31].

Никакого официального толкования политики руководства в отношении отпусков не существовало. Однако, судя по времени введения «непрерывки» (26 августа 1929 года), а также объявлению принципа работы непрерывного ленточного конвейера идеалом, можно утверждать, что по восприятию лет­них месяцев как времени отдыха был нанесен серьезный удар. Теперь счита­лось, что в августе следует трудиться так же интенсивно, как и во все осталь­ные месяцы.

В этом контексте показательно, что Платон Керженцев, единственный участ­ник дискуссии о рабочем времени, давший развернутый анализ проблемы еже­годного отпуска, в своей книге «Борьба за время» (1924) обрушился на саму идею длительного летнего перерыва в работе. В главе с обличительным назва­нием «Слишком много праздников» свою позицию он изложил ясно и четко:

Наша школьная работа даже в высших учебных заведениях прерывается несколько раз в год длительными и совершенно ненужными перерывами (2—3 мес. летом, несколько недель среди зимы, на рождестве, на пасхе и т. д.). За границей уже оставлен этот обычай. Школьные каникулы в Англии продолжаются 6 недель, от 15 июля до 1 сентября. На пасхе не бывает ни­какого перерыва[32], на рождестве — максимум 2 недели.

Но дело не только в школьных вакациях. Гораздо существеннее, чтобы вся хозяйственная и общественная жизнь в течение года шла более или ме­нее одним темпом, без перерыва. В индустриальных странах Запада лето абсолютно не сказывается на изменении темпа работ. Только один из ме­сяцев (обыкновенно июль или август) выделяется для необходимых отпус­ков, и только в этот один месяц чувствуется некоторое затишье. Само собой разумеется, что ни рождество, ни пасха абсолютно не отзываются на работе. В Англии празднуют лишь 2 дня рождества и 2 дня пасхи.

Поэтому, если мы хотим правильно распределить общую нашу работу, прежде всего надо установить точные периоды для вакаций. Мы также должны свести до минимума праздничные перерывы на рождество и на пасху (до двух или трех дней) и, с другой стороны, установить 1 или, может быть, на первое время 2 мес. вакационных, в течение которых преимуще­ственно сосредоточить отпуска, перерывы работ на фабриках, школьные ка­никулы и т. д.

Совершенно необходимо удлинить фактическое рабочее время нашего студенчества, особенно за счет осенних месяцев. 1 сентября высшая школа должна начать работать полным темпом[33].

 

Керженцев был лишен романтической веры Гастева в социализм, у него со­вершенно отсутствовало поэтическое воображение; его самонадеянное участие в полемике по вопросу рационального использования времени носило не «на­учный», а порой анекдотический характер. Но Керженцев гораздо ближе, чем Гастев, стоял к властным верхам. И не ярая приверженность тейлористской системе научной организации труда и принципам эргономики Центрального института труда, а именно его резкая критика длительных перерывов в работе в летнее время предвосхитила курс на «огосударствление времени» в эпоху сталинизма. В политике властей произошел существенный сдвиг, направлен­ный (несмотря на всяческое возвеличивание «права на отдых») на ограниче­ние свободного времени работников. Введение так называемых «путевок» в са­натории и дома отдыха позволило до минут регулировать время длительного перерыва в работе; здесь все было спланировано заранее: и время приема пищи, и содержание питания, и содержание досуга отдыхающего. Это был «то­тально организованный» отдых, то есть «отдых как работа»[34].

Если непрерывный труд был идеалом, то как обстояло дело в реальности? Все данные говорят о том, что на жизнь русской деревни новый дух почти никак не повлиял. По рассказам свидетелей, даже так называемый «декретный от­пуск» по беременности и родам в сельской местности существовал только на бумаге[35]. Деревенские жители не помнят ни о каких «отпусках» в предвоенные годы, зато помнят традиционные «праздники», дни поминовения святых. Вот что рассказала женщина, выросшая в деревне Новгородской области: «Отпус­ков не было, ничего не было. Было это вот, эти дни праздничные: не работали. Ну а скот, кто доярка, дак тая работала: как сейчас, так и теперь. И теперь также. Хоть праздник — не праздник, а доярка работает там. Ну, кто там скотные ра­ботники, все работают. Хоть и на заводах там, те работают там и работают»[36].

Доклады партработников в 1936 году подтверждают, что трудовые будни все еще перемежались чередой традиционных праздников, отмечавшихся в традиционном стиле (с танцами, пением песен и, конечно, выпивкой). Один из руководителей Березовского сельсовета Ленинградской области так прямо и докладывал:

23 престольных праздников пьяно празднуются в колхозах Березовского сельсовета. Михайлов день /21 ноября/ — престольный праздник местной церкви — является праздником всего сельсовета и празднуется 3 дня. 70 ящиков водки продало сельпо в этому году на Михайлов день. Празд­ники, пьянки сопровождаются часто драками, кончающимися иногда убий­ствами, так в этом году было убито в драках 4 человека, не считая многочис­ленных случаев увечья. Ножик является принадлежностью почти каждого парня, у иных есть еще и ноган <так!>, а то и обрез[37].

 

Это свидетельство о жизни в деревне Береза наводит на мысль о том, что так называемых «престольных праздников» особенно много приходилось как раз на лето. Но некоторые выпадали и на начало осени, причем в других деревнях ситуация могла быть иной. Многое, должно быть, зависело от сельскохозяй­ственных культур, выращиваемых в данной местности: там, где уборка закан­чивалась в августе, престольный праздник служил прекрасным поводом для «пьянки»; то же самое можно сказать и о деревнях, где урожай собирали в сентябре или в октябре[38].

Насколько типичным для городских работников было использовать весь отпуск сразу или же по частям, трудно сказать. Но в случае чрезвычайных обстоятельств работодатели имели право отзывать работников из отпуска[39]. Условия предоставления неоплачиваемого отпуска в законодательстве не были ясно прописаны, но, несмотря на это (а может быть, как раз и благодаря этому), на практике он контролировался даже еще более строго, чем оплачи­ваемый, поскольку первоочередной обязанностью каждого работника явля­лось присутствие на рабочем месте. Если человек не работал, предполагалось, что он где-то учится или повышает квалификацию[40]. Мемуарные свидетель­ства говорят о том, что продолжительные периоды свободного времени не считались «нормальным» положением вещей, в том числе и самими работ­никами. Например, Алексей Гончуков (родился в 1906 году), рабочий Ки­ровского завода, одну из глав своих воспоминаний, в которой он описывал месячную поездку в дом отдыха в мае 1940 года, озаглавил так: «Впервые на отдыхе». Ощущения показались ему настолько непривычными, что он даже не скрывает своего недовольства:

Три недели я впервые пробыл в состоянии полного безделья — ел, спал и гулял.

С непривычки за это время я уже успел соскучать и от безделья и только товарищеские встречи в доме отдыха до некоторой степени отгоняли эти настроения[41].

 

Устные свидетельства рисуют аналогичную картину. Мужчина 1933 года рождения вспоминает, что его родители проводили свой отпуск «в основ­ном дома»[42].

Естественно, во время войны все отпуска в тылу вообще были отменены, они остались прерогативой только военных[43]. «Там ни выходных, ни отпус­ков у персонала уже не было, значит, кто не работает, тот тоже идет в поле, работает, все», — вспоминает женщина, которая во время войны жила в эва­куации в Сибири и работала в яслях[44]. Формулировка парадоксальная — даже тот, кто «не работал» (или работал неполный рабочий день), все равно «работал» (то есть использовался на тяжелых физических работах) — и вдо­бавок прекрасная иллюстрация господствующих социальных отношений. Предоставление отпуска, на тех же основаниях, что и прежде, возобновилось с 30 июня 1945 года[45]. Но и в послевоенные годы уход работника в отпуск был, скорее, исключением из правила. Житель Санкт-Петербурга (из рабо­чих, 1933 года рождения) вспоминает: «Ну как-то пару раз вот как-то мать была в доме отдыха, в Павловск, я помню, ездила и, по-моему, это самое, в Сестрорецк или Зеленогорск»[46]. По воспоминаниям брата с сестрой, родив­шихся в 1940-е годы: «.у нас родители никуда практически не. вот так, чтобы отдохнуть, куда-то поехать.» Их отец «пару раз» побывал в санатории, но и то по болезни[47].

Предположение о том, что длительный отпуск был явлением редким и предоставлялся из особой милости, подтверждается и ситуацией на самом верху. Как хорошо известно, в послевоенные годы Сталин регулярно уезжал из Москвы на юг, на срок от двух до пяти месяцев. Но он всегда строго на­стаивал на том, чтобы эти переезды воспринимались не как переключение с одного темпорального режима на другой, а лишь как передислокация. Йорам Горлицкий и Олег Хлевнюк отмечали:

Это было не просто время, отданное беззаботному отдыху или размышле­ниям. Пребывая там, Сталин часто принимал посетителей, являвшихся к нему с рабочими вопросами, следил за литературными течениями в тол­стых журналах. В шифрованных телеграммах он получал на утверждение тексты законопроектов, поддерживал оживленную переписку с приближен­ными из высшего руководства. Сталин использовал телеграф не только для того, чтобы редактировать законы и вносить в них свои поправки, но и чтобы стравливать, унижать и держать в узде своих коллег. Известно, что, уезжая из столицы, Сталин не только не ослаблял бразды своего правления, но наоборот, еще туже натягивал их, а со своими подчиненными из Полит­бюро был еще более угрюм и строг, и в его отсутствие в городе члены пра­вящей верхушки, в свою очередь, приучались к еще большей покорности и осторожности[48].

 

«Весь Совмин страдал от сверхурочной работы», — подчеркивают Горлицкий и Хлевник. Когда Сталин в январе 1947 года находился в Сочи, например, даже Жданов, один из самых приближенных к нему людей, вынужден был просить о продлении отпуска по болезни[49]. Нельзя не упомянуть и о том, что довольно многие второстепенные советские праздники (например, Между­народный день молодежи) носили «плавающий» характер — ради более важ­ных дел отдых можно было и «подвинуть».

Таким образом, в первые годы советской власти и в сталинскую эпоху от­пуск не был привязан к определенному времени года и между понятиями от­пуска и отдыха жесткой связи не существовало. После смерти Сталина, од­нако, наблюдается некоторое послабление этой самоубийственной (или, если угодно, убийственной) рабочей этики. Иллюстрацией к новой ситуации может служить снятый в 1959 году фильм Григория Чухрая «Баллада о солдате»: в нем рассказывается не о войне, а о том, как солдат получил отпуск с фронта. В рассказах Василия Шукшина приезд в родную деревню переехавшего в го­род человека используется как стилистический прием: вернувшийся нередко становится источником конфликта, поскольку и социально, и экономически он превратился в фигуру маргинальную, стоящую вне рамок привычного мира труда. Дело в том, что в деревне летний отпуск все еще воспринимался как яв­ление странное, но, с другой стороны, от вернувшегося больше не ждут, что он тут же засучит рукава и бросится помогать землякам убирать урожай[50].

Итак, для городских жителей возможности взять отпуск значительно рас­ширились. В эпоху Хрущева и Брежнева мы наблюдаем всестороннее разви­тие инфраструктуры туризма, как внутри страны, так и заграничного. По­ездки за пределы Советского Союза поначалу были прерогативой узкого круга элиты (по оценкам американского ученого Энн Горсач, за девять лет, с 1955 по 1964 год, Западную Европу посетило около 500 000 туристов)[51]. Од­нако уже в 1974 году за границей путешествовало более двух миллионов со­ветских граждан, а в 1985-м — четыре с половиной миллиона[52]. Еще больше людей пользовались благами сети пансионатов и турбаз, построенных пред­приятиями и министерствами по всему СССР. Уже к 1960 году была хорошо развита сеть балтийских курортов; в 1970 году Кировский завод, что было типично для таких больших предприятий, открыл собственный огромный пансионат в Сочи, со своим кафе и концертным залом; в заводской многоти­ражке с восторгом писали про это «похожее на громадный корабль здание»[53]. Примерно в то же время был создан памятный альбом с многочисленными фотографиями внешнего вида и интерьеров пансионата[54].

Теперь у людей стало больше времени, чтобы отдыхать в подобных местах. Постановлением ЦК и Совета министров от 26 сентября 1967 года была вве­дена пятидневная рабочая неделя и минимальный отпуск увеличивался с 12 до 15 дней (то есть с двух до трех полных недель)[55]. Был принят ряд мер по улучшению условий ухода работников в отпуск для отдельных категорий со­ветских граждан[56]. А «отгул», эта характерная особенность плановой эконо­мики сталинской эпохи, в 1960—1970-е годы получил законный статус и бес­прецедентную широту предоставления[57]. Изменилось и отношение к отдыху.

Например, в опубликованной в 1980 году книге об отдыхе и советском кли­мате говорилось, что отпуск — это время, используемое в личных целях, а также (то есть во вторую очередь) для самосовершенствования:

Цель обычно у отпускников одна — как можно лучше использовать долго­жданное время для восстановления, закалки, укрепления своего здоровья, отключиться от повседневного труда и быта, удовлетворить любознатель­ность, предаться привлекающим неслужебным занятиям.

При этом так называемые отдыхающие предпочитают сравнительно мало­подвижный отдых: они обосновываются, например, на берегу озера у воды, где можно ловить рыбу, кататься на лодках, купаться, загорать, ходить в бли­жайший лес за грибами и ягодами. Другие туристы более подвижны: они идут (летом) пешком или (зимой) на лыжах по долинам и через горные пе­ревалы или покрывают большие расстояния на байдарках, плотах, зани­маются водным слаломом на горных реках и пр.[58]

 

Цитируя протоколы XXV съезда КПСС, состоявшегося в 1976 году (в част­ности, «Программу социального развития и повышения уровня жизни на­рода»), Данилова обнаружила весьма любопытную смену акцентов: «В целях укрепления здоровья населения и лучшего использования свободного вре­мени совершенствовать организацию активного отдыха трудящихся»[59]. То есть жирным шрифтом выделены лишь два слова — «отдых трудящихся», слово же «активный» оставлено как есть, и ощущение, что отдых больше не рассматривается как время физического и духовного самосовершенствова­ния, еще больше усиливается.

Но самое главное, наблюдается сдвиг в календарном восприятии отпуска. Основная причина этого — возросшее внимание советского руководства к от­ношениям между родителями и детьми (в то время была широко распростра­нена фраза «Дети — наше все»)[60]. Теперь предполагалось, что родители должны больше общаться с детьми, что явилось скрытым вызовом принципу (все еще прописанному в законе), согласно которому родители уходят в от­пуск только тогда, когда не нарушаются интересы производства; у детей же свободное время всегда было жестко привязано к годовому циклу.

Еще до 1917 года было установлено правило: самые длительные школьные каникулы устраивались летом. Принцип «летнего перерыва» давал детям возможность помогать взрослым в сельскохозяйственных работах во время страды и соответствовал ритму трудового года в российской деревне. (Ана­логичная ситуация сложилась и в Европе[61].) Что касается семей из высших слоев общества, то традиция летних школьных каникул и соответствовала принципу массового отъезда детей из больших и малых городов в загородный дом или на дачу, и подкрепляла его (хотя во время долгого перерыва в учебе детям могли нанимать репетитора). При советской власти сохранился тот же ритм школьной учебы с начала осени и до начала лета, когда у детей начина­лись долгие каникулы. Судя по критическим высказываниям Керженцева, живучесть этой традиции труднообъяснима. Но культурная инерция, воз­можно, основывалась на том предположении, что и теперь в долгие летние каникулы дети будут помогать родителям в уборке урожая (что, кстати, от­вечало духу «трудового воспитания», характерному для педагогики и «педо­логии» того времени). И действительно, в 1935 году такое положение было окончательно утверждено: учебный год в школах и высших учебных заведе­ниях должен был начинаться 1 сентября и заканчиваться в конце мая[62].

Как бы то ни было, очевидным результатом установившегося в Советском Союзе противоречивого порядка (раздробленный отпуск для большинства взрослых и продолжительные каникулы для детей) стало несовпадение ритма свободного времени у детей и родителей. Родители далеко не всегда могли взять отпуск, когда у детей были каникулы. Эта ситуация была осо­знана, были приняты меры по обеспечению летнего досуга детей полез­ными занятиями, что корнями уходило в дореволюционную традицию, но в 1920-е годы заботу о финансировании этой деятельности взяло на себя го­сударство. С первых же дней пионерского движения летние лагеря стали ор­ганичной частью летних каникул[63].

По логике исходной советской модели каникулярное время для детей но­сило календарный характер (летом всегда были каникулы), а отпуск у взрос­лых от календаря не зависел (взрослые лишь могли уйти в отпуск летом). С обеспечением детей организованными государством занятиями потенци­альный конфликт был разрешен, но лишь отчасти. На практике в пионерских лагерях всегда был дефицит свободных мест, и нередко возникала потребность прибегать к помощи неофициальных структур, которые могли бы позабо­титься о ребенке (дети партийных чиновников, например, предпочитали уез­жать на правительственные дачи родителей и делали это чаще, чем сами ро­дители, которым эти дачи были предоставлены)[64]. Довольно распространен­ной практикой было отправлять детей к родственникам или к друзьям (или даже к родственникам собственной домработницы), живущим за городом[65].

Эта двойственность после смерти Сталина стала понемногу размываться. Конечно, старый порядок долго еще оставался в силе. Считалось нормаль­ным, когда за детьми присматривает один из родителей, если другой работает, или родственники, если работают оба[66]. Мужья и жены все еще были лишены гарантий получить отпуск одновременно[67]. Вот что сообщает москвичка, мать которой работала учительницей:

Это хорошо было мне… у матери тоже с июля и до конца августа был отпуск. А у других, если родители работают все лето, ребенок остается один на один с собой, начинают мысли дурацкие лезть в голову... там и до беды не далеко. И родители будут во время рабочего дня переживать, как там ребенок один.

 

Поэтому опять выручала модель летнего лагеря. Вот что сообщала та же москвичка о работе своей матери:

И вот для этих целей был придуман «Муравейник». Дети проводили в нем весь день с 8 утра до 7 вечера... как раз рабочий день родителей. Распорядок дня был примерно таким: сбор детей — 8.00, завтрак, прогулка до обеда до. 13.00, с 14.00 до 16.00 — сон, потом опять прогулка до 18.00, ужин около. 19.00 и все по домам. На прогулках всем лагерем ходили, в лесопарковую зону, где были детские площадки, спортивный комплекс и т.д., либо устраи­вались какие-нибудь развлекательные мероприятия: соревнования между отрядами, конкурсы, массовые игры[68].

 

В то же время новый взгляд на семейный отдых выражался в развитии сети пансионатов и массовом увлечении «диким туризмом»[69]. В медицинской бро­шюре 1970 года цитируется исследование, где говорится, что «подавляющее большинство» работниц, опрошенных на одном из московских заводов, за­явило, что они предпочитают отправиться в отпуск с семьей, и это не только указывало на тенденцию, но подчеркивало норму[70]. Еще одним указанием на тенденцию в социальной политике было принятие в 1981 году закона, кото­рый обеспечивал три дополнительных дня к отпуску матерям с двумя и более детьми, а также до двух недель дополнительного отпуска за свой счет[71]. Раз­витие садоводческого движения обычно обсуждается в связи с прагматиче­скими соображениями политического руководства позднего социализма (на­пример, стремлением увеличить производство продуктов питания или предоставить населению возможность рационального досуга)[72], но одним из его результатов явилось то, что семейный отдых летом все больше рассмат­ривался как положенная норма. Информантка 1936 года рождения, подчер­кивая важность перемен в сознании людей по отношению к выходным дням и отпускам, указывала также, что прежде просто не было выбора:

Сейчас вот дерево родовое делают, а раньше этим не интересовались. Я вот не знаю, кто у меня прадед, кто у меня прабабушка. Я ведь их не знаю. Я даже не знаю отчество. Как звали мою бабушку по линии отца. Вот как. Мы же не общались. Некогда было. То есть нас не приучали к этому. Нам невозможно было съездить к друг другу в гости. Во-первых, времени не было, только в отпуск. Отпуска были очень маленькие. Сейчас вот я хочу себе отпуск — я сделаю отпуск. Я и отгулы какие-то возьму или без содер­жания возьму. Или вообще уйду на свои деньги, если у меня накопления есть, замену себе найду и всё, и отдыхаю. А раньше же мы не отдыхали. По­этому мы так же и детей воспитали. Без ласки[73].

 

А уж советская элита теперь открыто считала, что лето создано для приятного отдыха. Вот что записал в своем дневнике в 1979 году киносценарист Анато­лий Гребнев: «Элита давно уже не отдыхает дикарями — на то есть санатории с собственными пляжами, интуристские гостиницы, опять же с пляжами, и много другого всякого, о чем мы не ведаем»[74]. Но и те, кто обладал более скромными ресурсами, тоже начинали рассматривать «отпуск» и «отдых» как понятия взаимосвязанные. Показательно, что именно с этого периода о совместном семейном отдыхе стали вспоминать как о важном событии в ис­тории семьи: старшие информанты сообщают, что первый в жизни отдых с одним из родителей, а иногда и с обоими приходится как раз на то время.

Инф. 1: Ну вот такого совместного у нас в детстве один раз вот только мы в пятьдесят седьмом году с мамой съездили в Евпаторию. Но…

Инф. 2: Но это уже поздний период, так сказать[75].

 

Поэтому в конце советской эпохи в августе царила странная атмосфера. С од­ной стороны, никакого официального перерыва в рабочем ритме, как это во­дилось в «буржуазной» Западной Европе, не было. В советском законода­тельстве не содержалось ничего, хоть отдаленно напоминающего «летние каникулы» британского парламента[76]. Даже в учреждениях местных органов власти все делали вид, что напряженно трудятся и что это нормально[77]. Для советской прессы не существовало «мертвого сезона», как в Британии (ис­тории вроде «Кота, который говорил только по-итальянски» и т.д.)[78]. Нраво­учительные фельетоны о злоупотреблениях отпуском лишь подчеркивали тот факт, что понятия «отдых», «паразитизм» и «лодырничанье» были почти синонимами. Например, в августе 1965 года чиновник ленинградской пас­портной службы среди прочих нарушений докладывал о деле некоего Агеева, заявившего об утере паспорта, но на самом деле желавшего скрыть историю куда менее красивую. Дело в том, что во время отдыха на юге у него кончи­лись деньги и, чтобы добыть некоторую сумму, он отдал паспорт в залог:

Греясь под лучами южного солнца и купаясь в морской волне, Агеев мучи­тельно думал, как добыть денег на обратную дорогу. В Адлере ему посчаст­ливилось встретить «доброго дядю» Егорова, который согласился за паспорт одолжить ему 55 рублей. Вернувшись в Ленинград, Агеев решил деньги не возвращать, ведь за утерю паспорта надо платить гораздо меньше[79].

 

Таким образом, в советской традиции (как и в протестантских морализаторских сочинениях XVIII—XIX веков) между свободным временем и предосу­дительным поведением усматривалась прямая связь[80]. Летний отдых по- прежнему являлся привилегией, отдыхающим летом завидовали. Женщина 1969 года рождения, родители которой были простые рабочие на заводе, вспо­минает, что им регулярно удавалось уезжать куда-нибудь в отпуск, но кое у кого это вызывало возмущение:

Каждое лето. Каждое лето. В течение десяти лет, наверное, мы ездили. Ну, надо же было детей закалять, оздоровлять. Поэтому это было просто каж­дый год. Многие, конечно, уже стали возмущаться, что у папы на работе, Мельников берет отпуск все время летом. А это же все-таки все хотят, правда же? Вот. То тут у мамы тоже, почему Мельникова берет все время отпуск летом. Ну, чего. Папа — передовик производства. Почему он не мо­жет взять тогда, когда он хочет?[81]

 

Двусмысленность ситуации выражается в том, что родители постоянно требовали отпуска летом, когда отдыхать хотелось всем, и хотя многих это раздражало, приходилось мириться. Фактически, к 1970-м годам в Советском Союзе уже сложилось понятие сезона отпусков. Деловая активность существенно падала. В газетах наряду с важными политическими и международ­ными новостями стали печатать «летние» рассказы, представляющие собой живописные картинки с местных курортов[82]. Со второй половины июля и до конца августа города превращались в некое подобие сонного царства[83]. Фильм Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре» казался эксцентричным уже по­тому, что сама ситуация осеннего отпуска воспринималась как странная[84].

Результатом такого положения вещей и оказалась неразбериха в порядке работы, который следовало считать нормальным. Если бы к 1977 году август был окончательно признан временем отдыха, съемочной группе «Виктора Крохина» могли приказать заняться доработкой картины, когда отдел куль­туры горкома снова заработает в полную силу. Но с другой стороны, импера­тив «работы» был уже не столь строг, чтобы секретаря Т.И. Жданову можно было отозвать из отпуска, приказать заняться делом и решить проблему.

Оформление отпуска отныне происходило в иной атмосфере: в последние десятилетия советской власти было принято считать, что отдых также поле­зен обществу. Вот что гласил текст одной популярной медицинской бро­шюры 1970 года: «От того, как человек отдыхает, зависит его работоспособ­ность, самочувствие <...> Вот и получается, что это — дело общественное, государственное». Иными словами, чтобы приносить максимальную пользу обществу, нужно и отдыхать как следует: «Никому, а тем более женщинам, не стоит проводить отпуск дома <...> когда человек прилаживает над костром закопченный котелок с туристской кашей, он отдыхает, а когда привычным движением ставит на газ в удобной кухне кастрюлю с супом, то работает и при этом устает»[85]. То есть полный перерыв в работе положительно стал об­щественным долгом.

В расширительном смысле сам факт, что слово «отпуск» не имеет столь глубоко связанной с отдыхом семантической нагрузки, как английское «holiday», затруднял возможность ставить под сомнение право работника на отпуск[86]. В динамике скандала, поднятого вокруг выпуска «Второй попытки Виктора Крохина» в прокат, отразилась не просто культурная политика от­бора подходящего для широкого показа материала, но и зарождающийся но­вый, ориентированный на календарь поведенческий код. Пока секретарь гор­кома отсутствовала на рабочем месте и не могла руководить процессом, фильм вообще не следовало пропускать в Госкино. Но в том-то и дело, что на рабочем месте Ждановой не было потому, что она находилась «в отпуске». И этот факт освобождал от ответственности и саму Жданову, и ее подчинен­ных. Скорее всего, в августе даже неутомимого Григория Романова не было в городе; он отдыхал на своей государственной даче в Осиновой Роще[87].

В начале XXI века отношение к августу как к месяцу отдыха служило также фоном для растущего ощущения того, что это месяц катастроф — «чер­ный август»[88]. Не исключено, что решающим моментом — если не источни­ком — мистического осмысления августа в этом ключе стал августовский путч 1991 года. Я лично помню разговоры в то время о том, что Хрущева сняли именно в августе, и теперь сопоставление обоих событий как бы под­крепляло зловещий характер этого месяца. В истории России найдутся и дру­гие месяцы, когда события принимали дурной для страны оборот, — февраль или март, например[89]. Но августовский путч 1991 года случился как раз тогда, когда почти никто уже не сомневался, что август — это месяц отпусков. Речь идет не только о самих зловещих событиях, но и об общем чувстве, что в это календарное время такого происходить не должно. Естественно, после 1991 года, с прогрессирующей эрозией сложившегося в Советском Союзе пу­ританского отношения к отдыху и возникновением нового типа «огосударст­вления времени», с включением в календарь все более длинных праздников, чувство катастрофичности августовских событий, случившихся к тому же «не ко времени», только усиливалось.

Специфическая семиотическая нагрузка, присущая августу в недавнем прошлом, указывает на глубокое расхождение в советской и постсоветской культуре в понимании проблемы свободного времени и времени летних от­пусков. С самого начала советского периода, как в законодательстве, так и в повседневной практике, отпуска и выходные дни одновременно являлись и правом человека, и привилегией. Но постепенно первый смысл, что отдых является законным правом каждого трудящегося, был подкреплен конститу­ционными нормами, расширились законные возможности для получения от­пуска, улучшились условия использования свободного времени. В свою оче­редь, семейный отдых поддерживал понимание важности института семьи, как в идеологическом, так и в практическом смысле.

В конечном счете, вопреки аргументации Вердери, «огосударствление вре­мени» в социалистический период было явлением не просто репрессивным. Государственное управление временем проявлялось не только в том, чтобы заставлять нерадивых крестьян выходить на посевную в «неурочное» время или собирать урожай в престольные праздники. Оно еще и стимулировало сближение в сознании людей определенных фаз календаря с приятным вре­мяпрепровождением. Таким образом, за несколько десятилетий в стране установился круглогодичный цикл, породивший широкое социальное согла­сие и воспринимавшийся как «традиционный», несмотря на то что с архаич­ными социальными практиками он был почти не связан.

Пер. с англ. Вл. Кучерявкина

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

Религиозные праздники, отмечаемые в Березовском сельсовете <1935—1936 гг.>

(список приводится по архивному документу, включая странности вроде «Св. Мкарий». — К.К.)

 

1.

Дер. Залучье (кол-з Коломна)

Св. Мкарий. 14 VIII[90]

2.

Калкина

Духов день — июнь

3.

Краснодубье

Фрол — август

4.

Залучье (кол-з Береза)

Успенье

5.

Береза

Никола летний[91] Спас — 6-го августа

6.

Зачерны

Никола летний Св. Кирик — июль

7.

Градино

Ильинская пятница — июль

8.

Заколиние (кол-з Нов. Быт)

6-е воскресенье после пасхи

9.

Студенец (кол-з Нов. Быт)

Казанская Божья Матерь[92]

10.

Макрица

6-е воскресенье

11.

Рогачево (кол-з Борец)

Св. Ягитрий — июнь

12.

Калиновец

Никола летний Тихвинская Божья Матерь[93]

13.

Ваньково

Св. Ягитрий

14

Веретье (кол-з Париж. ком.)

Троица

15

Радомины

Спас — август

16

Степково

Троица

17

Неменны (единоличн.)

Ягитрий

18

Морецы (кол-з Равенство)

Иван Купала — июнь Осенняя Богородица — сентябрь

19

Малиниково

Никола летний Спас

20

Самушино

Никола зимний

21

Замушки (кол-з Замушки)

Архангел — сентябрь

22

Язовки

Воздвижение

23

Котье (кол-з Борщ)

Осенняя Богородица

 

Источник: ЦГАИПД-СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1545. Материалы Отдела культпросвет- работы Обкома ВКП(б) к областному совещанию по культурной работе в колхозах, совхозах и МТС. 2 января 1936 г. — 27 февраля 1936 г. Л. 21

 

 

 

 



[1]             Выражаю благодарность Джулиану Грэффи за весьма цен­ные указания на источники по истории кинематографа в брежневскую эпоху и за комментарии к первоначальному варианту текста, а также Евгению Добренко за информа­цию по библиографии. Интервью, помещенные в тексте, заимствованы из проекта «Детство в России: социальная и культурная история», получившего поддержку Фонда Леверхульма (2003—2006). Код состоит из идентифика­тора проекта (Oxf/Lev), места (SPb (Санкт-Петербург), M (Москва), P (Пермь), V (поселок— интервью прово­дились в сельских поселениях Ленинградской области в 2004 году и в одной из деревень Новгородской области в 2005 году)), даты (02 и т.д.) и номера записи (PF1 и т.д.). Интервью проводили Александра Пиир (в Санкт-Петер­бурге), Екатерина Мельникова, Оксана Филичева и Веро­ника Макарова (интервью в деревнях), Светлана Сироти- нина (в Перми), Юлия Рыбина и Елизавета Шумилина (в Москве). Также я ссылаюсь на материал из серии CKQ (интервью, проведенные мной в 2003—2004 годах) и из се­рии Oxf/AHRC UK (интервью, проведенные в 2008 году Энди Байфордом). Всем коллегам я глубоко благодарна за помощь. В целях защиты от вмешательства в частную жизнь все имена информантов изменены и точные подроб­ности мест, где брались интервью, опущены. Дополнитель­ную информацию о проекте и об анкете см.: www.ehrc.ox.ac.uk/lifehistory и www.mod-langs.ox.ac.uk/russian/childhood/.

[2]             Г.В. Романов находился на партийной работе с 1955 года, когда его назначили секретарем парторганизации кораб­лестроительного завода; на этом посту он проработал до 1983 года, затем его выдвинули в секретари ЦК (Руково­дители Санкт-Петербурга. СПб.: Нева, 2003).

[3]             ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 3.

[4]             См., например, реакцию Романова на просьбу редакции журнала «Коммунистический вестник» в 1977 году при­слать к юбилею Великой Октябрьской социалистической революции статью о «колыбели Революции». С указанием написать эту статью Романов препроводил просьбу двум своим подчиненным (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 165. Д. 62. Л. 42).

[5]             См., например, запись в блоге депутата от фракции «Яблоко» Бориса Вишневского «Увековечение Григория Романова — позор»: http://echo.msk.ru/blog/boris_vis/776099-echo/. 1 февраля 2012 года вандалы выразили свое отношение к этому, испачкав краской памятную доску Ро­манову на улице Куйбышева, дом 1 (http://karpovka.net/2012/02/02/31517/). Как хорошо известно, о Романове ходили самые разнообразные легенды: рассказывали, что свадьбу своей дочери он якобы устроил в Таврическом дворце, а по другим сведениям, на борту крейсера «Ав­рора». Лично мне один бывший журналист поведал, что на Ленинградском радио было запрещено даже упоминать о собаках, потому что Романов патологически боялся этих животных. Во многих случаях (если не в большинстве) эти слухи не подтверждались фактами, тем не менее в них выражено представление о диктаторских замашках Рома­нова, пожалуй, самого авторитарного первого секретаря обкома со времен Жданова. Но за пределами интеллигент­ских кругов Романова не столь недолюбливали, простому народу он запомнился как патриот местной промышлен­ности и вдохновитель создания сети городских ПТУ. См., например: Ваксер А.З. Ленинград послевоенный: 1945— 1982 годы. СПб.: Остров, 2005. С. 363—366.

[6]             В окончательной версии фильма Бортник пел «Балладу о детстве» Высоцкого в характерном жестко-хриплом стиле самого мэтра. По версии оператора фильма А. Зверевой, Высоцкого сначала приглашали на роль Сергея, брата ге­роя фильма, но «те сроки, которые он поставил режиссеру, конечно, были нереальны — он готов был сниматься один день в месяц. Конечно, он был очень занят, но ему пред­лагалась главная роль и ждать его так долго режиссер не мог. Поэтому дело не пошло. Он записал песню и уехал. Песню записывали прямо здесь, в комнате, даже не в то­нателье» (интервью А. Зверевой 2005 года, цит. по: Цы- бульский М. Владимир Высоцкий в Ленинграде // http:// v-vvysotsky.narod.ru/Vysotsky_v_Leningrade/text10.html#1). По ходу «проработки» фильма «Вторая попытка Вик­тора Крохина» «Баллада» Высоцкого была вырезана из фильма, но в версии 1987 года восстановлена по постанов­лению коллегии Госкино СССР и секретариата правления СК СССР от 12 сентября 1986 года (Милосердова Н. Ко­нец советского кино. Летопись перестройки 1986—1991 гг. 1986 // Киносценарии. 1999. № 1. С. 187).

[7]             O скандале вокруг фильма в Госкино см., в частности: Ба­рабан Э.П., Юренева Т.И. Заключение на материал художе­ственного фильма «Вторая попытка Виктора Крохина» // Запрещенные фильмы: Документы. Свидетельства. Ком­ментарии. Полка. Вып. 2 / Сост. и ред. В.П. Михайлова. М.: НТ-Центр, 1993. С. 155—158. Но фильм подвергался цен­зуре и в Ленинграде. Документы ЦГАИПД (Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 4—10) подтверждают, что местное партийное ру­ководство с исключительным усердием относилось к делу цензуры. Ср. воспоминания Валерия Головского: «Когда бы я ни приехал в Ленинград и попросил показать какой- нибудь фильм, на студии отвечали: этот фильм в горкоме, этот фильм в обкоме. Так они и перебрасывали картины из одного кабинета в другой» (Голов(жой В. Кинематограф 1970-х: Между оттепелью и гласностью. М.: Материк, 2004. C. 136). (Между тем, версия Головского, что Романов сам смотрел все фильмы, выпущенные «Ленфильмом» («все [фильмы] неизменно смотрел сам Романов» (там же)), до­кументально не подтверждается, так как в этом случае Ро­манов не считал бы разрешение фильма упущением своих подчиненных. В то же время не исключено, что Романов сам смотрел все фильмы, выпущенные «Ленфильмом» после начала 1978 года.) В другой своей книге (Golov- skoy, V.S., RimbergJ. Behind the Soviet Screen. The Motion- Picture Industry in the USSR 1977—1982. Ann Arbor: Ardis, 1986. P. 18—19) Головской выразил мнение, что в Ленин­граде более чутко следят за кинопроизводством, чем где бы то ни было в СССР, за возможным исключением Азербай­джана. Подробнее об этом случае с точки зрения истории кино см. мою статью «Victor Krokhin's Second Attempt and Leningrad Film Censorship in the 1970s'» (в печати).

[8]             ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 4.

[9]             ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 5.

[10]           Отсутствие Ждановой весьма знаменательно, поскольку она была известна своим консерватизмом: «...их, этих на­чальников, было немерено, и все они придерживались крайне реакционных взглядов. Это и завотделом куль­туры горкома Жданова, и завотделом культуры обкома Пахомова, и конечно, самый главный идеолог области и гонитель всего неортодоксального Григорий Романов» (Головской В. Кинематограф 1970-х. С. 136).

[11]           ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 5.

[12]           Например, в сентябре 1936 года руководство «Ленфиль- ма» было наказано за недостаток бдительности в деле, где якобы «было допущено контрреволюционное использо­вание сбора материалов и самого материала для сценария о детстве и юношестве С.М. Кирова» (охарактеризованное как «преступное бездействие» и «вопиющий случай по­тери классовой бдительности»), а в феврале 1937 года E.M. Тамаркин, ответственный за сектор кинематографа в ЦК, подверг критике чиновников Главреперткома, ко­торые, не проверив содержания, разрешили показ фильма о Ленине в предыдущем месяце, во время «Ленинских дней»: «Преступную безответственность проявили зав. сектором кино Главреперткома т. Березкин и уполномо­ченный Главреперткома по кинохронике т. Никитин, ко­торые обязаны были, разрешая демонстрацию фильма, тщательно его проверить». (Допущенный к показу в на­чале 1936 года фильм содержал кадры с Радеком, кото­рый к тому времени успел стать «врагом народа».) См.: Кремлевский кинотеатр 1928—1953: Документы / Под ред. Г.Л. Бондаревой; сост. К.М. Андерсон, Л.В. Макси- менков, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М.: РОССПЭН, 2005. C. 347—348, 386.

[13]           О политике «доверия к кадрам» и ее результатах в регио­нальных партийных организациях см. любопытную статью Йорама Горлицки: Gorlizki Y. Too Much Trust? Regional Party Leaders and Local Political Networks under Brezhnev // Slavic Review. 2010. Vol. 69. № 3. P. 676—700.

[14]           Verdery K. The «Etatization» of Time in Ceausescu's Roma­nia // What Was Socialism and What Comes Next? Prince­ton, N.J.: Princeton University Press, 1996. P. 39—57.

[15]           См., например: Binns C.A.P. The Changing Face of Power: Revolution and Accommodation in the Development of the Soviet Ceremonial System // Man. 1979. Vol. 15. № 1. P. 170— 187; Petrone K. «Life has Become more Joyous, Comrades»: Celebrations in the Time of Stalin. Bloomington: Indiana Uni­versity Press, 2000; Рольф М. Советский массовый празд­ник в Воронеже и Центрально-Черноземной области Рос­сии (1927—1932). М.: РОССПЭН, 2009; Малышева С. Советская праздничная культура в провинции: простран­ство, символы, мифы (1917—1927). Казань, 2005; Байбурин А., Пиир А. Счастье по праздникам // Антропологиче­ский форум. 2008. № 8. C. 227—257 (http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/008/08_04_baiburin-piir_k.pdf).

[16]           «Советская власть с первых дней Великой Октябрьской социалистической революции впервые в мире установила для всех рабочих и служащих очередные отпуска от 12 дней до 2 месяцев в году. Месячные и более длительные отпуска имеют многие категории рабочих, служащих, учи­теля, врачи и научные работники» (Москатов П. Право со­ветского гражданина на отдых. М.: Профиздат, 1938. С. 26).

[17]           Текст декрета см. в: Декреты советской власти. Вып. 2. М.: Гос. изд. политической литературы, 1959. № 232. С. 433— 444. Краткий обзор его международного контекста см. в: Цуркан Н.В. Ежегодные оплачиваемые отпуска по россий­скому и зарубежному законодательству (сравнительный анализ): Автореферат дис. ... канд. юридич. наук. М., 2011 (www.atiso.ru/attachments/article/398/Curkan.doc).

[18]           Декреты советской власти. См. также: http://base.consultant.ru.

[19]           Для некоторых слоев дореволюционного общества эти условия были весьма щедрыми. Согласно «Уставу о служ­бе гражданской» (1896), ст. 757, государственные служа­щие могли брать до четырех месяцев непрерывного от­пуска; дополнение от 1906 года (ст. 760, примеч. 2) давало право оплачиваемого отпуска сроком до двух месяцев («с содержанием до двух месяцев и без содержания до че­тырех месяцев»). См.: Свод законов Российской Импе­рии / Под ред. Д. Мордухай-Болтовского. СПб., 1912. Т. 3. В то же время декрет 14 июня 1918 года устанавливал норму необходимого минимума. Некоторым профессиям предоставлялись значительно более длительные отпуска — например, 48 дней для школьных учителей и преподавате­лей в университетах, а также высшего персонала академи­ческих институтов (Об отпусках работников НИ, учебных и культурно-просветительных учреждений. Постановле­ние СМ СССР от 21 апреля 1949 года // Сборник законо­дательных актов о труде. М.: Юридическая литература, 1977. С. 272—274). В некоторых случаях высококвалифи­цированные рабочие заводов могли получить 24 дня от­пуска (фактически месяц), как в случае с Гончуковым (см. ниже).

[20]           См.: Ловелл С. Досуг в России: «свободное» время и его ис­пользование // Антропологический форум. 2005. № 2. С. 136—172 (http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/002/02_02_lovell.pdf).

[21]           Там же. См. также: Ловелл С. Дачники: История летнего жилья в России 1710—2000. СПб.: Академический проект, 2009. Гл. 6.

[22]           Русское слово отпуск семантически близко английскому leave (в котором заложена идея «позволения»), а также дру­гим английским терминам с этим же значением: furlough (пишется также: furloe, furlow и т.д.), от голландского verlof (и соответственно немецкого Verlaub, в современном языке устарелого и означающего «позволение»). (Согласно Окс­фордскому словарю английского языка, слово furlough за­фиксировано в начале XVII века, в то время как термин leave стали употреблять на 150 лет позже.) Словом отпуск, как и словом furlough, сначала называли документ, выдан­ный человеку, которого «отпустили» (см. «Устав о службе гражданской»). Все термины, обозначающие «отпуск», пер­воначально употреблялись в контексте военной службы; в гражданской сфере они стали использоваться позднее, как, например, субботний отпуск в университетах, приня­тый и в американских учреждениях в конце XIX века (Окс­фордский словарь дает ссылку на постановление Гарвард­ского университета 1880 года).

[23]           Правила об очередных и дополнительных отпусках. Из­даны на основании Постановления СНК СССР от 2 фев­раля 1930 г. — протокол № 5/331, п. 28 (http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=53 448;fld= 134;dst= 100028); Орловский Ю. Отпуска рабочих и служащих. М.: Гос. изд. юридической литературы. М., 1963.

[24]           Гастев А. Как надо работать // Организация труда. 1921. № 1. С. 19.

[25]           Там же.

[26]           Саломонович Е.Д. Нормирование труда в учреждениях // Организация труда. 1925. № 3. С. 61.

[27]           См.: Там же. С. 63—64, с критикой одного корреспондента (технического сотрудника), который якобы посвящал всего 51,5% своего времени основной производственной деятельности.

[28]           См. образцовую «хронокарту» на 17 июля 1923 года в книге: Гастев А. Время. М.: Центральный институт труда, 1923. С. 24:
Самообслуживание Прогулка
Администр. распоряж. Приготовл. доклада Завтрак Приемы
Заседание коллег.
Поездка в НКНД
Обед
Отдых
Комячейка
Разборка матер.
Прогулка.

[29]           Соловьев И. Физиологические паспорта // Время. 1925. №8. С. 16.

[30]           Временный устав лиги «Время» (Принят на заседании Временного Президиума от 2-го августа 1923 года) // Время. 1923. № 1. С. 4. Жирный шрифт в оригинале.

[31]           О любопытной дискуссии по поводу антропологического воздействия «непрерывки» см.: Гумерова М. Национали­зация свободного времени (СССР 1920—1930-е гг.) // Конструируя «советское»? Политическое сознание, по­вседневные практики, новые идентичности. Тезисы докла­дов научной конференции в Европейском университете в Санкт-Петербурге. 20—21 апреля 2012 года. СПб.: ЕУСПб., 2012. С. 46—51.

[32]           Это, насколько мне известно, не совсем точно: во всяком случае, в британских школах неизменно были «пасхаль­ные каникулы», когда я сама там училась в 1960—1970-е годы; такое положение сохраняется и до сих пор.

[33]           Керженцев П.М. Борьба за время. М.: Изд. «Красная новь», 1924. С. 18—19.

[34]           Прославление широких возможностей проведения отдыха при Сталине см., например: Москатов П. Право советского гражданина на отдых. С. 25—37;

[35]           CKQ, интервью с женщинами 1924 года рождения и с жен­щинами 1930 года рождения в Тавдинском районе, деревня Герасимовка, 19 сентября 2003 года. Другие если и помнят что-то, то очень мало: Oxf/Lev V-05 PF9 (ж. 1928 г.р.); Oxf/Lev V-05 PF5 (ж. 1921 г.р.).

[36]           Oxf/Lev V-04 PF2, ж. 1927 г.р. из деревни Новгородской области, отец плотник, мама колхозница.

[37]           Отчет за подписью «А. Никаноров». Из материалов Отдела культпросветработы обкома ВКП(б) к областному совеща­нию по культурной работе в колхозах, совхозах и МТС. 2 января 1936 г. — 27 февраля 1936 г. (ЦГАИПД-СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1545. Л. 15). Оригинал местами подчеркнут крас­ным карандашом. В сопоставлении с этим описанием пьяно­го веселья довольно странным выглядит утверждение в на­чале того же самого отчета (Там же. Л. 14): «Неузнаваема стал<а> старая Береза, за годы революции и особенно за по­следние годы»; но какие-то перемены, по-видимому, были. «В былые годы, — вспоминают пожилые колхозники, — Ми­хайлов день гуляли целую неделю» (Там же. Л. 15—16).

[38]           См. перечень местных праздников в Приложении (ниже).

[39]           Рабочее время и отдых работников железнодорожного транспорта. Пост. СНК СССР от 21 августа 1939 г. и Ин­струкция НКТ СССР от 27 сентября 1930 г. М.: Гоструд- издат, 1930. C. 17 («Экстренный вызов на работу согласно ст. 30 постановления производится с соблюдением очеред­ности — в зависимости от продолжительности нахожде­ния на отдыхе»).

[40]           См., например, воспоминания женщины, которая работала педиатром: «.раньше было даже запрещено брать за свой счет [отпуск] как. Ну раньше были повышение квалифи­кации и прочее, всё» (Oxf/Lev SPb-06 PF75, ж. 1937 г. р., педиатр).

[41]           Гончуков А. Моя жизнь и работа. Воспоминания. (Киров­ский завод). Ч. 1. 1904—1949 гг. (ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 18. Д. 333. Л. 113). Позднее Гончуков напишет, что время отпуска ему отмерили весьма щедро: например, он жаловался, что в 1962 году ему впервые предоставили от­пуск не в двадцать четыре дня, как прежде, а всего лишь в двенадцать (Там же. Д. 335. Л. 177).

[42]           Oxf/Lev SPb-02 PF8, м. 1933 г. р., родители рабочие.

[43]           Это не означает, что военные автоматически имели право на отпуск, нет, отпуск был наградой за самоотверженную службу. Отпуск предоставляли короткий, и в расчет ни­как не принималось расстояние до места, куда нужно было ехать отпускнику. Такая ситуация драматически описывается в прекрасном фильме Чухрая «Баллада о солдате» (о нем см. ниже). Такая же ситуация сохраня­лась и после войны, см., например: Oxf/Lev V-5 PF16, м. 1925 г. р.:
«Соб. 1: А в увольнительную вы домой не приезжали?
Инф.: Шесть лет дома не был.
Соб. 1: Да вы что!
Инф.: Шесть лет! Первый отпуск я получил, нахо­дился — город Красноводск. <...> Дали мне первый отпуск через шесть лет. И поехал я через море Каспий на паро­ходе четыреста километров. Доехал до Баку. В Баку на по­езд сел, в общем, я трое суток добирался до дому». Об от­пуске как о поощрении военнослужащих срочной службы в последующие годы см: Oxf/Lev P-07 PF37 (м. 1946 г.р.) и Oxf/Lev P05 PF20 (м. 1949 г.р.).

[44]           Oxf/Lev SPb-04 PF57, ж. 1927 г.р. Информантка начала работать в 1941 году в возрасте 14 лет, потому что мама устроила ее на работу, чтобы она могла получить разреше­ние эвакуироваться из блокадного Ленинграда.

[45]           См.: Указ Верховного Совета «Об отпусках рабочим и служащим» от 30 июня 1945 года (http://base.consultant.ru), отменивший Указ Председателя Верховного Совета от 26 июня 1941 года «О режиме рабочего времени рабо­чих и служащих в военное время».

[46]           Oxf/Lev SPb-02 PF8, м. 1933 г.р., родители рабочие.

[47]           Oxf/Lev SPb-03 PF36, м. 1940 г.р., ж. 1946 г. р., родители рабочие.

[48]           Gorlizki Y, Khlevniuk O. Cold Peace: Stalin and the Soviet Ru­ling Circle, 1945—1953. New York: Oxford University Press, 2004. P. 8.

[49]           Ibid. P. 63, 196.

[50]           См., например, рассказ Шукшина «Вечно недовольный Яковлев». В более широком контексте см. воспоминания экономиста 1935 года рождения: он всегда брал отпуск летом, но он был «начальник», и, следовательно, как ни странно, зимой ему приходилось работать больше, чем ле­том: Оxf/AHRC V-04 PF23.

[51]           Gorsuch A. All This is Your World: Soviet Tourism At Home and Abroad After Stalin. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 18.

[52]           Ibid. P. 186.

[53]           Пансионат для кировцев // Кировец. 3 июля 1970. С. 3.

[54]           Архив музея Кировского завода.

[55]           «О мероприятиях по дальнейшему повышению благосо­стояния советского народа», постановление ЦК КПСС и СНК от 26 сентября 1967 года (http://base.consultant.ru).

[56]           См.: Кодекс законов о труде РСФСР. М.: Юридическая литература, 1977.

[57]           Например, работники, активно участвующие в деятельно­сти добровольной народной дружины или товарищеских судов, вознаграждались дополнительными днями к закон­ному отпуску (Комментарий к законодательству о труде /

Общ. ред. В.И. Теребилова. М.: Юридическая литература, 1981. С. 120). Распространились также упоминания о по­нятии «отгул» в художественной литературе того периода, как показано в Национальном корпусе русского языка, где имеется лишь одна ссылка, приходящаяся на сталинскую эпоху (1949 год) против 14 на 1955—1991 годы.

[58]           Данилова H.A. Климат и отдых в нашей стране. Европей­ская часть СССР. Кавказ. М.: Мысль, 1980. C. 3.

[59]           Там же. С. 5.

[60]           Подробнее об этом см. мою книгу: Kelly C. Children's World: Growing Up in Russia, 1890—1991. New Haven, 2008. Ск 4, 9, 10.

[61]           С другой стороны, «школьные каникулы» и «лето» не всегда были неразрывно связаны между собой. В Шотландии до самого конца XX века в октябре существовал двухнедель­ный перерыв в школьных занятиях, так называемые «кар- тошкины каникулы» (tattie holiday) или «копка картошки» (tattie howking), когда дети помогали родителям убирать урожай картофеля (http://www.bbc.co.uk/scotland/history/scotlandonfilm/forum/rural/thread5.shtml).

[62]           Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе. Поста­новление СНК и ЦК ВКП(б) от 3 сентября 1935 года // Справочник советского работника: для председателей, секретарей и других работников советов и исполнитель­ных комитетов. М.: Власть советов, 1937. С. 789.

[63]           См., например: Пионерская правда. 1925. 15 марта. С. 1. О приметах сталинской эпохи, включая специальные дома отдыха для беспризорных детей, см. книгу: Счастливой смене — здоровый отдых: Сборник материалов по художе­ственной работе в летних пионерских лагерях, площадках и форпостах. Ижевск: УдГиз, 1935; Дар Д. Счастливое дет­ство. Л.: Изд-во Леноблисполкома и Ленсовета, 1937. С. 65 («Каждое лето, как только окончатся в школах занятия, почти три четверти всех ленинградских ребят покидают го­род и отправляются на берег моря, на горячий песок, на ду­шистую траву, в сухие сосновые леса. Лучшие пригороды, лучшие дачные места Ленинградский совет отдал детям»).

[64]           См., например: Боннэр Е. Дочки-матери. Нью-Йорк: Изд- во им. Чехова, 1991.

[65]           См., например, интервью ж. 1936 г.р. (Катриона Келли, Оксфорд 2002 г., CKQ-Oxf-02 PF1). Ср.: Oxf/AHRC UK- 08 PF39 AB (ж. 1980 г.р.): «Я вспоминаю лето, в основном, потому что я уезжала к бабушке на дачу; у нас был малень­кий домик — где-то 2 часа езды на электричке от Питера, и меня туда всегда на 3 месяца просто сбрасывали и все».

[66]           Из переписки Анатолия Белинского с женой Флоренти- ной Белинской становится ясно, что Анатолий (писатель) регулярно брал на себя заботу о детях на различных дачах, в то время когда Флорентина, будучи ученым-исследова­телем, оставалась в Ленинграде (Белинский А. Письма про­шлого века: семейная хроника. СПб.: Дума, 2008. С. 479— 481); в 1969 году, напротив того, Белинский в августе жил в Ленинграде, а семейные обязанности взяла на себя его жена (с. 496—498).

[67]           См.: Белинский А. Письма прошлого века... С. 327—331. Та­кое случалось и позже. Например, одна наша информантка помнит, что ей в начале 1980-х не разрешили поехать в от­пуск с мужем, хотя они только что поженились (ж. 1958 г.р., CKQ Oxf-03 PF13).

[68]           Oxf/Lev M-03 PF24 — 1968 г.р., дочь учительницы, отец рабочий-строитель.

[69]           В пансионатах и других заведениях начали открывать се­мейные отделения — см., например: Профсоюзные курорты и здравницы Грузии / Под ред. председателя Грузинского республиканского совета по управлению курортами проф­союзов, кандидата медицинских наук П.А. Чиквиладзе. Тбилиси: Мецниереба, 1977. С. 44—45, 66—67. Многие наши информанты помнят регулярный семейный летний отдых в 1970—1980-х годах. См., например, интервью: Oxf/ Lev SPb-03 PF16 (ж. 1969 г.р.); Oxf/Lev SPb-03 PF16 (ж. 1931 г.р.); CKQ E-03 PF3; CKQ Oxf-03 PF13.

[70]           Михайлова Т. Отдых — дело общественное. М.: Медицина, 1970. C. 10—11. По решению XXI съезда КПСС базы и дома отдыха были переданы профсоюзным организациям ( Сар- кизов И.З. Отдыхайте в Подмосковье: Справочник о домах отдыха и санаториях. М.: Моск. раб., 1962. С. 3—4), что также подчеркивало важность отпуска.

[71]           Постановление ЦК КПСС и Совета министров от 22 ян­варя 1981 года (http://base.consultant.ru).

[72]           См., например: Ловелл С. Дачники. Гл. 6; Нефедова Т., По­лян П., Трейвиш А. Город и деревня в Европейской России. Сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 385—387.

[73]           Oxf/Lev P05 PF18, ж. 1936 г.р., Пермь. Информанты более старшего возраста разделяются на тех, кто не сомневается в том, что выходные дни положены человеку по праву, и тех, кто все еще испытывает чувство вины за то, что берет отпуск. Примеры первой категории см. ниже.

[74]           Гребнев А. Дневник последнего сценариста. 1945—2002. М.: Русский импульс, 2006. С. 168.

[75]           Oxf/Lev SPb-03 PF36 (инф. 1: ж. 1946 г.р., инф. 2.: м. 1940 г.р., родители рабочие).

[76]           По традиции в августе парламент не заседает, и офици­ально этот перерыв объясняется тем, что «члены парла­мента могут исполнять другие свои обязанности» (http://www.parliament.uk/about/faqs/house-of-commons-faqs/business-faq-page/recess-dates/), что, в сущности, является фикцией. В случае чрезвычайных обстоятельств парла­мент может быть снова созван, но такое случается редко, хотя порой парламентские каникулы отодвигаются на бо­лее поздний срок.

[77]           Например, знакомство с Бюллетенем Исполнительного комитета Ленинградского городского совета народных де­путатов за соответствующий промежуток времени (№ 15— 18 1960, 1965, 1970 и 1975 годов) показало, что в августе, по меньшей мере, трижды устраивались собрания.

[78]           «Кот, который говорил только по-итальянски» — рассказ, печатавшийся в газете «Оксфорд мейл» в начале 1980-х. Хозяин этого котика был итальянец, и (как сообщалось в кратком содержании рассказа на первой странице газе­ты!) его питомец не понимал команд на английском языке, которые подавал ему сосед-англичанин, присматривавший за ним, пока хозяин был на отдыхе. Этот рассказ, в частно­сти, цитировался в сатирической серии о «мертвом» парла­ментском сезоне, публиковавшейся в газете «Гардиан» в том же году.

[79]      Иванов П. Гордиться паспортом // Ленинградская правда. 1965. 10 августа. С. 4.

[80]           О христианском осуждении праздности и безделья см., на­пример, Второе послание апостола Павла Фессалоникий- цам (именно отсюда взята знаменитая формула «кто не работает, тот не ест»: «Ибо когда мы были у вас, то заве- щевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»), а также нравоучительное стихотворение Исаака Уотса «Противу праздности и шалостей» (1715) о трудо­любивой пчелке (ныне известное, главным образом, по­тому, что послужило образцом Льюису Кэрроллу для соз­дания образа маленького крокодильчика):

Как мило маленькая пчелка Использует священный день, Жужжит трудяга без умолку, Кружит, не ведая про лень.

[81]           Oxf/Lev SPb-02 PF14, ж. 1969 г.р., родители рабочие.

[82]           Например, в августе 1977 года, вместе с репортажами с фе­стиваля молодежи и студентов в Венгрии и информацией о меню в рабочих столовых, «Ленинградская правда» печа­тала следующие статьи: Холодилов С. Дары огородные // ЛП. 1977. 4 августа; Карнаухова Г. Летний сезон в парках // ЛП. 1977. 5 августа; Сергеева О. Праздник огня, воды и му­зыки // ЛП. 1977. 16 августа; Зоны отдыха ленинградцев: На берегу озера Разлив // ЛП. 1977. 17 августа; Ленинград­ские этюды: У речного вокзала // ЛП. 1977. 31 августа.

[83]           «Я помню, мы иногда летом приезжали в город, очень не­надолго обычно, и это было там в самом конце августа, по­тому что мы уезжали в самом начале июня, и обычно в конце августа приезжали, и в городе бывали очень мало, и летом ощущения очень странные были, потому что там жарко, как-то пыльно, трамваи за окном гудят» (Интер­вью: м. 1970 г.р. Проводила Екатерина Изместьева. Oxf/AHRC-SPb-11 PF1 EI).

[84]           Приношу благодарность Джулиану Грэффи за то, что он указал мне на это.

[85]           Михайлова Т. Отдых — дело общественное. C. 5, 7.

[86]           Здесь я привожу аналогичный довод, что и Марк Б. Смит в своем чрезвычайно любопытном труде, посвященном праву собственности в Советском Союзе, где автор особо подчер­кивает, что советские граждане имели твердо гарантирован­ные права на недвижимость в виде квартир, арендуемых ими у государства (Smith M.B. Property of Communists: The Urban Housing Programme from Stalin to Khrushchev. De- Kalb, IL: Northern Illinois University Press, 2010).

[87]           О расположении дачи, которой Романов, вероятно, поль­зовался на протяжении четырнадцати лет, см.: Рожков Е. Григорий Романов: свадьба, которой не было, перевернула мир // Вести недели. 2003. 2 февраля (http://www.vesti7.ru/news?id=1826). Тот факт, что Романов предпочитал Осиновую Рощу Комарово, где были расположены прави­тельственные дачи первых секретарей обкома, возможно, объясняется тем, что он не любил ленинградской интел­лигенции, традиционно отдыхавшей на курортах побе­режья Финского залива; вдобавок этот поселок находился совсем недалеко от города, что позволяло быстро вер­нуться на свое рабочее место.

[88]           См., например, статью «Черный август» на сайте http://ru.wikipedia.org/; Черный август в России // Коммерсант. 2007. 8 августа (http://kommersant.ru/doc/795522).

[89]           На эти месяцы приходятся не только Февральская рево­люция и период самого отчаянного голода во время Ленин­градской блокады, но и «ленинградское дело», и суд над Иосифом Бродским. Это нисколько не ставит под сомне­ние существования более ранних, «личных» традиций (Анна Ахматова, в частности, считала август несчастливым месяцем, поскольку он ассоциировался для нее с рядом трагических событий в личной жизни, таких, как арест и казнь Гумилева: см., например, стихотворение «К смерти» из цикла «Реквием»).

[90]           Так! В официальном православии праздник преподобного (а не святого) Макария Египетского празднуется 1 февраля, преподобного Макария Жабынского — 4 февраля, препо­добного Макария Оптинского (1782—1862) — 29 июня и преподобного Макария Оптинского (1788—1860)— 20 сен­тября, так что речь здесь идет о чисто местной традиции.

[91]           9 (22) мая

[92]           8 (21) июля

[93]           26 июня (9 июля).