Обычай чернения зубов во Вьетнаме: функции и символика в контексте телесной культуры

Обычай чернения зубов является одной из древнейших культурных практик, распространенных у народов Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии, а также Океании и Мадагаскара. Известен он и индейцам Западной Амазонии (Zumbroich 2015: 1). Технология окрашивания зубов, инструменты и вещества, использовавшиеся для этого, варьировались в зависимости от региона и, соответственно, материалов, которые были доступны и пригодны для совершения данной практики. Например, в Южной Азии чернение зубов и десен среди мусульманских народов осуществлялось с помощью вещества под названием missī — порошкообразной смеси железа, сульфата меди, вытяжки из растений, содержащих танины[1], и ароматизирующих средств. В то же время самые различные народы, населявшие территории Восточных Гималаев, Непала, индийских штатов Мегхалая, Ассам и Нагаленд, применяли для окрашивания зубов древесную смолу, а также жевали листья некоторых растений, что в культурном и техническом плане очень схоже с методами чернения зубов в Юго-Восточной Азии (Ibid.).

В Японии традиция чернения зубов носила название охагуро (お歯黒, букв. «черные зубы»). Эта практика была распространена начиная с периода Хэйан (794–1185) среди членов императорской семьи, знати — как мужчин, так и женщин, — а также являлась важной частью гэмпуку, ритуала совершеннолетия. Японские авторы, наряду с утилитарной функцией чернения зубов (лак помогал сохранить зубы здоровыми), отмечают глубокое символическое значение этой традиции. Стойкость черной краски на зубах женщины сравнивалась с ее верностью мужу (Trumble 2004: 66). Кроме того, непокрытые краской белые зубы с одной стороны ассоциировались со звериным оскалом, а с другой — с оголением тела, неприемлемым для добродетельной женщины. Черные зубы были неотъемлемой частью канона женской красоты, в рамках которого тьма, как бы наполнявшая рот, призвана была оттенить белизну лица, а также символизировала темноту и мрак вообще, то есть проявление природы Инь (Танидзаки 2001: 587–588).

Несмотря на то что обычай чернения зубов занимает важное место в культуре народов Юго-Восточной Азии и связан с широким спектром историко-культурологических и этнографических вопросов, как западные, так и азиатские исследователи уделяют этой теме крайне мало внимания. Нередко предоставляемые сведения касательно обычая чернения зубов содержат неточности и фактические ошибки. Например, известная французская исследовательница Юго-Восточной Азии А.-В. Швейер в своей работе «Древний Вьетнам» отмечает, что чернение зубов распространено лишь во Вьетнаме, на Соломоновых островах и на острове Ява (Швейер 2014: 383). Подобные утверждения не имеют под собой никаких оснований и свидетельствуют о недостаточной разработанности проблемы.

Если говорить о Вьетнаме, где традиция чернения зубов известна по меньшей мере со времен Донгшонской цивилизации (I тысячелетие до н.э.) (Zumbroich 2015: 102–103), а сама техника нанесения краски обращает на себя внимание своей сложностью и даже утонченностью, то и здесь наблюдается отсутствие комплексных работ, которые учли бы различные функции и значения данной практики в жизни киней, то есть собственно вьетнамцев, и других народов региона.

Между тем обычай чернения зубов у вьетнамцев нес ряд сложных, тесно связанных между собой функций и являлся неотъемлемой частью телесных практик, так же как и татуировки, одежда, украшения и головные уборы. Покрытые черной краской зубы вплоть до первой половины XX века считались непременным атрибутом женской красоты. Восприятие белых зубов как показателя здоровья и эстетической привлекательности укоренилось среди вьетнамцев лишь к концу многолетнего периода французской колонизации (1887–1954). Эти перемены в сфере восприятия собственной телесности и телесной эстетики явились одним из знаковых проявлений более глубоких и масштабных изменений в жизни народа.

Таким образом, традиция чернения зубов представляет большой интерес в контексте изучения социокультурной жизни вьетнамцев в процессе исторического развития, а также позволяет затронуть более узкие темы — такие, как особенности телесных практик, восприятие идеала женской красоты и т.д.

Самые первые работы европейских (французских) исследователей, посвященные изучению практики чернения зубов во Вьетнаме, относятся к последним десятилетиям XIX — началу XX века. Следует отметить, что интересующие нас описания, с одной стороны, нередко проникнуты презрительным отношением к данному обычаю и вполне читаемым омерзением, поскольку черные, как уголь, зубы ассоциировались у европейского человека с нездоровьем, чем-то грязным и неприятным, а с другой — содержали массу фактических ошибок и неверных выводов.

Так, например, П. д’Энжой утверждал, что вьетнамцы используют для чернения зубов обугленные кости животных и мед, подтверждений чему до сих пор не найдено (Enjoy 1898: 466–469). Кроме того, практику чернения зубов зачастую путали с обычаем жевания бетеля, а точнее бетелевой жвачки, которую изготавливают из листьев Piper betl, кусочков семян пальмы арека катеху (лат. Areca catechu) и гашеной извести. И листья бетеля, и семена арековой пальмы обладают тонизирующим, возбуждающим эффектом и, по сути, являются легким наркотиком, вызывающим зависимость. Кроме того, семена ареки катеху стимулируют слюноотделение и окрашивают слюну в красный цвет. Известь, использующаяся для того, чтобы сохранить содержащиеся в бетеле и семенах арековой пальмы активные вещества и позволить им проникнуть в кровеносную систему посредствам всасывания через слизистые оболочки рта, разрушает эмаль зубов. Таким образом, краситель попадает в микротрещины зубной эмали и придает нечерненым зубам определенный цвет, что также принимали за последствия практики целенаправленного окрашивания.

Тот факт, что вьетнамцы, практикующие жевание бетеля, чернили зубы не только из соображений красоты, а также в рамках различных ритуалов, но и для того, чтобы уберечь зубную эмаль от пагубного воздействия извести, способствовал развитию ограниченного и не вполне верного понимания функций данного обычая. Утилитарная функция чернения зубов стала преподноситься как основная, в то время как прочие — ритуальная, эстетическая, этноидентифицирующая — отошли на второй план. Следует понимать, что обе практики — жевание бетеля и чернение зубов — тесно связаны друг с другом, однако могут существовать и отдельно[2].

Традиция жевания бетеля у самых различных этнолингвистических общностей, населяющих материковую часть Юго-Восточной Азии, без сомнения, является очень древней. Что касается территории современного Вьетнама, то этот обычай нашел отражение в мифологии и фольклоре не только титульной нации, то есть вьетнамцев, но и ряда малых народов — кхмеров, тямов и др. (Zumbroich 2007–2008: 103–111).

В числе самых ранних свидетельств практики жевания бетеля и семян арековой пальмы обычно называют археологические находки, относящиеся к культуре Сахюинь (существовала в центральной и южной частях Вьетнама в период 1000 года до н.э. — 200 года н.э.), а также к культуре Донгшон в дельте Красной реки (район Нуйнап) (Ibid.). Подавляющее большинство зубов, найденных в районе Нуйнап, имели следы темно-красного красителя. Последовательный анализ останков, датируемых 2400–2000 годами до н.э., выявил наличие повреждений зубной эмали, которые были вызваны ее целенаправленным размягчением и разъеданием за счет воздействия определенного вещества или раствора, а также следы красителя, схожего с тем, что содержится в семенах арековой пальмы (Oxenham et al. 2002: 909–915). Это позволяет предположить, что семена ареки катеху могли использоваться для окрашивания зубов после размягчения эмали, которое обычно является первым, подготовительным этапом процесса чернения не только у народов Юго-Восточной Азии, но и за пределами региона. Вполне вероятно, что донгшонцы жевали семена ареки и ради удовольствия, а не только с целью окрасить зубы, поскольку они содержат алкалоид ареколин, обладающий, как уже упоминалось, легким наркотическим эффектом. Возможно также, что оба свойства семян ареки — окрашивающее и возбуждающее нервную систему — были признаны донгшонцами полезными одновременно или почти одновременно.

В контексте описаний обычаев древних вьетнамцев особый интерес представляют сведения исторической хроники Хоу Ханьшу (Истории династии Поздняя Хань), которая охватывает период с 25 по 200 год н.э. Войны между династией Цинь (221–207 годы до н.э.) и государством Ванланг позволили ханьцам собрать некоторые сведения об образе жизни и традициях предков вьетнамцев (Maspero 1918: 1–10). В частности, жители Ванланга[3] были известны тем, что жевали бетелевую жвачку, а также обменивались листьями бетеля и семенами ареки в ходе свадебных ритуалов. Черненые зубы жителей дельты Красной реки ханьцы сочли за естественное следствие обычая жевать бетель.

Вопреки этим ошибочным умозаключениям чернение зубов у предков вьетнамцев являлось самостоятельной телесной практикой, напрямую связанной с обрядовой культурой, проблемой самоидентификации, противопоставления человека животному миру, а также с эстетическим пониманием красоты — в особенности женской.

В древности, а фактически до начала интенсивных контактов с западной цивилизацией, черные зубы среди представителей самых различных народов Юго-Восточной Азии и соседних регионов считались намного предпочтительнее неокрашенных белых (Zumbroich 2015: 391). Черные зубы являлись непременным атрибутом физической красоты, который существенно повышал шансы индивида найти подходящего партнера противоположного пола. В языке многих народов Юго-Восточной Азии существует масса сравнений и эпитетов, призванных описать и превознести красоту окрашенных в черный цвет зубов. У жителей Малайского полуострова ценились зубы «черные и блестящие, как крылья шмеля», у вьетнамцев — «черные, как семена сахарного яблока (лат. Annona squamosa)» (Andaya 2006: 499–518). Вплоть до начала XX века вьетнамских красавиц сравнивали с плодом спелого арбуза, разрезанным надвое. Красная мякоть символизировала девичий румянец, а семечки — блестящие черные зубы.

Однако за эстетическими соображениями скрываются гораздо более сложные, глубинные причины возникновения практики чернения зубов. Белые зубы ассоциировались у вьетнамцев (как и у многих других народов) с чем-то животным, агрессивным, в особенности это касалось клыков, которые отождествлялись с клыками собаки и других хищных зверей. Окрашивание помогало не только «скрыть» клыки, но и в целом добиться заметного визуального отличия человеческих зубов от звериных. Те же цели преследовал распространенный у некоторых народов Юго-Восточной Азии (например, на острове Бали) обычай подпиливать клыки (Forge 1980: 1–16). Таким образом, юноши и девушки, прошедшие обряд чернения зубов, с одной стороны, становились полноправными членами общества (и вообще в «полной мере людьми»), а с другой, приобретали внешние, ценные с эстетической точки зрения качества, которые делали их более выгодными партнерами в глазах потенциальных супругов.

Здесь следует отметить наличие тесной символической связи между практикой чернения зубов и жеванием бетеля. Плоды ареки, входившие в состав бетелевой жвачки, ассоциировались с мужским началом, в то время как листья бетеля, в которые их заворачивали, — с женским. Эти ингредиенты, соединяясь, вызывали приятный возбуждающий эффект, слюноотделение и окрашивание слюны, что во многих культурах Юго-Восточной Азии имело четкие сексуальные коннотации и ассоциировалось с ухаживанием, вступлением девушки и юноши в любовные отношения. Бетелевая жвачка до сих пор является непременным атрибутом обряда сватовства у вьетнамцев. В то же время преподнесение краски для чернения зубов в дар, как и предложенная девушке юношей бетелевая жвачка, также символизировало ухаживание и сексуальный интерес.

Чернение зубов, как и жевание бетеля, практиковалось у юношей и девушек по достижении половой зрелости и являлось визуальным маркером, выражавшим переход из детского возраста во взрослый. Возможно, практика чернения зубов сама по себе возникла как продолжение практики жевания бетеля. Сами по себе семена арековой пальмы, входившие в состав бетелевой жвачки, хоть и использовались в качестве одного из ингредиентов для приготовления смеси для чернения зубов, все же не могли придать эмали желанный насыщенный цвет. Пигмент, содержавшийся в семенах, оставлял на зубах темно-бурые следы. Таким образом, вначале зубы молодых людей окрашивались из-за жевания бетеля, что символизировало их половую зрелость, а затем уже их покрывали специальным составом, то есть проводили обряд, который призван был символизировать их полноправное, окончательное вступление в общество в качестве потенциальных супругов.

Как уже отмечалось, в рамках практики чернения зубов народы Юго-Восточной Азии использовали довольно широкий набор инструментов и методов. Например, у жителей Лаоса был распространен способ окрашивания зубов с помощью смол, полученных из ореховой скорлупы «новогвинейского ореха» лат. Dracontomelon dao, а на острове Ява в числе прочих веществ применялась особая красная жвачка, которую изготавливали из коры альбиции (Zumbroich 2015: 384–388). На территории современного Вьетнама также наблюдалась большая вариативность способов чернения зубов — даже в рамках культурных практик титульной нации, а не только в контексте сравнения различных этносов. По-видимому, это было связано и с доступностью определенных веществ — компонентов состава для окрашивания в конкретной местности, и с этническим окружением, в котором проживала та или иная группа вьетнамцев, а также с материальным достатком и принадлежностью человека к определенному социальному слою. Известно, что императорский двор и знать прибегали к чрезвычайно сложным способам чернения зубов, которые гарантировали хороший результат и его относительную долговечность, тогда как простолюдины довольствовались гораздо более простыми методами и доступными материалами. Особой славой и почетом пользовались мастера чернения зубов из императорской столицы — города Хюэ. Мастера XIX века, чернившие зубы представителям вьетнамского императорского двора и членам их семей, использовали для процедуры окрашивания такие редкие ингредиенты, как слоновый бивень. Тем не менее даже самые изощренные способы чернения зубов сохраняли базовые архаичные черты этой древней практики (Ibid.: 390–391).

Процесс чернения зубов состоял из ряда последовательных этапов и занимал несколько недель. Вначале зубы очищали, натирали золой и сухими листьями бетеля, а затем размягчали эмаль с помощью сока лайма, спирта и других веществ. После этого приступали к нанесению красителя. Чтобы добиться интенсивного и равномерного черного цвета само окрашивание также проводилось в несколько этапов.

Чаще всего в состав красителя входил пигмент, получаемый из так называемых «китайских галлов» или «чернильных орешков» — наростов, которые собирают с листьев и стеблей сумаха китайского (лат. Rhus chinensis), сульфат железа, кожура граната или семена арековой пальмы. Мастера наносили активный состав на листья банана, бетеля или других подходящих для данной процедуры растений и прижимали к зубам — с внешней и внутренней сторон. При этом человек, подвергавшийся процедуре чернения зубов, должен был в течение нескольких часов держать рот открытым и стараться не сдвигать накладки из листьев. По истечении определенного времени процедуру повторяли. Заключительным этапом окрашивания было нанесение кокосового масла, которое придавало зубам блеск и тем самым создавало эффект лакирования (Huard 1951: 197–205). Именно это способствовало появлению у ранних французских авторов, описывавших быт и обычаи вьетнамцев, ошибочного термина «лакирование зубов» (laquage des dents).

Несмотря на то что обычай чернения зубов был распространен среди представителей обоих полов, со временем он стал превалировать среди женщин. Черные зубы не только являлись неотъемлемой частью образа вьетнамской красавицы, но и ассоциировались с такими женскими качествами, как покорность мужу и желание ему понравиться, а также с замужеством вообще. Подобные коннотации напрямую связаны с пониманием практики чернения зубов как обряда инициации, который ознаменовывал начало нового этапа в жизни девочки и определял для нее новые роли — возлюбленной, невесты, а затем жены. Такое восприятие практики чернения зубов у женщин хорошо прослеживается на материале вьетнамских традиционных песен казао:

 

В мужья стоит брать такого мужчину,

Который достоин того, чтобы ради него

Щеки румянить да зубы чернить[4]

 (Ca dao, tục ngữ Việt Nam, Tiểu luận ca dao: ph. 2).

 

В то время как мужчина должен был заботиться о материальном достатке семьи, быть главой семьи, решительным и трудолюбивым, женщине надлежало радовать его своей красотой. Старания жены касательно собственного внешнего вида были своего рода обязанностью перед достойным супругом.

Нередко черные зубы (как и бетель) упоминаются в народных песнях в контексте сватовства или же начала любовных отношений, что с одной стороны выражает символическую функцию данной практики как признака зрелости и вступления девочки в круг взрослых девушек, а с другой — подчеркивает ее эстетическое значение:

 

Кто же, какой мастер окрасит мои зубы в черный цвет,

Чтобы я стала краше и милей, чтобы ты влюбился в меня без памяти?[5]

(Ibid.: ph. 1).

 

Очевидно, что процесс отказа от практики чернения зубов, начавшийся на рубеже XIX–XX веков, шел постепенно, и первыми вьетнамцами, которые стали предпочитать белые зубы окрашенным, стали жители больших городов — молодые девушки и юноши из прогрессивных семей, получившие определенное образование и стремившиеся следовать западным образцам поведения и телесной эстетики. В то время как национальный костюм ао зай, модифицированный вьетнамскими художниками и модельерам в начале 1930-х годов в соответствии с веяниями французской моды, пусть и не сразу, но все же нашел свое место в стремительно менявшемся вьетнамском обществе новой эпохи, обычай чернить зубы постепенно уходил в прошлое. Широкомасштабное влияние европейской культуры привело к колоссальным изменениям в сфере телесности, понимания физической красоты и привлекательности (в особенности женской), а также способов ее демонстрации.

К середине XX века восприятие белых зубов как признака здоровья и красоты прочно укоренилось как среди городского, так и среди сельского населения Вьетнама. Обычай чернить зубы сохранялся в отдаленных провинциях, в основном среди женщин, пристрастившихся к жеванию бетеля. Восприятие черных зубов как одного из главных атрибутов женской красоты сменилось отторжением и пренебрежительным отношением, которые в полной мере были переняты вьетнамцами от европейцев. Вместе с тем из вьетнамской культуры оказались вытеснены глубинные функции и смыслы, вкладывавшиеся в практику окрашивания зубов. Утилитарная функция чернения зубов стала доминирующей. Поколение вьетнамцев, прошедших процесс чернения зубов, постепенно старело. Все это привело к тому, что черные зубы стали ассоциироваться у современных вьетнамцев со старухами — жевательницами бетеля, проживающими в далеких провинциях, а также к довольно упрощенному и поверхностному пониманию функций этой древней, малоизученной и крайне скудно освещенной в научной литературе практики.