Жизнь в пространстве

*

жизнь в ограниченном пространстве: так, что недостоверно любое пространство; под мусорным куполом быстрые перемещения в поисках белой еды; перевернутый грузовик с продуктами, дождь, потоки грязи, сбивающие с ног; вывеска с битыми символами, о том, что было сохранено; то, что описывало, окружало ситуацию еще до слов, между отсутствием и проявлением — связки серого времени

 

*

что-то вроде скульптуры знания с лицом, преображенным внутренним взрывом; бочки с водой на охраняемой станции иссякающего состояния; знаковая торговля от камня к камню, но уже не в уме: тот сам, освобожденный от знака, к теплому льнет животному; круглый свет постепенного тела и утро касания в столпотворении форм, когда камера в каплях лица обнимает иссеченное место

 

*

сознание вчерчивается в глубину состояния, в стену осоки над промышленным озеро­м; толкование размещает дом на краю района, вызывая лифт тела в шахту представления; глубина малого места, держась за занавеску; интерфейс в стачке с потерянным временем промышленный череп поднятый над домом, раскрытые половицы; она продолжает говорить по телефону и собирать вещи девушки, он затемнен — ближе к стене

 

*

невозможно все свести только к динамике поверхности, динамике становления: ког­да она переходит к ней и от нее к нему, «любое изменение требует наличия опре­деленного невыраженного избытка или осадка, какой-то нереляционной час­ти объектов, позволяющих им входить в новые отношения»; в республике серого света терроризм в ритуальности торгового центра, в костюме найк, в медицине и технологиях; таяние границы между телом и средой, когда ты оглядываешься на себя в ней

 

*

мертвые деньги, живое пиво, и завод гудит без людей, как раньше, обнимаясь с пространством, а люди текут в изваяниях камер, понятых без пространства; ку­по­ла лишенных жизни растений и трубки ночных цветов, срубленных где-то за горо­дом; забастовка фур вдоль трассы и зеленый дым от них; знак разрушенной фабрики и ночной фермы скрипучий крик; мужчины в больничных масках, облокотившись на фуру, смотрят, как падает ее тело; когда она взяла ее за плечи в белой траве, она еще была «им», но двигалась на мне, как «она», и коридоры камер лица соединялись над нами

 

*

снова движенье прибито к земле и пьет свой старый напиток владыка-рабочий в глубине ледника; черное солнце горы спускается в ящик припадка; чувствуешь, как ос­тан­ки травы обнимают лицо, холодные камеры в каплях лица, которые смотрят, как в другой глубине он становится ей, становится столпотворением, ночной органикой перехода под безлюдным знаком ножа; в открытом пространстве, врезаясь в грани­цы, освещенные холодным сиянием соединений мелких животных, она наблюдает, как он становится ей; и пустыня противодействия одолевает его спящее тело

 

*

между отсутствием и проявлением связки серого времени; то, что произошло позже, — книга любящих, сделанная из плазмы; танкер, поднятый над водой, и компьютер из бьющихся рыб; пусть эти двое беседовать продолжают над гетеротопией взорванных построений, пока она\он лежит в комнате, отражая закон, а другие в землю и камни отгружают тела за пределами города; это книга, и ты не смотришь туда, в ее сторону, в ее плазму и влагу, прекращенным мышлением пересекая пустыню знака, видя, как становятся они, она на иссякающую поверхность, в пламенный промежуток

 

*

получив приглашение, они пришли, не уверенные до конца в существовании хозяев этого места, поднимая узлы животных и личных вещей над скрытой колонией, они шли, огибая лес растерянных сооружений; на стоянке она трогала книгу, еще оставаясь им, а он шел с ними, еще оставаясь инструментом, голодом миграции в ожидании места, которое когда-нибудь настигнет их, лежащих в иссякающем пространстве с разряженными мобильниками старого образца, покрытых светом ночных насекомых, цыганским огнем; стать ей, стать странной машиной, не расположенной в прост­ранстве страны, — так думал он, отдыхая в яме под гамбургом, закрывая руками от летящих сверху горстей земли камеру в каплях лица, стать влажной, огнем миграции

 

*

видя, как танкер поднимается над водой, он понимает: пора перейти к ней по этому коридору, освещенному хлопковым светом мелких животных соединений, где ходят во сне люди в военном и штатском; где проводится длительное собеседование о причине границ; люди в военном и штатском, не до конца просыпаясь

 

*

что-то вроде скульптуры знания с твердым лицом, преображенным взрывом; бочки с водой на охраняемой станции состояния; знаковая торговля от камня к камню: тот сам, освобожденный от знака, к теплому льнет животному; это книга матери или танкер без знака, поднятый над водой равниной состояния; сколько их было в тебе, когда она это читала, когда он сказал «только коммунизм приводит в движение слова», делает тело простым; пока ты в страхе своем навстречу ему раскрываешь танкер лица

 

*

устройства из огня, и сообщения в волокнах растений, потоки света по синей плоскости тянут слепого быка, и ты над ним едешь в машине признания, на один промежуток еще возвращен к пустому станку; но есть ли там что-то от нас? то, что стало возможным в прекращенном мышлении

 

*

как будто иглой ты стала, стал этим утром и прокалываешь восприятие; и снова все в шов возвращается: то, что ты моя мать или книга, вы вместе погружены в песок лица; капли камер, собранные другими из нас, из нашего опыта, тонкие тени, орга­низующие огонь и глину, доставляют касание к тебе через невозможный момент, пропущенный знак в действительной книге

*

воображенное поле, и тело, утраченное на границах прерванного мышления, становится картой застывшей поверхности твоего дыхания; D. погружает руки в собаку, еще теплую, и делает заключение о мышлении, но отбрасывается вовнутрь их совместного состояния гулом новых распределений; они вмешиваются в D. и поднимают собаку, омывая временем, чтобы оставить вне восприятия, общего сна, отраженного в сердцевине выжившего ума; тем временем, там, в глубине восприятия собственника D. не может ничего, и судорога прокатывается по его телу, заставляя непрерывно строиться карту путешествия; конец путешествия — стать ее проявлением, двигаться ее животом

 

*

внутреннее слабо размещено; они решают освоить обычный звук, чтобы затем покрыть им ледник, стать синхронным пространством голоса и ледника, пораженным теплом состояния; то, что после второго прикосновения движет ледник ума к месту без знака, оставляя там; они сделали дома из мусора, из новых трудовых сил, чтобы иметь возможность остаться здесь, но гул ясности был сильнее, чем ограниченное пространство голоса и ледника, оставленное иссякающим мышлением; теперь камера обнимает лицо, и дождь сам произносит «дождь», но иначе; долго ли так будет, ты спросил, погружая в землю красные пальцы; пока прикасаемся

 

*

жилые пространства, отделенные от диких потоков воздуха; столпотворение комна­ты, приготовленной ранее для одного пола, не выдерживает места; костер воспри­ятия, прижимающий тело к стене: как ты на это смотришь, закрытый в комнате распределенного момента; черная пыль глаз, фрагменты горы, собравшиеся внезапно в гору состояния, когда пустыня противодействия одолевает его спящее тело; ускоренный звук, отправляющий слепок музыки к внутренностям спокойного участ­ка; кислота книг, собранных для отправления византийским частям

 

*

двигаясь от метода к размещению исключенного под мусорным куполом, в тени твоего живота, оставленные огнем восприятия, они — лишь промежуток, перехваченный отстраненным моментом лица, точнее, камеры, погруженной в лицо; названное ранее бездействует, сдерживая тем самым ледник бедного значения

 

*

если это все еще можно считать восприятием, то они могли бы остаться здесь, среди других форм; скрытые памятью или нагруженные узлами будущего, снимающего состояния слой за слоем с мертвых тканей, запускающего процессы регенерации прямо в земле; множество новых рецепторов у тех, кто сверху, направленных на то, что происходит в земле, в вывернутых корнях, когда приблизилось ее лицо, точнее, камера, вписанная в капли лица, чтобы принять нас за окружающие превращения; то, что видит, и то, что говорит, размещено таким образом, что встреча стала возможной

 

*

быть состоянием, столпотворением в зеркале аральского дна; земные, красные, вращаясь вокруг себя, они движутся, поднимая песок, как второе небо, регенерируя свои ткани; но колодец этой пустыни был отравлен новым свечением, пока выжившие мигрировали; тысячелетний компьютер, собранный из скелетов рыб; нефть, вытекающая тонкими струйками изо рта, читающего сообщение

*

мы пришли сюда через два экрана, как если бы это было так, что ты коснулась нас, и уже не нужно думать о машинах, желать машинами; глина закрывает горизонт, и сухие трубки растений прокалывают восприятие; став двумя, мы никем не становимся и лежим отовсюду, прижимаясь к земле, пока танкер, поднятый над водой, делает море твердым; то что скрылось во времени после движения, становится первым смятением в комнате тела, приготовленной для одного пола, оно поднимается, камни новых животных сбрасывая в углубляющееся пространство; чтобы иметь участок, говори его собой, место уже сожжено там, где должны быть двое и больше, поэтому оживает, как и прежде один, используя участь каждого для получения редкой воды

 

*

направленное движение и движение, лишенное состояния; шахты памяти, в которых сверкает черная кожа, двигаются белки детских глаз; память носителя взрывается до выгрузки в общее восприятие; частности, погруженные в общение с соб­ственным отражением, едут по дорогам серого знака, передвигая дряхлый экран; отовсюду приближается плотная пыль, потому что некто высекает все же ощущение общего из столпотворения форм, вбивает в пространство новую станцию для мигрирующих, а после оставляет остывать в долине узлов свой печальный молот; состояние идущих поднимает танкеры над водой и заставляет рыдать камеру в каплях лица, напоминая, что прилегает к иссякающей форме — взгляд, дождь у подножья горы, ступени огня в глубине восприятия, перевернутый грузовик с продуктами, дождь, произносящий «дождь», она в нем, красные прямоугольники рыб, существа в военном и штатском; публичная речь организована по типу бурения скрытой поверхности, на которой каждый камень знает свое состояние, а ты — нет

 

*

что он чувствует, ежедневно двигаясь по одному маршруту, что видит она, не покидая комнаты восприятия; прошло время с тех пор, как тела, отчужденные от производимых форм, припадком светились, рассекая руки движущихся под действием солнца; ледник и животное сливаются в огне состояния; вещи друг друга теснят, образуя языковые скульптуры на участке, где что-то случилось после тебя