Город Большого яблока в 33 сонетах с примечаниями

Кацов Г. Нью-йоркский букварь: Городской пазл с 33-мя эпиграфами, комментариями и примечаниями pin-up pages.

М.: Арт Хаус Медиа, 2018. — 142 с.

Книжка эта интересна в первую очередь тем, что уникальна. Другой такой нет. Во-первых, никто до сих пор не описывал самые важные исторические места Нью-Йорка, его головокружительные здания, площади и парки точными, сочными и звонкими русскими стихами. Причем это не роман, не поэма в общепринятом смысле и не энциклопедия, а ровно то, что объявлено, — букварь.

Во-вторых, легко проглотить ее залпом, но можно не сразу прочесть, а частями, дочитывая в свободную минутку — это тоже будет правильно. Ее можно читать с любого места и в любом направлении — с начала, конца, середины, по диагонали или как вы придумаете, и, хотя при этом книги вы прочтете немного разные, разочарованы не будете. Я так и сделал, открыв на первой попавшейся странице. И обнаружил следующее, на букву «Ы»:

Ырад яьлакрезаз — акмездоп

Ыде илисорп ен ино :еэвбас в йежмоб ланз я

ынетс ьсиливарн ми — илисорп ен огечин ещбоов,

ыдох ,ысьлер ьсилидуч ми :аноталП ерещеп в как,

ынемопьлеМ рокед йичорп и йицнатс иицарокед

(С. 41)

Понятно, что все строки в букве «Ы» здесь начинаются на Ы, но без раздела Комментарии нам, читателям, придется в «Букваре» нелегко. Разгадки к стихотворениям-буквам, справочная информация о городе, его исторических личностях и культовых местах, авторские ремарки, пояснения к текстам и цитатам находятся именно в этом разделе, который занимает по объему почти четверть книги.

Сама же книга состоит из трех частей: непосредственно Букваря (буквы от «А» до «Я» — они же сонеты с эпиграфами, написанные пятистопным анапестом с рифмовкой abab cddc efef gg), прозаических Комментариев и Примечаний. Да, еще есть авторское предисловие. Впрочем, любознательный читатель, быть может, структура этой книжки совсем другая. Вам самому предстоит в этом разобраться.

Теперь вы знаете о «Букваре» достаточно, чтобы использовать его по своему усмотрению. Я обнаружил три возможности: сборник лирических стихотворений, головоломку и путеводитель по городу. Интересно, какие найдете вы.

При ближайшем рассмотрении «Букварь» оказался не лишенным академичности: мало того, что он снабжен комментариями и примечаниями, но они еще и занимают в три раза больше места, чем собственно Букварь. Примечания тоже стихотворные, и если в самом Букваре предметы только называются, то в Примечаниях как раз вся соль. А Комментарии — просто комментарии, как и должно быть.

Для начала отметим, что, хотя Нью-Йорк, в основном, англоязычный город, Букварь — русский, т.е. составлен для 33 букв русского алфавита, включая мягкий и твердый знаки. И он не по всему городу, а только по той его части, которая именуется местными жителями Сити, то есть по Манхэттену. Это я к тому, что «Букварю» есть куда расширяться.

Итак, на букву «А» — Амстердам. Это старое название города, ведь Нью-Йорк начался с Нового Амстердама (1624) и Новым Йорком стал не сразу, а лишь 40 лет спустя, в 1664 году.

Этот первый серьезный сонет (а всего их 33) — песнь любви то ли старому, то ли Новому Амстердаму. Вспомним, что примерно на 80 лет позже русский царь Петр захотел построить новый Амстердам на берегах Невы. И ни один нимало не похож на образец.

Город белых горячек. В нем улице имя — Стена,

по которой ни плющ не взойдет, ни кирпичная кладка,

а война с краснокожими — для чистоты и порядка,

ради мира и благости, как и любая война.

(С. 13)

Что же в Примечании? А в нем — встреча индейца с итальянцем, пребывавшим на французской службе. Она описана так убедительно и залихватски, что, кажется, почти 500 лет назад ее просто не могло не быть («...Должно быть, здесь произошла их встреча. / На вид был могиканин красноморд, / Он нудно мямлил на своем наречье: / „Заходьте, панэ! Що ж это ви, мол, / так бледнолiци? Краю iз какого? / Чи не москаль? Як сами? Як рiдня?“ / Не разобрал, естественно, ни слова / Ни Верразано, ни, к примеру, я...»). Так, с плаванья тосканца Джованни да Верраццано, начался Нью-Амстердам, который тогда еще не ведал, что станет Нью-Йорком.

В середине книги комментарий — очень конкретный и подчеркнуто деловой, для любителей всемирной истории (к которым, каюсь, принадлежу и я). Что ж, пазл буквы «А» можно считать разгаданным. Пойдем дальше.

Бруклинский мост («Б») — знаменитый символ Нью-Йорка, который знают, кажется, все, включая людей, никогда не пересекавших Атлантику. Но сколько их, этих мостов? Видимо, столько же, сколько поэтов, которые его описывали. Прибавим к этому и прозаиков, доказавших себя мастерами по этой части.

— Ты бросался с моста? — Я бросался, на пятый раз выжил.

Не в конструкции дело, а в элементарном быту:

Мне еще шлифовать стойку бара локтями в «Париже»,

Мне еще пешеходом слоняться по Бруклин-мосту.

(С. 14)

Однако мост из Букваря соединяет не только Бруклин с Манхэттеном, но и много других вещей в нашем причудливом сознании, например два несостоявшихся Амстердама по обе стороны Атлантики: «Медный всадник проносится часто в полночную пору — / и качает пролет, словно в море рыбацкий баркас». Да еще московский поэт Алексей Парщиков, идущий по Каменному мосту (поэма «Деньги», здесь она стала эпиграфом), а этот мост уж совсем в другом царстве. И тут же, по шатким мосткам примечания, переходим в пустую манхэттенскую квартиру, которая, конечно, тоже «тиха как бумага». Пока не раздастся могучий голос Стинга (он ведь «a legal alien in New York»), который снова ведет нас, «как Улисс», на Бруклинский мост и дальше, дальше, дальше, пока не исчезнет.

Пока же в квартире в ожидании дня

никто не молчит, не двинет предметом

любым, не вздохнет, не вспомнит — храня

веру в баланс между тенью и светом.

(С. 85)

Все же великая и таинственная вещь — мост. Один бог знает, разгадан ли этот пазл? Соединять его уголки и овалы снова и снова, не забывая о комментарии — дело читателя.

Пробежимся по географии букв — занятие настолько же полезное, насколько увлекательное. Вашингтон-сквер («В») — одна из самых живых площадей Нью-Йорка и, возможно, самая мистическая:

Никто, никому и ничем не обязан,

Об этом кораны, коаны и веды,

Есть в Вашингтон-сквере, в углу, тень от вяза,

В ней час постоять — все получишь ответы.

(С. 86)

Оттуда в Гарлем («Г») — район, который, наверное, знают все, даже те, кому неведом голландский город Гаарлем, в честь которого он назван. Из Гарлема мчимся к «Дакоте» («Д») — одному из самых фешенебельных и знаковых доходных домов города, в котором останавливался, прибыв в Нью-Йорк на открытие Карнеги-холла, П.И. Чайковский. От «Дакоты» недалеко до Ёлки («Ё») в Рокфеллер-центре — это уже почти такой же символ города, как Бруклинский мост.

Теперь вниз, к Желтому дьяволу («Ж») — понятно, к возненавидевшему Нью-Йорк Максиму Горькому в гости на Уолл-стрит. Оттуда снова к «Дакоте», но теперь по соседству, на «Земляничную поляну» («З») в Централ-парке («Ц»), где расположен мемориал памяти Джона Леннона, который, кстати, жил в «Дакоте» и был убит у ее парадного входа. А может быть, это не только Поляна, но еще и одноименный фильм Бергмана, тоже всем известный — смыслы наслаиваются, как пирог.

От «Земляничной поляны» спустимся вниз к «Интрепиду» («И») — авианосцу на приколе. Там находится военный музей, очень рекомендую. Устали, читатель? Привыкайте — это Нью-Йорк, который «никогда не спит», с его обычным бегом, как белка в колесе, по окружности Большого Яблока, всегда с языком на плече, но все равно головокружительно-познавательным. Я уже давно здесь живу, привык, а вы старайтесь наперекор всему двигаться медленно (город это тоже любит) и вчитывайтесь внимательно в каждый сонет, не забывая о примечаниях и комментариях.

Стоп, стоп — вот здесь чуть задержимся. Это — Колумбийский университет («К»), один из самых старых и знаменитых в стране, да и в мире. За ним — Линкольн-центр («Л») — место, где выступают и зажигаются самые разнообразные, но всегда крупные звезды, и не один, а проходят десятки праздников кряду, которые всегда-всегда с тобой.

А следом за ними — Музейная миля («М»), целая миля счастья. Здесь Метрополитен — наверное, самый большой и невероятный художественный музей мира. И еще 10 музеев, среди них Гуггенхайм, замечательный Еврейский музей и несравненная Новая галерея.

Дальше — Нижний Ист-Сайд («Н»), «еврейский Нью-Йорк» прошлых времен. Прожекторы («П») на месте небоскребов-Близнецов 11 сентября. Здесь давайте просто минуту помолчим. А дальше — знаменитая и незабываемая Сорок вторая улица («С»):

Литератор московский, профессор в Чикаго теперь,

говорил мне, цинично в пип-шоу двадцатки лишившись

в пять минут: «Хоть бы грудь показала! Не тверже мой ерь,

чем пока мы сюда не вошли — понадейся на шиксу!»

(С. 31)

Хаустон-стрит («Х») в своем роде известна не меньше, чем 42-я, — от нее отходят, соответственно, на юг и на север районы СОХО и НОХО, там же дом под названием «Красная площадь» и еврейская закусочная-дели «Кац», которой стукнуло уже 130 лет:

Ты на Хаустон: если тебя, как младенца в капусте,

В местном баре найдя, подберут, то уже не отпустят.

(С. 35)

Централ-парк («Ц») — одно из городских рукотворных чудес. Он ни в коем случае не центральный — их довольно в других городах. В Нью-Йорке это именно Централ-парк.

Чайна-таун («Ч») — давно не достопримечательность, а часть любого американского или канадского мегаполиса. Впрочем, Китай-город есть и в Москве, правда, последние 500 лет он никак не связан с Китаем, но кто знает, что нас ждет. «Присмотреться, так в каждом политике скрыт мандарин: / Ва Шин Гтон либо Ли Нко Линь — чем не вельможный китаец?» — с этим я бы точно не стал спорить. Но для нас Чайна-таун еще и Бродский, который жил по соседству и обожал национальное популярное блюдо — «утку-по-пекински». Ну, и в Примечании, конечно, посвященное Бродскому «Прощание с посетителем кафе» («Дорогой, уважаемый, друг! Этот вечер не стал исключением, / И, войдя в наше место для встреч, я тебя обнаружил за столиком, / Где один, как обычно, проводишь ты время, все чаще — за чтением, / С капучино знакомя коньяк или виски, сегодня — джин с тоником...»).

Дальше «Ш» и «Щ» — буквы, похожие внешне и по звучанию, но всегда такие разные. Вот и сейчас — Шеридан-сквер в честь неустрашимого кавалериста, «американского Мюрата» генерала Шеридана, и вечный балет «Щелкунчик». Впрочем, это домашнее задание: в этих буквах вам придется разбираться самому, читатель. Заодно добавлю еще важные буквы: «Ъ» («Жесткая сила»), «Ы», «Ь» («Мягкая сила»), «Э» (Эмпайр-стейт-билдинг) и букву «Ю» (Юнион-сквер).

И не забудьте, пожалуйста, о примечаниях, комментариях и пазлах. А я перейду сразу к последней букве — «Я». Разумеется, это яблоко, точнее, Большое Яблоко — символ города Big Apple.

Бег по кругу в Биг Эппл, всегда, без конца и начала:

Этот город бессмертен: не знает Харон, где отчалить.

(С. 45)

Что же это? 33 сонета, 33 объяснения в любви городу, в котором автор уже прожил 30 лет, умноженное на 3 (три раздела Букваря).

Тройственное число было во многих древних языках, тройка важна в разных религиях, магическая и культурная роль этого числа продолжается в «Букваре».

Помимо художественных достоинств, «Нью-Йоркский Букварь» («НЙБ») Геннадия Кацова — естественное продолжение совершенно неожиданной новаторской категории книг, начатых знаменитым «Хазарским словарем» Милорада Павича, книг, которые можно читать с любого места. Парадоксальное сочетание художественного текста, где взаимные сцепления, последовательность невероятно важны, с Букварем, где декларирован произвольный доступ к отдельным элементам структуры, то есть комбинация несочетаемого, работает как постоянно действующий генератор новых возможностей чтения и прочтения книги. Думается, что кроме бумажной версии интересно было бы сделать из «НЙБ» и мобильное приложение, чтобы каждый гость или житель великого города мог пользоваться им как путеводителем по его важнейшим объектам или как захочет — на свое усмотрение.