купить

Настоящие парни носят розовое! [1]

Jo B. Paoletti 

Доктор наук, доцент Мэрилендского университета, читает лекции по истории американской повседневности, поп-культуры и моды, автор статей о детской одежде.



 «Розовый и голубой: какой из этих цветов подходит мальчикам, а ка­кой девочкам? Такой вопрос задала нам наша читательница, и мы на­деемся, что размышления над ним будут интересны многим. На этот счет существуют самые разные мнения, однако общепринятое прави­ло таково: розовый цвет — для мальчиков, а голубой — для девочек. Дело в том, что мальчикам больше подходит розовый цвет, сильный и насыщенный; на девочках же лучше смотрится голубой, более неж­ный и деликатный» (Pink or Blue 1918).

Наткнувшись на эти строки почти тридцать лет назад, я замерла и несколько раз шепотом перечитала их вслух. Я тогда проводила не­большое исследование на тему одежды для малышей в «Прогрессив­ную эру»2, в ходе которого и задалась тривиальным на первый взгляд вопросом: «Когда розовый и голубой цвета приобрели гендерное зна­чение?». Именно в тот миг Белый Кролик шмыгнул в свою нору, а я устремилась за ним. Сейчас, годы спустя, я выныриваю на поверхность, чтобы рассказать сложную и запутанную историю — о том, как одежда для американских младенцев, не содержавшая малейших намеков на половые различия, со временем почти полностью разделилась на два лагеря — «для мальчиков» и «для девочек». И для меня все это нача­лось с голубого и розового.

Символика голубого и розового цветов прочно укоренена в амери­канской массовой культуре, и трудно поверить, что закрепленные за этими цветами гендерные ассоциации сравнительно новы. Как уже от­мечалось выше, до начала XX века младенцев в США одевали в платье белого цвета, обозначавшее, согласно тогдашней культурной норме, их возраст, а не пол. Детей от года до шести одевали уже в цветную одежду, однако при выборе цвета ориентировались на цвет лица, время года или моду, но опять-таки не на пол ребенка. С начала XX века американская детская мода становится все более гендерно маркированной. Самым за­метным и наглядным признаком этой перемены стала символика розо­вого цвета, который прежде считался всего лишь одним из множества взаимозаменяемых, пастельных «детских цветов». Хотя в дискуссиях о гендерной символике розовый цвет часто выступает в паре с голубым, символика последнего в Америке гораздо слабее. Девочек часто оде­вают в голубое, уравновешивая это цветочками, оборками и прочими «женственными» элементами. А вот розовая одежда для маленьких мальчиков с 1940-х годов становилась все большей редкостью.

Современная история розового как «девчачьего» цвета делится на три периода, а недавно начался четвертый. В первом периоде отразил­ся переход от «бесполой» к гендерно маркированной детской одежде в первой половине XX века: особенности, некогда считавшиеся «мла­денческими» или в широком смысле детскими, в том числе розовый цвет, были переосмыслены как «женственные», хотя переосмысление это происходило медленно и непоследовательно. В конце 1960-х — на­чале 1980-х годов одежда пастельных тонов вообще и розовая в част­ности впала в немилость — отчасти из-за исследований детского раз­вития, показавших, что младенцев привлекают яркие, контрастные цвета, а отчасти в связи с феминистским движением, ассоциировавшим розовый цвет с традиционными представлениями о женственности и о роли женщин. С середины 1980-х розовый цвет не просто стал одно­значно «женским» (возможно, именно потому, что феминистское дви­жение так настойчиво подчеркивало его «девочковость»), но и достиг уровня морального императива в возрастной группе от трех до семи. И наконец, приблизительно с 2000 года встречаются примеры альтер­нативного и протестного ношения розовой одежды — как у мальчиков, так и у девочек. В основе этой нелегкой и затяжной эволюции лежали меняющиеся и противоречащие друг другу подходы к сексуальности в применении к маленьким детям, а также неопределенность и разно­го рода озабоченность в сферах американской культуры, идентифи­цируемых как «женские».

 

Краткая история розового

 

Слово «розовый» (англ. pink) в качестве названия цвета появилось в английском сравнительно недавно: согласно Оксфордскому словарю английского языка, среди более ранних значений этого слова были: «молодой лосось», «рыболовное судно в форме молодого лосося», «за­зубренная рана, нанесенная при фехтовании», а также «способ укра­шения ткани путем перфорирования или вырезания зубцов по краю, например фестонными ножницами» (англ. pinking shears). Именно от последнего значения, по всей видимости, в 1570-е годы произошло народное название гвоздики (англ. pink), а уж от него получили свое имя алые плащи охотников на лис и гамма оттенков от лавандового до кораллового. Согласно Оксфордскому словарю, слово pink как об­щепринятое название светло- или бледно-красного цвета появилось только к 1840-м годам, хотя рецепты окраски в цвет с таким названием существовали уже в середине XVIII века3. Метафорические значения этих пастельных тонов лилового и красного, такие как «розовоперстая Эос», возникли, конечно же, много раньше, чем их стали использовать в качестве названий цвета; однако визуальные образы, переживания и характеристики, связанные с ними, — это весна, здоровье (in the pink — «в расцвете лет»), юность — а отнюдь не женственность. Молодые люди, независимо от пола, могли носить розовое, пожилые — никогда.

 

Розовый и голубой как неоднозначные или гендерно нейтральные цвета

 

Вплоть до 1770-х годов было принято наряжать малышей в цветное пла­тье; в ходу были темно-красный, желтый, голубой. Появление отбели­вания и недорогих хлопчатобумажных тканей произвело революцию в детской одежде: началась эпоха длинного белого платья. На протя­жении большей части XIX века родители отдавали предпочтение бе­лому цвету, и именно он преобладал в одежде маленьких детей. Белая одежда для младенцев выдерживала многократные стирки и кипяче­ния; возможно, именно этим практическим соображением, а не толь­ко ассоциацией с чистотой и невинностью, объясняется ее длительная популярность.

Однако цвет никогда не исчезал из детской одежды полностью, что хорошо видно по портретам: цветными были ленты, пояса и другие элементы, которые можно было стирать отдельно. С белыми летними платьицами, муслиновыми и газовыми, носили цветные нижние юбки, пояски, туфли. В этих деталях были популярны пастельные тона, чаще всего — розовый, голубой и желтый (Worrell 1980). Нет никаких свиде­тельств, что в первой половине XIX века розовый и голубой служили маркерами пола, да и позже, с середины века, гендерные ассоциации были неустойчивы (иногда розовый оказывался «мальчишечьим» цве­том, иногда — «девчоночьим»). Заметка в июльском номере Codey's Lady's Book4 1856 года о подготовке к рождению первого ребенка На­полеона III и императрицы Евгении гласила, что в приданое входило множество белых платьев с голубой отделкой, потому что, объясня­лось далее, первенцу императорской четы предстоит стать «младенцем voue au blanc (посвященным Деве Марии)», и в первые семь лет жизни его будут наряжать только в белое и голубое — «символ высшего по­кровительства». Во Франции в голубое обычно одевали мальчиков, а в розовое — девочек; следовательно, подразумевалось, что и девочки, которым предстояло служить Деве Марии, должны были носить лишь голубое и белое.

Практические советы на эту тему и упоминания о ней в художе­ственной литературе были, как правило, довольно противоречивы, о чем свидетельствуют, например, следующие цитаты:

«Белоснежное платье подходит всем младенцам; а если желателен цвет, то девочкам идет голубой, а мальчикам — розовый» (Ladies' Home Journal 1890).

«— Эми повязала голубую ленточку мальчику, а розовую девоч­ке — французская мода, — так что всегда можно отличить. К тому же у мальчика карие глаза, а у девочки голубые. Поцелуйте их, дядюшка Тедди, — призвала озорная Джо» (Alcott) 5.

Однако гораздо чаще розовый и голубой считались взаимозаме­няемыми, гендерно нейтральными «детскими цветами», которые со­четались между собой в одежде и других атрибутах детской. В статье 1896 года в журнале Delineator6 о детских башмачках — белых, бело- голубых и бело-розовых — говорилось, что «все это младенческие от­тенки» (Infants' Clothing 1896), а статья о подготовке приданого ново­рожденному в одном из номеров 1911 года рекомендует белые ткани «с нежно-розовой, голубой или желтой отделкой» (Chalmers 1911). Выбор цвета диктовался и веяниями моды: в 1893 году Эмма Хупер, постоянный автор Ladies' Home Journal, перечисляет модные оттен­ки весенних плащей для маленьких девочек — белый, голубой, ры­жеватый, перламутрово-серый, коричневый; розовый в этом списке отсутствует (Hooper 1893). В сентябрьском номере Woman's Home Companion за 1913 год говорится, что картонной кукле-мальчику не понравился новый наряд — «слишком много розовых ленто­чек!», — но когда кукла-леди из Парижа сказала, что розовые ленточ­ки — это писк моды, мальчик согласился носить новое платье и даже полюбил его.

На рубеже XIX-XX веков выбор розового или голубого для конкрет­ного ребенка мог совершаться и по принципу «идет — не идет», со­гласно царившим в XIX веке представлениям о хорошем вкусе. Счи­талось, что детям с белой кожей больше к лицу светлые тона; цвет глаз тоже играл важную роль в выборе одежды7. Портрет малышей- двойняшек (пол неизвестен) в Национальном музее игр иллюстри­рует, вероятно, именно эту закономерность. На обоих детях — белые платьица, на темноволосом ребенке розовые башмачки, на светлово­лосом и голубоглазом — голубые. В Музее Уинтертур хранится набор картонных куколок, тоже соответствующий этому правилу: у одной куклы, вырезанной из журнала, каштановые волосы, голубые глаза, а нижнее белье — белое с голубой каемкой. Ребенок, которому при­надлежала эта кукла, нарисовал и вырезал ее копию — светловоло­сую, кареглазую, с розовой каемкой на белье. Несколько «альбомов малыша», в которых встречались локоны или описания цвета волос и глаз, тоже подтверждают эту норму. В трех альбомах (два мальчи­ка и девочка) сохранились каштановые локоны, и все они перевязаны розовыми ленточками. Из шести светлых локонов (четыре девочки, два мальчика) четыре перевязаны голубыми ленточками (один локон мальчика, три — девочек); остальные два локона (мальчика и девоч­ки) — розовыми.

Однако старые правила — «что кому идет» — постепенно ослабе­вали и переставали действовать. Создательница картонных куколок- двойняшек Маделейн и Глэдис (Woman's Home Companion, November 1920) так отзывалась об их гардеробе:

«Мад (брюнетка) любит желтое, голубое и зеленое. Глэд (блондин­ка) — зеленое, пурпурное и розовое. Некоторые считают, что блон­динки не должны носить розовое — но это лишь потому, что люди не понимают, как идет розовый цвет натуральным блондинкам».

Журналы мод, винтажная одежда, картонные куклы и «альбомы ма­лыша» ясно свидетельствуют о том, что и в XX веке мальчики младше шести лет носили розовое. В мальчишеских гардеробах встречались и сочетания розового с голубым, и чисто голубые вещи, из чего сле­дует, что цвет одежды не имел отношения к полу. Следующая цитата из Vogue за 22 февраля 1900 года типична для тогдашних журналов и каталогов: «Повседневная одежда для маленьких мальчиков, нежно- голубая и розовая». А в 1920 году у картонных брата и сестры из жур­нала Cood Housekeeping были и розовые, и голубые наряды для каж­дого.

 

Розовый и голубой как гендерные цвета

 

В 1880-х годах Гренвил Стэнли Холл опубликовал первую из множе­ства научных и популярных книг по детской психологии — области, в которой был пионером. К 1896 году влияние этой науки распростра­нилось уже настолько, что рекомендации по украшению детской в одной из статей в Delineator основывались на исследованиях развития маленьких детей. В частности, в начале XX века специалисты по ухо­ду за детьми настаивали, что внешние различия между мальчиками и девочками следует подчеркивать раньше и сильнее, чем прежде. А по­скольку розовый и голубой цвета уже время от времени использовались в качестве символов пола, именно цветовой код казался подходящим кандидатом для выполнения этой функции. Однако из-за непоследова­тельности в цветовой символике (иногда розовый и голубой выступали как гендерно нейтральные и взаимозаменяемые цвета, иногда розовый предназначался мальчикам, иногда — девочкам) модель, которая сей­час считается «традиционной», стала общепринятой далеко не сразу. От первого упоминания о розовом и голубом как гендерных цветах (процитированная выше статья 1856 года в Codey's Lady's Book о при­даном, которое готовила своему первенцу французская императрица Евгения) до последнего из примеров розовой одежды для мальчиков, которые мне удалось отыскать (картонная куколка-мальчик в розовом купальном костюме, 1977), прошел 121 год.

Ясно, что гендерное кодирование «розовый — голубой» было извест­но еще в 1860-е годы, однако вплоть до 1950-х оно не играло превалиру­ющей роли на большей части США, а универсальным стало лишь еще одно поколение спустя. Почему же этот путь оказался таким долгим? Идея ускорить гендерную идентификацию пришлась по душе далеко не всем — ведь из поколения в поколение на младенцев смотрели как на бесполых херувимов. Перемены в одежде отражали внутренний иде­ал зарождающейся мужественности, но этот процесс шел не слишком быстро и не слишком активно, потому что многие видели в нем опас­ность. Есть и более убедительное объяснение: розовый и голубой, по­пулярные детские цвета и кандидаты на роли цветов-символов, не про­сто не имели постоянных значений — напротив, их значения в разных культурах Америки зачастую противоречили друг другу. Еще одним фактором была важная роль самодельной одежды для маленьких де­тей. Готовая одежда становилась все популярнее, однако чем младше был ребенок, тем проще было шить одежду для него самостоятельно, что означало больший выбор оттенков и тканей. А это существенно уменьшало влияние производителей и продавцов одежды, даже если бы те могли договориться между собой — но они так и не смогли, хотя пытались. В статье 1918 года в Infants' Department, которую мы цити­ровали в начале этой главы, анонимный автор, упоминающий «обще­принятое правило... розовый цвет — для мальчиков, а голубой — для девочек», размышляет о причинах путаницы в этом вопросе:

«Детская потешка „Little Boy Blue" сыграла свою роль в том пред­ставлении, что голубой цвет предназначается мальчикам. Торговцы канцелярскими принадлежностями тоже меняют местами значения розового и голубого, но, поскольку они продают только открытки, извещающие о рождении ребенка, да „альбомы малыша", их вряд ли можно счесть авторитетами в этом вопросе.

Если же покупательница чересчур привередлива, предложите ей соединить оба эти цвета: это прекрасный и полезный заокеанский обы­чай и к тому же единственный способ одурачить аиста».

Следует отметить, что автор статьи возвел напраслину на продав­цов канцелярских товаров: найденные нами открытки-извещения, вло­женные в «альбомы малыша» того времени (а также более позднего — вплоть до середины XX века), чаще были белыми или розово-голубыми, чем чисто голубыми и чисто розовыми. То же можно сказать и о са­мих альбомах: у большинства из них обложки оказались одноцвет­ными (чаще всего из коричневого ледерина) или же розово-голубыми. Но и чисто голубые или розовые обложки все равно не имели прочно закрепленных гендерных ассоциаций: из одиннадцати голубых аль­бомов пять предназначались девочкам и шесть мальчикам; из десяти розовых — шесть мальчикам и четыре девочкам.

Исследования, описания каталогов, статьи с 1950-х годов и далее позволяют сделать вывод, что в стране по-прежнему существовало «огромное разнообразие мнений» в вопросе голубого и розового. Та­блица, опубликованная в Time в 1927 году, основана на результатах изучения отделов детской одежды в крупных универсальных магази­нах (см. табл. 1).

 

Таблица 1. Цветовые предпочтения в детской одежде в больших американских городах, 1927

 

Город, магазин

Мальчики

Девочки

Бостон — Filene's

Розовый

Голубой

Нью-Йорк, Манхэттен — Best's

Розовый

Голубой

Нью-Йорк, Манхэттен — Macy's

Голубой

Розовый

Нью-Йорк, Манхэттен — Franklin Simon

Голубой

Розовый

Филадельфия — John Wanamaker's

Голубой

Розовый

Кливленд — Halle's

Розовый

Розовый

Чикаго — Marshall Field's

Розовый

Голубой

Новый Орлеан — Maison Blanche

Розовый

Голубой

Сан-Франциско — The White House

Розовый

Голубой

Лос-Анджелес — Bullock's

Голубой

Розовый

 

Можно предположить, что здесь присутствует региональная зако­номерность: в Чикаго, на родине журнала о продажах детской одежды Earnshaw's Infants' Department, ассортимент крупнейшего универмага соответствовал статье 1918 года, гласящей, что розовый цвет — для мальчиков, а голубой — для девочек. Эта модель превалировала и в магазинах Среднего Запада и Юга, но не в Нью-Йорке, где была со­средоточена большая часть швейной промышленности. Как показало исследование, проведенное универсальным магазином Lord & Taylor в Нью-Йорке в 1937 году, почти три четверти покупателей считали, что розовый цвет — для девочек, а голубой — для мальчиков, остальные же придерживались противоположной точки зрения.

Вопрос окажется еще более запутанным, если учесть, что в других странах были другие правила и традиции, связанные с детской одеждой, которые, конечно, отражались и на импорте. В статье 1927 года в Time, посвященной рождению дочери у бельгийской принцессы Астрид, упо­миналось, что будущая мать «оптимистично» приготовила для ребен­ка розовую колыбельку — в Бельгии это традиционный «мальчише­ский» цвет. В Швейцарии голубой цвет считался «девичьим», а в Корее в 1980-е годы маленьких мальчиков часто одевали в розовое8.

Многочисленные свидетельства неопровержимо доказывают, что пока розовый цвет медленно приобретал коннотации женственности, целые поколения мальчиков носили розовое, иногда в сочетании с дру­гими цветами. Большинство примеров и описаний относится к 1930-м годам, но и в последующие четыре десятилетия они тоже встречают­ся, хотя и реже. В некоторых случаях розовый действительно считали сильным, мужественным цветом, а голубой — слабым, девичьим; од­нако очень трудно сказать, когда розовый цвет выбирали именно по этой причине, когда совсем по другой, а когда без причины — просто как один из набора «детских» цветов.

В пользу моих доводов говорят и списки подарков — новорожден­ным и к дням рождения, — обнаруженные в некоторых «альбомах ма­лыша» из собрания Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

С начала века и вплоть до начала 1960-х годов и мальчики и девочки получали подарки как розового, так и голубого цвета (одежда, одеяль­ца, другие вещи). Из 29 списков подарков в альбомах девочек только в девяти были розовые предметы, а голубых не было вовсе; из 34 мальчи­ков 14 получили свитера, башмачки и другие подарки только розового цвета. Исключительно голубые подарки получили десять мальчиков и шесть девочек. Сочетание розовых и голубых подарков оказалось осо­бенно частым у девочек (14) и не менее популярным, чем чисто голубые, у мальчиков (10). Говоря простыми словами, большинство младенцев, родившихся до 1960 года, с большой степенью вероятности могли по­лучить подарки голубого цвета — независимо от пола.

О том же свидетельствуют и открытки-извещения о рождении де­тей из этих альбомов. Самые ранние из них, относящиеся к 1910-м — 1920-м годам, — это просто карточки размером с визитные, на которых напечатано имя новорожденного; изредка на них имеется узкая цвет­ная рамка, как правило голубая, независимо от пола ребенка. После 1920 года появляются и другие цвета, картинки, стихотворные надписи, но до 1950-х включительно розовый и голубой используются вместе как «детские цвета». В большинстве извещений пол ребенка не обозначен, просто оставлено место для имени. Ко многим альбомам прилагались также поздравления родителям новорожденного, «валентинки» и по­здравительные открытки ребенку к первому дню рождения; послед­ние — и только они! — подразделяются на открытки для мальчиков и для девочек. Но и в этих открытках розовый и голубой цвета задей­ствованы не привычным для нас с вами образом, а по тому же принци­пу, который отмечался нами в детской одежде: голубой — если у изо­браженного на открытке ребенка голубые глаза; розовый — как для мальчиков, так и для девочек; часто встречаются голубой и розовый вместе — как традиционные «детские» цвета.

Когда же нынешние современные гендерные значения розового и голубого укоренились и закрепились? В коллекции Ричмондского исто­рического центра Валентина хранится розовый льняной «мальчико­вый» костюмчик начала 1960-х (Callahan & Paoletti 1999). Существуют устные свидетельства, что немцы-католики в штате Небраска в 1960-е годы все еще предпочитали одевать девочек в голубое, а мальчиков в розовое, однако ни вещественных подтверждений этому, ни фото­графий не сохранилось. Мне удалось обнаружить картонных кукол- мальчиков 1963-1977 годов, к которым прилагались розовые наряды. Очевидно, что все эти примеры далеко не типичны: к 1950-м годам ро­зовый цвет уже прочно ассоциировался с женственностью. Однако эта ассоциация не была ни универсальной, ни неизменной: мальчики все так же носили розовые выходные рубашки и получали ко дню рожде­ния торты с розовой глазурью9, не боясь ни путаницы, ни публичного порицания, а девочки по-прежнему красовались в нарядах самых раз­ных цветов, помимо розового.

Эта метаморфоза состоялась не по велению специалистов по детской психологии или производителей детской одежды. И это не был резкий и единодушный культурный переворот. Перемены происходили не­заметно, в течение десятилетий, по мере того как миллионы взрослых изо дня в день миллиарды раз совершали выбор. В то же время произ­водители детской одежды прилагали все усилия к тому, чтобы пред­сказать этот выбор раньше и точнее, чем конкуренты, и придать ему форму, которая сделает его еще более предсказуемым и прибыльным. Чем больше детской одежды придумают дизайнеры для конкретного ребенка — а различать детей проще и удобнее всего именно по поло­вому признаку, — тем труднее будет родителям передавать одежду от старших детей к младшим, и тем больше одежды они вынуждены будут приобретать по мере роста семьи. В этом смысле цветовое кодирование «голубой — розовый» могло стать идеальным решением: очевидным (по крайней мере для 92 % населения, обладающих нормальным цве­товым зрением) и легким в изготовлении (одна и та же одежда, просто двух разных цветов). Но убедить людей следовать такому, казалось бы, простому правилу оказалось не так-то просто: дело осложняли личные вкусы, культура и религия. Вероятно, именно по этой причине с 1900 по 1970 год десятки видов отделки, декоративных мотивов и деталей одежды постепенно переползали из общей категории «детских» на одну из сторон этой гендерной бинарной оппозиции, и мальчиков и девочек уже с первых лет жизни легко было различать по одежде.

Как же влияла эта более четкая демаркация на самих детей на том или ином этапе эволюции цветового кодирования? Это можно выяс­нить по косвенным признакам, рассмотрев — сквозь призму нашего нынешнего понимания формирования идентичности, — как эти дети, став взрослыми, одевали собственных детей. Согласно современной теории гендерной идентичности, дети еще в младенчестве узнают, как себя называть — «мальчик» или «девочка», а затем усваивают бо­лее сложные гендерные ассоциации и ожидания, связанные с этими словами, — преимущественно путем наблюдений и общения с ровес­никами и взрослыми. К трем годам дети уже в общих чертах знают, как выглядят и ведут себя представители разных полов; но о том, что их собственный пол есть нечто постоянное, большинство детей узна­ют только в пять-шесть лет. Какими же могли быть детские реакции на неоднозначную или подвижную гендерную символику или на то, что определенным образом одетого мальчика могли принять за де­вочку и наоборот?

Предположим, что постепенная «гендеризация» розового и голу­бого цветов (и других особенностей одежды) была движима двумя основными факторами: дети хотели сильнее отличаться друг от дру­га, а выросшие дети — родители — стремились удовлетворить это желание. В таком случае возникает вопрос, почему в конце 1960-х годов это временно прекратилось и полувековая тенденция повер­нула вспять.

 

Розовый в эпоху унисекс

 

Мода на андрогинность у подростков и взрослых в 1960-е годы была вызвана разнообразными веяниями массовой культуры, однако у нее имелся и более фундаментальный подтекст: конфликт поколений из- за старых и новых норм сексуального самовыражения и поведения. К концу 1960-х традиционные половые роли стали объектом присталь­ного рассмотрения, и на первом плане оказались одежда и внешность. По мере того как беби-бумеры становились родителями, одежда уни­секс приобретала все большее нравственно-философское значение — в рамках более широкого направления, известного как «несексистское» или «бесполое» воспитание.

В 1970-е годы, в зените эпохи воспитания в стиле унисекс, розовый цвет настолько однозначно ассоциировался с женственностью, что родители-феминисты яростно его отвергали и отказывались одевать дочерей в розовое10. На пике этой тенденции (середина 1970-х) в ката­логах Sears' было совсем мало розовой одежды для младенцев, а для детей, уже научившихся ходить, ее не было вообще. Это само по себе подтверждает, что розовый успел стать бесспорным символом жен­ственности. Однако на детскую одежду оказывала влияние и другая тенденция, никак не связанная с первой: рост научных исследований развития ребенка. В течение десятилетий швейная промышленность предлагала потребителям одежду для младенцев в пастельных тонах, хотя в одежде для детей от года и старше в ходу были и пастельные, и яркие краски. Но когда было выдвинуто предположение, что яркие, контрастные цвета привлекают внимание младенцев и нравятся им больше, приглушенные тона начали уступать место более насыщен­ным, которые прежде предназначались для детей постарше. В 1973 году в журнале Earnshaw's сообщалось, что, хотя однотонная одежда па­стельных оттенков по-прежнему пользуется успехом, популярность приобретают и другие цвета: зеленый, оранжевый, желтый, а также ткани пастельных тонов в клетку и полоску. В 1976 году, в преддверии двухсотлетия Войны за независимость, в моду вошли также красный, белый и синий.

В середине 1970-х годов феминистски настроенные родители стре­мились помочь дочерям избавиться от малейших намеков на «тра­диционную» женственность в одежде; им хотелось, чтобы на смену идеальной маленькой леди из их собственного детства пришла девочка-сорванец. Трудно отделаться от мысли, что, изгоняя из гардероба своих дочерей розовый цвет и прочие «девчачьи» атрибуты, матери 1970-х (родившиеся в конце 1940-х — начале 1950-х) смотрели на гендерно маркированную одежду своего детства сквозь призму второй волны феминизма. Джулия Шпигель, владелица маленькой дизайнерской фирмы детской одежды, добавила в свою линию розовый цвет толь­ко в середине 1980-х, когда он вновь стал завоевывать популярность. «Выросшие девчонками-сорванцами», Шпигель с коллегой стремились найти оттенок розового, «с которым они могли бы примириться» (Girls and Boys Wear Review 1988).

 

«Розовое поколение»

 

Возрождение традиционной женственности началось около 1980 года; именно тогда она стала вновь проявляться в женской и детской одежде, постепенно преображая облик даже самых крошечных девочек. Мода на унисекс постепенно проходила, и все труднее было отыскать одеж­ду нейтрального стиля. Одежда для мальчиков становилась все более «мальчиковой», для девочек — все более «девчачьей». В младенческой одежде вновь стали преобладать пастельные цвета, среди которых особенно последовательно, в окончательно ставшей «традиционной» манере использовались нежно-розовый и нежно-голубой. В 1985 году появились розовые и голубые подгузники Luvs, несколько различав­шиеся по набивке для мальчиков (спереди) и для девочек (в середине), то есть к цветовой разнице добавилась еще и функциональная. (Стоит отметить, что это предполагаемое различие имеет смысл, только когда ребенок уже умеет стоять.)

Цветовая гамма одежды для детей, уже научившихся ходить, была более нейтральной, чем для младенцев, хотя найти гендерно немарки­рованную одежду стало труднее. У некоторых магазинов розничной одежды, продававших одежду по каталогам, например Lands' End и Biobottoms, основные элементы гардероба (свитера, футболки, брюки и шорты) оставались однотонными вплоть до середины 1990-х годов.

Одним из используемых цветов был розовый, но родители, старавшиеся избегать этого цвета, несомненно имели такую возможность. Послед­ний всплеск розового как гендерно нейтрального цвета пришелся на начало 1990-х, когда в моде были неоновые цвета — кислотно-зеленый, ядовито-розовый, ослепительно-бирюзовый — одежды и аксессуаров для всех возрастов.

Какие же силы обусловили столь стремительное возрождение розово­го цвета, прочно занявшего позицию самого наглядного маркера жен­ственности? Тут видятся вероятными два варианта. Во-первых, важную роль сыграло появление УЗИ. Промышленные исследования уже давно показали, что будущие матери начинают покупать одежду для ребенка во втором триместре. Пока пол ребенка оставался неизвестным до рож­дения, эта одежда по понятным причинам была нейтральных цветов: бе­лый, розовый в сочетании с голубым и другие пастельные тона, напри­мер бледно-желтый, нежно-зеленый, сиреневый, цвет морской волны. По мере распространения УЗИ росла вероятность того, что родители будут выбирать одежду в соответствии с единственной известной им инфор­мацией о будущем ребенке — то есть с его полом. Но как же тогда быть с идеей «несексистского» воспитания? Разве «непредвзятые» родители не будут по-прежнему предпочитать нейтральные цвета розовому/голубому? Стремительность исчезновения нейтральных детских цветов с полок магазинов подсказывает нам ответ, и он неоднозначен. Без со­мнения, некоторые родители с феминистскими взглядами предпочита­ют нейтральную детскую одежду; однако с позиций рынка столь резкая перемена позволяет предположить, что 1) не каждый поклонник стиля унисекс распространяет его на вопросы воспитания и придерживает­ся идеи равенства полов — иногда то, что кажется мировоззренческим выбором, оказывается просто модой; 2) некоторые родители, которые выступали за «Title IX» — поправку к закону об образовании, запрещав­шую дискриминацию в школах по половому признаку, — и хотели ви­деть своих дочерей врачами и адвокатами, вовсе не считали, что розовая одежда станет препятствием к такой карьере.

Не стоит, однако, забывать, что и сами маленькие девочки — это по­купательницы с правом голоса, которые совершают собственный вы­бор. Ни одна дискуссия о «несексистском» воспитании не обходится без историй о том, как дети, несмотря на все родительские усилия, вы­бирают традиционные игрушки и одежду. Один из главных упреков в адрес второй волны феминизма, в особенности воспитания в стиле «уни­секс», заключался именно в том, что идея равенства принимала форму «девочки должны быть как мальчики», а не «мальчики должны быть женственнее»: критиковалось и отвергалось все «девчачье» — куклы с модными нарядами, детский макияж, розовый цвет. Некоторые ав­торы вторили предостережению Г. Стэнли Холла, опубликованному еще в 1915 году: «Какими бы ни были наши взгляды на социально- политический статус полов, проталкивание идеи превосходства маль­чиков наносит колоссальный вред».

Следует отметить, что Холл не был защитником идеи женского равноправия; он возражал против совместного обучения и любых по­пыток обучать женщин традиционно мужским профессиям. Однако понимание раннего развития ребенка и наблюдения над маленькими мальчиками и девочками привели его к теории, что наказывать малень­ких мальчиков одеванием их в прежние детские платьица — значит внушать всем детям, и мальчикам и девочкам, что девочки хуже маль­чиков и что быть девочкой стыдно. В 1970-1980-е годы родители и пси­хологи приходили к мысли, что не менее вредно запрещать девочкам проявлять свою женственность и заставлять их «быть как мальчики». Эта озабоченность усугубилась, когда собственные дети поборников «бесполого воспитания» стали активно противостоять родительским усилиям или же игнорировать их. Именно такой «провал феминист­ской идеи» описала Кэрри Кармайкл в книге «Несексистское воспи­тание» (1977): ее дочери требовали себе кукол Барби и лак для ногтей (Carmichael 1977). Авторы популярных книг о детях и половых ролях, некогда твердо уверенные, что, устранив розовый цвет и другие мар­керы женственности, можно воспитать принципиально новое поколе­ние, в конце 1970-х годов пошли на попятный — во многом из-за соб­ственных родительских неудач на стезе «несексистского» воспитания. Девочки перешли в наступление, тесня противника.

Джесси Эллисон, родившаяся в 1978 году, в статье в Time вспомина­ет свое детство в эпоху унисекса:

«Меня одевали в комбинезоны и делали мне гермафродитскую стрижку „под горшок". Барби у меня не было, зато были деревянные кубики. Даже мое имя — свидетельство их экспериментов по гендерной нейтральности. Можете себе представить, сколько раз мне прихо­дилось объяснять: „Нет, не Джессика, просто Джесси. Как мальчик"» (Ellison 2010).

Как мальчики в костюмчиках «маленького лорда Фаунтлероя», став отцами, захотели видеть своих сыновей более мужественными (Paoletti 1991), так и девочки 1970-х годов выросли в женщин, выбравших для себя длинные волосы, сексуальное белье и женственные платья, а для своих детей — одежду и игрушки, подчеркивающие пол. Подозре­ваю, что именно эти маленькие девочки конца 1960-х — начала 1970-х, вооруженные новой возможностью узнать пол ребенка за несколько месяцев до его рождения, оказались движущей силой возрождения цветового кода «розовый — голубой». Весьма вероятно, что вторым фактором превращения розового цвета в главный символ пола, стали, как ни парадоксально, сами «антирозовые» деятельницы конца 1970-х. Открыто и последовательно ассоциируя розовый цвет с традиционной женственностью, они зафиксировали его в общественном сознании как наиболее наглядный символ всего женского.

 

Почему девочкам нравится розовый?

 

По мере того как мода на унисекс сходила на нет, в одежде для дево­чек до шести лет начал преобладать розовый цвет, и его популярность достигла пика в 2000-е годы. Возможно, самым курьезным аспектом этой моды стало открытое отрицание роли воспитания и культуры в том, что девочки предпочитают розовый; утверждалось, что девочки «внутренне настроены» на предпочтение этого цвета всем остальным. Эта идея получила еще и научное обоснование: был опубликован ряд работ, «доказывавших», что женщины предпочитают розовый цвет голубому.

Из статей такого рода наиболее часто цитируют исследование, опубликованное в Current Biology и распространенное затем блоге- рами и новостными агентствами (Hurlbert & Ling 2007). Нейробиоло- ги Аня Хёрлберт и Ячжу Лин сообщили, что ими обнаружено «рез­кое кросскультурное половое различие в цветовых предпочтениях»: женщины в их выборке предпочитали красновато-лиловые оттенки зеленовато-желтым, а мужчины, напротив, оказывали предпочтение цветам из зеленовато-желтой части спектра. Несмотря на тот факт, что участниками исследования были взрослые, а не дети, и что никто не изучал реакцию этих взрослых конкретно на розовый цвет, работу Хёрлберт и Лин стали активно упоминать в газетных статьях с назва­ниями вроде «Почему девочки любят розовое», «Девчонки выбирают розовое» и «Ученые наконец-то выяснили, почему голубой цвет для мальчиков, а девочки обожают розовый».

Возражения против слишком вольного и упрощенного толкования этого исследования не заставили себя ждать. Хёрлберт и Лин, выра­зившие свое недоумение и огорчение, вынуждены были давать одно интервью за другим, разъясняя свои выводы: что женщины выбирали оттенки не «розовые» в популярном смысле слова, а те, что ближе к красно-фиолетовому краю спектра; что и мужчины и женщины предпо­читали голубой другим оттенкам; что их открытия могут представлять интерес скорее для эволюционных биологов и нейробиологов, чем для дизайнеров одежды, — и т.д. А тем временем рекламные статьи нахва­ливали розовые товары от утюгов до ноутбуков, ссылаясь в поддержку на Хёрлберт и Лин.

 

Против «порозовения»

 

В последние годы, когда повзрослели дети, родившиеся в середине 1980-х годов, наметились тенденции к переменам. Свидетельства тому можно увидеть во многих областях. Появляются шутливые переосмыс­ления «традиционной» женственности — например, панковские наря­ды для малышек: розовые с черным, фиолетовые, бирюзовые, зеленые. Что еще показательнее, к розовому возвращаются юноши и взрослые мужчины. Примерно с 2004 года возродилась мода на классические мужские рубашки и галстуки розового цвета (Limpert 2004). Цвета фор­мы у команды по алтимату11 в колледже, где учится мой сын, — розо­вый и черный; причем настоящую командную форму ребята заказали лишь в 2008 году, а до того обходились женскими розовыми футболка­ми, куртками-«худи» и утепленными штанами, приобретая все это в магазинах поношенной одежды. Узнав, что я занимаюсь этим вопро­сом, одна моя коллега передала мне купленную в местном универмаге J.C. Penny любимую футболку своего сына, которую он носил в третьем классе; это светло-розовая футболка со следующим текстом:

 

10 ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ Я НОШУ РОЗОВОЕ

1. Это последняя чистая футболка.

2. Мама заставила.

3. На мне и розовое смотрится круто.

4. Вообще-то она белая, но вчера стирал папа...

5. А тебе-то что?

6. Розовый — цвет умных.

7. Это наша партийная форма.

8. Розовый — новый черный.

9. Это последний писк моды!

10. А главное —

НАСТОЯЩИЕ ПАРНИ НОСЯТ РОЗОВОЕ!

 

Розовый и голубой цвета так часто упоминают вместе, что их легко счесть эквивалентными, но это было бы ошибкой. Эти цвета несут раз­ные коннотации и разную символическую нагрузку. Маленьких де­вочек одевают в голубое, если имеются другие элементы стиля — на­пример, оборки, пышные рукава, — которые нейтрализуют оттенок «мужественности». Розовый же сопротивляется всем и всяческим по­пыткам его нейтрализовать. Когда мой сын и его товарищи по команде надевают свою розовую спортивную форму, это — сознательный акт, шутка, комизм которой строится на контрасте между женственностью цвета и мужественностью юных атлетов. Но какой бы смысл ни вкла­дывали в ношение розового — традиционный, юмористический или иронический, — этот цвет все равно служит символом женственности и, похоже, еще какое-то время будет им оставаться.

Перевод с английского Евгении Канищевой

 

Литература

Alcott — Alcott L.M. Little Women. Project Gutenberg E-text of Little Wo­men. www.gutenberg.org/files/514/514-h/514-h.htm.

Callahan & Paoletti 1999 — Callahan C., Paoletti J.B. Is it a Boy? Is it a Girl? Richmond, Virginia, 1999.

Carmichael 1977 — Carmichael C. Non-sexist Childraising. Boston, 1977.

Chalmers 1911 — Chalmers E. Dressmaking Made Easy — The Layette // The Delineator. February 1911.

Culp 1983 — Culp E. A comparison of observed and reported adult-infant interactions: Effects of perceived sex // Sex Roles 9. 1983.

Ellison 2010 — Ellison J. My Parents' Failed Experiment in Gender Neu­trality // Newsweek. March 23, 2010.

Girls and Boys Wear Review 1988 — Bringing Back Mak. Earnshaw's In­fants. Girls and Boys Wear Review. April 1988.

Hooper 1893 — Hooper E. Hints on Home Dressmaking // Ladies' Home Journal. 1893 (разные месяцы).

Hurlbert & Ling 2007 — Hurlbert A.C., Ling Y. Biological Components of Sex Differences in Color Preference // Current Biology 17.2007. No. 16 (August 21). Pp. R623-R625.

Infants' Clothing 1896 — Infants' Clothing // The Delineator. July 1896.

Limpert 2004 — Limpert A. Is Pink the New Blue? // Washingtonian Ma­gazine. August 2004.

Paoletti 1991 — Paoletti J.B. Little Lord Fauntleroy and His Dad // Hope and Glory 5. No. 1 (Summer 1991). Pp. 18-25.

Pink or Blue 1918 — Pink or Blue? // The Infants' Department. June 1918.

Worrell 1980 — Worrell E.A. Children's Costume in America, 1607-1910. N.Y.: Scribner, 1980.

 

Примечания

 

1) Данная статья является главой монографии Джо Б. Паолетти «Ро­зовый и голубой: как отличить мальчиков от девочек в Америке» (Pink and Blue: Telling the Boys from the Girls in Amerika), которая готовится к изданию Indiana University press в феврале 2012 года.

2) Имеется в виду период с 1900-го по 1917 г., время политики рефор­мизма в США, проводимой президентами Т. Рузвельтом и В. Виль­соном. (Прим. перев.)

3) Janea Whitacre, личная переписка, 30 октября 2008 г.

4) Популярный дамский журнал, издававшийся в XIX в. в Филадель­фии. (Прим. перев.)

5) Alcott L.M. Little Women. Project Gutenberg E-text of Little Women, www.gutenberg.org/files/514/514-h/514-h.htm (Луиза Мэй Олкотт. Хо­рошие жены. Перевод с англ. М. Батищевой.)

6) Дамский журнал, выходивший в США в конце XIX — начале XX в. (Прим. перев.)

7) Есть предположение, пока недоказанное, что некоторые мамы-афроамериканки предпочитали розовому и голубому лавандо­вый.

8) Jeanne Jennings, личная переписка, 2010. Жанна сообщает, что ее до­чери, родившейся в 1982 г., пожилая швейцарка подарила голубую одежду, сказав, что это традиционный девичий цвет. А моему сыну в 1986 г. корейские студенты подарили две пары розовых ползунков.

9) В альбомах малыша часто встречались описания и изображения име­нинных тортов — почти всегда с белой, розовой или бело-розовой глазурью.

10) Розовый настолько прочно ассоциировался с девочками, что в пер­вом исследовании реакций взрослых на пол ребенка цвета детских комбинезонов использовались для мнимой «перемены пола»: розо­вый для «Бетти», голубой для «Адама» (Culp 1983).

11) Алтимат — командный неконтактный вид спорта с летающим дис­ком. (Прим. перев.)