В неглиже. Глава из книги

Часть главы из книги The Face of Fashion: Cultural Studies in Fashion (Routledge, 1994).

 

Конструирование телесности и гендерный этикет

Небрежность легкая убора

Обворожительна для взора…

Геррик, цит. по: Crawley 1965: 49[1]

 

Эти строки говорят нам о двойственности, свойственной отноше­ниям между одеждой и телом. Неодетость, или тело, лишь частично скрытое одеждой, вызывает особенно неоднозначные реакции. Сама по себе нагота также становилась предметом оживленной полемики, поскольку обнаженное тело делают привлекательным или покрывают в соот ветствии с существующими социальными и культурными норма­ми. Понятие «сладострастности» (обозначающее вожделение или рас­путство) нередко возникает в дискуссиях о наготе, как будто сам вид и состояние тела вызывают желание. Тело предстает как двойственный инструмент: с одной стороны, оно — субъект сексуального поведения, с другой — объект сексуальных желаний других. В первом случае тело должно уметь подчинять своему контролю сексуальные побуждения; во втором оно нуждается в защите. Осуществление одного из этих сце­нариев зависит от сопутствующих факторов, или того, что Гоффман назвал «контекстуальной подоплекой обнажения» (Goffman 1965: 50).

Рекомендации относительно подхода к одежде и «эпизодического не­глиже» существенно разнятся, однако в определенных ситуациях явля­ются решающими, поскольку в зависимости от обстоятельств помогают телу выполнять конкретные социальные функции. По словам Фридман, «одежда конструирует и покрывает тело» (Freadman 1988: 147). В ка­честве примера она приводит этикет костюма в послереволюционной Франции. В то время как мужчины одевались похоже, по единому об­разцу, одежда женщин указывала на влиятельность и высокий соци­альный статус их семей (мужей и отцов) (Ibid.: 126). Одежда и жесты женщин отражали «всю искушенность женского тела» в «правилах ко­кетства» (Ibid.: 129). Женщины научились распоряжаться внутренними и внешними элементами своего тела согласно тому, что считалось «жен­ственным». Женская нарядность имела свои последствия: она сковывала движения, а зимой было холодно. Модные туфли быстро снашивались, поскольку не были предназначены для ходьбы. Женщина оказывалась одета так, что не могла принимать участия во многих общественных делах. Хотя это было основой гендерного этикета, многие женщины, по-видимому, оставляли без внимания ограничения, наложенные на их костюм и, соответственно, действия. Вследствие нарушения суще­ствующих норм был принят закон, запрещающий женщинам носить мужскую одежду (Ibid.: 127; Steele 1988: 162–164).

Писательница Жорж Санд была одной из самых «злостных» наруши­тельниц. Она намеренно решила облачиться в мужской костюм, чтобы свободно вращаться в парижских литературных кругах и вести жизнь, по ее мнению, приличествующую писателю. Одеваясь как мужчина, она получала возможность отказаться от женского кокетства и необ­ходимости вести себя «по-женски». Наоборот — она могла и вести себя как мужчина. Конечно, ее выбор был спорным, что отражают и сильно отличающиеся друг от друга портреты Санд, на которых она изобра­жена то похожей на собственного младшего брата, то с подчеркнутыми женскими формами (талией, грудью, бедрами). Фридман отмечает: «Карикатуристы стараются показать, что женскую фигуру невозмож­но спрятать, несмотря на утверждение Санд, что усвоенный ею костюм удачно скрадывает линию талии» (Freadman 1988: 133). На такое по­ведение реагировали как попытками поставить Санд на ее «естествен­ное» женское место, так и признанием «сексуальной привлекательно­сти женщины в мужском костюме» (Steele 1988: 164). На самом деле переодевание в одежду представителей противоположного пола — особенно в театре и в проституции — имеет долгую историю именно в качестве сексуального возбудителя (ср.: Garber 1992).