Диалог двух традиций: прошлое и будущее

Посетителя встречает группа примерно из пятнадцати манекенов, которые стоят и сидят на центральном (и единственном) возвышении. Пластмассовые дамы, стоящие на белой поверхности, одеты по большей части в черные платья. Приталенные силуэты и черные А-образные юбки напоминают некогда новаторские и поразительные наряды в стиле new look. Рукава — три четверти, остроконечные белые лацканы и длинные объемные юбки в сочетании с великолепными жемчужными ожерельями ослепляют и поражают воображение, в то же время вызывая вопрос: почему Рамирес обращается к этим старым идеалам и фасонам, если он современный дизайнер? Что силуэты и технологии Диора делают в Аргентине XXI века? Несмотря на то, как эти платья искусно сшиты и задуманы, они кажутся в определенном смысле устаревшими.

Каждый костюм также изображен на одной из фотографий, висящих поблизости на серых стенах, как если бы в помещении были зеркала. Эти наряды, представленные юными моделями в изящных или сюрреалистичных декорациях, не оживают, а, скорее, меняют свой облик, оставляя позади впечатление старомодности и каким-то образом становясь современными. Хотя и печатные изображения, и манекены статичны, один взгляд на них вызывает совершенно противоположные чувства. Когда мы осознаем, что такой контраст соответствует различию между объектом и его отображением, возникает очевидный вопрос. И дизайнер, и фотографы принадлежат современной эпохе — таким образом, разницу в восприятии нельзя объяснить различным ви’ дением, присущим каждому из авторов. Лучше ли виден облик моды сквозь линзу фотоаппарата? Является ли расстояние, отделяющее нас от объекта, более захватывающим, чем просто сам объект? Или это различие заставляет нас подумать о еще одной грани моды — глубинной связи между одеждой и телом из плоти и крови?

Широкий коридор, который можно было бы назвать еще одним залом, с иллюстрациями в стиле Диора и фотографиями в стиле Дали — хотя ни одно из изображений не подписано, определить авторство каждого из них несложно, — отделяет первый зал от второго. В отличие от первого, обстановка следующего зала очень динамична. Здесь представлены работы Рамиреса для оперы «Кармен», снятые специально для аргентинского Harper’s Bazaar. Оборки, длинные томные платья и головные уборы застыли на красном фоне подиума, а еще четыре манекена, также изображающие персонажей, наблюдают за этой сценой. Полностью затемненная театральная сцена располагается в центре зала, а со стен смотрят черно-белые снимки Вал и Муссо. Фотографии здесь так же придают оборкам современный вид.

Внизу, в третьем зале, еще одна совершенно темная площадка. Общая бесцветность отражает стремление к строгости, передавая определенный скорбный оттенок атмосферы Викторианской эпохи. Здесь мы снова видим почитание прошлого как ценности. Как осязаемые платья, так и их изображения зачаровывают зрителя мастерством исполнения и красотой.

Как и на пятом этаже, на четвертом мы попадаем в театрально-литературную галерею. Вместо безжизненных пластмассовых фигур здесь посредством изображения представлены три типа вымышленных женщин, основанные на творчестве трех испаноязычных писателей: Сильвины Окампо, Мануэля Пуига и Федерико Гарсиа Лорки. Созданные Рамиресом женские портреты сочетают в себе черты местных знаменитостей и дорогих ему людей. Картина моды здесь получается более современной и соответствует общим и новейшим тенденциям. Однако благодаря литературной аранжировке эта экспозиция перестает быть предсказуемой.

Дуэт Вал и Муссо смотрит на моду с явным недоверием. Они запечатлевают моду весьма иронически: в то время как элегантность проявляется в одежде, мода — не в смысле одежды, а как понятие — оказывается спрятанной за их сюрреалистической линзой. Мода — не предмет, а технология. Подобное же происходит и с работами Рамиреса. Затемненная сцена, утрированные силуэты, интерес к писательскому вдохновению наводят на мысль, что поиск сценического лаконизма, каким он предстает на выставке, является для Рамиреса лейтмотивом. Его изделия нельзя назвать ни модными, ни современными, но посредством этого искусно разыгранного театрального путешествия во времени он пытается рассказать историю изящной и богатой Аргентины, которой уже нет. В то же время Вал и Муссо, с их словно бы мраморным фоном и специально созданными манекенами, используют элегантность и моду как способы говорить о невозможном, о сюрреальном. Вместо того чтобы отражать исторический процесс, они рассказывают истории. Зритель размышляет о прошлом, заглядывая в будущее и всегда ставя знак вопроса. Диалог внутри этого творческого треугольника приближается к совершенству: творчество и отображение в рамках этих отношений дополняют друг друга. В то время как Рамирес пытается представить традиции и сущность Аргентины, используя пример такого модельера, как Баленсиага, или техники Диора, Вал и Муссо смотрят на его произведения сквозь призму выбранных ими художников, будь то Дали или, например, Магритт.

В числе беспорядочных впечатлений от просмотра и от отсутствия какого-то авторитетного критика, в роли которого мог бы выступить сам автор, прослеживается нехватка традиции проведения модных выставок в Аргентине. Если в странах Европы, Северной Америки и некоторых странах Азии такие мероприятия происходят по меньшей мере раз в год, то для Аргентины, как и для многих других латиноамериканских государств, это все еще новое направление. Оказывается, как сообщила Мария Лаура Карраскал, куратор «Черной магии», серые стены помещения, где разместили ретроспективу, были покрашены впервые за историю существования здания. Каким бы ничтожным и незначительным ни показался этот факт, ситуация определенно меняется к лучшему. Бóльшую часть предметов, представленных на этой, последней ее выставке, пришлось создавать специально для этого события, потому что все они уже проданы и нет архива, к которому можно было бы обратиться.

Не считая мелких оплошностей, бóльшую часть которых разглядит только специалист, следует особо подчеркнуть, что начинается новая культурная эра, которая медленно, но верно набирает силы.

Перевод с английского Татьяны Пирусской