Миры Айзека Мизрахи

Isaac Mizrahi. An Unruly History. Еврейский музей, Нью-Йорк. 18 марта — 7 августа 2016

Когда посетители впервые оказываются на последней выставке Еврейского музея, «Айзек Мизрахи: непричесанная история», перед ними открывается обширная стена с фрагментами отделочных материалов и тканей, размещенными на белых листах и рассортированными по цветам, — подборка из огромного архива образцов ткани, собранных дизайнером с конца 1980-х годов. Стены покрыты сотнями лоскутов — от ярко-розовой органзы и бледно-голубого муарового шелка до черного бархата и зеленовато-голубой в горошек саржи. Итоговая картина далека от предполагаемой названием беспорядочности: цвета и узоры подобраны тщательно, словно отдельные кусочки замысловатой мозаики. Общее впечатление — примерно как от организованного, прекрасного хаоса. Творческий путь Мизрахи, охватывающий более тридцати лет, изобилует неожиданными прихотливыми поворотами, но в то же время обладает своей логикой развития, отражающей логику развития современной ему индустрии моды. На выставке, которая проходила с 18 марта по 7 августа, этот путь явственно прослеживается. Хотя у зрителей остаются некоторые вопросы по поводу головокружительного количества работ Мизрахи, здесь можно много над чем поразмышлять и в плане творчества конкретного дизайнера, и в плане культурного контекста, которому оно принадлежит.

У Мизрахи — и как у дизайнера, и как у человека — очень много связей с сообществами, представителей которых привлекает эта выставка: еврейским сообществом, жителями Нью-Йорка и сообществом профессионалов, а также любителей из области развлечений и дизайна. Об этом свидетельствуют подробности его биографии, в общих чертах изложенные в сопроводительном тексте на стенах: начальное образование в ешиве Флэтбуша (традиционно еврейского района Бруклина), детский интерес к кукольным постановкам и изучение театра, затем обучение в Школе дизайна Parsons и работа у Перри Эллиса, выдающегося американского дизайнера спортивной одежды. Цель выставки — показать наследие Мизрахи прежде всего как американского дизайнера, и в частности — как дизайнера еврейского. Первый аспект представлен со всей полнотой, второй лишь отчасти затронут: предмет, наиболее явно отсылающий к еврейскому наследию, — ремень со Звездой Давида из осенней коллекции дизайнера 1991 года, а тема еврейской идентичности Мизрахи подробно обсуждается только в аудиогиде. Хотя эта связь заслуживала более отчетливого и развернутого обсуждения, можно также отметить, как это делает в том же аудиогиде журналист Эми Файн Коллинз, что творчество Мизрахи «включает в себя все возможные способы, с помощью которых евреи начинали ассимилироваться и работать в Штатах: индустрия развлечений, театр, пошив одежды. Во всех этих сферах евреи были признанными специалистами. Поэтому важно показать, что он принадлежит к еврейскому ремесленному сообществу».

На деле предметы расположены в соответствии с теми «мирами», которые они представляют: есть те, что связаны с модной индустрией и ее историей; те, что связаны с искусством и цветом; те, что принадлежат сфере театра и сценической игры; те, что отсылают к культуре в целом, и те, что говорят о массовой моде и популярных медиа. Экспонаты в рамках этих тематических разделов размещены с учетом хронологии, чтобы не возникало режущих глаз неувязок и чтобы можно было проследить развитие отдельных линий в работе Мизрахи, таких как смелые эксперименты с цветом, на протяжении его творческого пути. Как каталог выставки, так и ее онлайн-версия на сайте подчинены той же цели и дают возможность подробнее ознакомиться с работами, стилем и личностью дизайнера.

Костюмы на выставке большей частью представлены на возвышениях, лишь на несколько дюймов поднимающихся над уровнем пола, и расположены таким образом, чтобы зрители могли рассматривать их как с близкого расстояния, так и с различных ракурсов. Лишь в одном зале экспонаты размещены так, что это затрудняет осмотр, в основном потому, что их много и все они находятся на одном большом подиуме. Эту проблему было бы легко решить, разместив костюмы на двух возвышениях поменьше, что одновременно дало бы возможность расставить их более компактно и упорядоченно. В последнем зале предметы, отобранные из огромной коллекции аксессуаров, дизайн которых придумал Мизрахи, несколько теряют свою эффектность, будучи обособлены от одежды и собраны вместе на одном столе; зал скорее напоминает сувенирный магазин, чем музейную экспозицию. Ситуацию легко было бы исправить, распределив аксессуары среди одежды или расположив их более художественно. В общем, однако, посетителям предлагается всеобъемлющий, но при этом целостный обзор, с большим количеством мультимедийных материалов, своим присутствием притягивающих взгляд. Особенно впечатляют выставленные в коридоре эскизы, доказывающие талант дизайнера и ту роль, которую для него играло общее впечатление от его коллекций, а также видеоклип, который демонстрируется в последнем зале, — захватывающая подборка эпизодов с подиумных показов Мизрахи и из телевизионных выступлений, показывающих его прихотливый вкус и ум. Пришел ли кто из интереса к искусству, моде, знаменитости, сцене или популярной культуре, среди экспонатов обязательно найдется то, что его заинтересует.

Раздел, посвященный цвету, — первый, который зрители видят, и один из самых удачных на выставке. Он продолжает тему, заданную образцами тканей на входе, и демонстрирует то мастерство, которым в первую очередь славится Мизрахи: непостижимую способность к смелым, неожиданным цветовым решениям, как в классических, так и в экспериментальных моделях. Вещи, подобные платьям Kitchen Sink Pink (2006) и Kimono Layers (1990), представляют собой броское сочетание ярких красок, но на выставке они продуманно расположены в соответствии со своей цветовой доминантой, поэтому костюмы не соревнуются между собой, а скорее дополняют друг друга. Этот раздел также дает возможность наблюдать, как рано Мизрахи обращается к демократичному дизайну, или смешению «высокого» и «низкого» стилей, когда простая белая хлопчатобумажная футболка выступает в паре с ярко-оранжевой бальной юбкой из шелковой тафты, а ярко-голубой клетчатый набивной жакет сочетается с такого же типа сиреневой юбкой (известной как Lumberjack Ballgown). Как сопроводительный текст, так и аудиогид дают понять, что это скорее решение дизайнера, чем куратора, и, хотя смешение элементов роскоши и будничного стиля обычно для современной моды, важно понимать, что Мизрахи был одним из первых приверженцев этой тенденции. Более того, эти костюмы появились в период, когда мода становилась все более элитарной и статусной, но при этом легко доступной широкой публике: некоторые посетители могут узнать вещи из осенней коллекции Мизрахи 1994 года по документальному фильму «Нараспашку» (Unzipped, 1995) с Мизрахи в главной роли, одному из первых образцов жанра, который сегодня является общим местом, — документального кино о дизайнере.

Невозможно не подпасть под впечатление яркого обаяния и эрудиции Мизрахи, которые проявляются в его многочисленных остроумных замечаниях во время его собственного шоу — «Шоу Айзека Мизрахи» — или его впечатляющих по сравнению со знаменитостями выступлениях на шоу «Jeopardy!». В русле традиции громких и смелых заявлений, исходивших от модельеров современной эпохи, Мизрахи саркастически замечает: «Стиль улучшает самочувствие, поскольку избавляет от осознания того факта, что вы умрете». И все же хулиганский тон и отсутствие почтительности придавали ему вид большей доступности по сравнению с другими дизайнерами и сглаживали резкость этих «наглых» высказываний. В отличие от других выставок ныне живущих дизайнеров, нередко носящих открыто рекламный характер или страдающих явной одномерностью, эта показывает историю дизайнера, не боящегося исследовать особенности этой истории, которые носят случайный характер («лягушачьи» костюмы для оперы «Платея», например) или не так гламурны (модели для массового рынка, такие как коллекция Мизрахи для Target 2004 года). В то время как Карл Лагерфельд или Миучча Прада могут никогда не снизойти до того, чтобы равняться на массового потребителя (или по крайней мере позволить подобным вещам присутствовать на выставке), выставка Мизрахи представляет собой ретроспективу, включающую в себя как предметы роскоши, так и доступные модели, как понятные лишь избранным, так и ориентированные на рядового посетителя отсылки. И хотя кто-то скажет, что, когда выставка посвящена ныне живущему и работающему дизайнеру, часто не удается сохранить надлежащую профессиональную дистанцию между дизайнером и куратором (что выливается в безрадостный компромисс, когда ретроспектива в лучшем случае становится похожей на пространную рекламу, а в худшем — на ужасную рекламно-информационную передачу), очень странно было бы не включить в эту выставку Мизрахи, учитывая его живость и способность интересно преподносить простые вещи и с юмором раскрывать более сложные («Знаете ли вы, что не существует некрасивых цветов — только некрасивые люди?» — говорит дизайнер на записи в аудиогиде). Вставки, которыми Мизрахи дополняет аудиовизуальные составляющие, очень уместны, поскольку напоминают зрителю о личности, которая стоит за одеждой и которую так трудно уловить на выставках моды. По причине того же стремления привнести в дизайн личностный элемент Мизрахи пытается заглянуть во все сферы индустрии развлечений, начиная тем, что предоставляет одежду для торговой сети QVC, и заканчивая его появлением в роли самого себя в эпизоде сериала «Секс в большом городе», и поэтому же его имя может чаще упоминаться в разговорах, чем в учебниках по истории моды. В этом плане выставка позволяет что-то открыть для себя и снобистски настроенному знатоку моды, который не спешит причислять имя Мизрахи к канону истории моды, и рядовому посетителю, которому Мизрахи может быть знаком по его выступлениям на телевидении, но не как талантливый дизайнер и мастер технической стороны своего дела.

Зрителей может удивить и тот факт, что дизайнер неоднократно создавал костюмы для сценических постановок, в том числе «Волшебной флейты» Моцарта и мюзикла «Маленькая ночная серенада» Сондхайма для Оперного театра Сент-Луиса, Миссури. Часть выставки, посвященная этим моделям, завораживает, представляя творчество Мизрахи еще с одной точки зрения, однако сценические костюмы отчасти теряют свое очарование из-за того, что осматривать их приходится со слишком близкой дистанции (огромный костюм совы для «Волшебной флейты» выглядит… ну, просто как костюм). Платью Царицы ночи для той же оперы повезло чуть больше, так как оно помещается высоко на лестничных подмостках, но обширный синий атласный шлейф, покрывающий остальную часть подмостков и окутывающий другие выставленные костюмы, отвлекает внимание и лишает его того неземного величия, с каким его складки изящно ложатся в видеоролике. Хотя костюмы из этого раздела объединены своим предназначением и помещены в общий контекст благодаря сопровождающему их видео, здесь не хватает гармонии, присущей тому залу, который посвящен цвету, и эта часть выставки оказывается одной из наименее эффектных.

Как уже было сказано, работы Мизрахи изобилуют отсылками к искусству, культуре и повседневности. В одном из залов, как кажется, собраны такие модели, хотя, повторюсь, их несметное количество, как и непонятный принцип организации, умаляет производимое ими впечатление. Некоторые предметы рассказывают историю самого Мизрахи, как, например, пара свободных брюк 1989 года, которые изначально создавались им как форма для самого себя в период работы у Перри Эллиса. Другие говорят о его любви к портновскому мастерству и проработке структурных деталей, например X-Ray Dress — «Рентгеновское платье» (2010) с прозрачными вставками, благодаря которым можно увидеть, как сделано платье изнутри, или Rabbit Ears Dress, «Платье „Заячьи уши“» (1990) — длинное свободное платье с полностью открытой спиной и бретелями, задуманными так, чтобы его обладательница в конце вечера могла сбросить платье одним движением плеч. Связи между костюмами в этом зале поясняются, однако иногда они слишком слабы, а иногда идут слишком далеко. Как уже говорилось, проще всего было бы обособить лишние экспонаты и разбить эту часть на несколько небольших подразделов, что облегчило бы осмотр и прояснило связи между моделями. Некоторые культурные отсылки выставки будут понятны в основном американцам, однако представленные здесь предметы все же рассчитаны на более широкую аудиторию, олицетворяя такой этап истории моды, когда внешние связи значат не меньше осведомленности (можно сказать, что мода стала «более дешевой» или «более демократичной» в зависимости от того, с какой стороны смотреть). Практически любой посетитель, вне зависимости от того, насколько он знаком с дизайном одежды, найдет для себя в этом зале что-то знакомое, поскольку культурные аллюзии Мизрахи многообразны. Как отмечают приглашенный куратор Чи Перлман и помощник куратора Келли Тэкстер в сопроводительном тексте на стене, Мизрахи «соединяет различные идеи и черпает из всех мыслимых источников, от разрозненных банок из-под колы до хрусталя Баккара, от „Флинстоунов“ до Марка Ротко и Ирвина Пенна». От бального платья из красного атласа дюшес в комплекте с красной атласной сумкой-кенгуру до платья прямого силуэта, изготовленного из традиционной шотландской клетчатой ткани, которая обычно используется для килтов, — влияние массовой культуры на творческий процесс Мизрахи очевидно.

Однако возникает существенный вопрос, и, возможно, именно он преследует в первую очередь при осмотре этой части выставки, — вопрос культурной собственности. Этот вопрос важен в силу разных причин; таких модельеров, как, например, Джереми Скотт, обвиняли и в культурном плагиате, и в неправомерном заимствовании у маргинальных культурных групп. Хотя Мизрахи обращался к культурному контексту в предшествующую эпоху дизайна, сейчас его творчество по-прежнему актуально и поэтому заслуживает не менее подробного изучения. Такая модель, как платье Totem Pole, вышивка на котором охарактеризована в соответствующем ярлыке как «имитация работы североамериканских индейцев 1950–1960-х годов», странным образом выглядит неуместно, хотя это один из самых известных дизайнов Мизрахи — в 1991 году он фигурировал на обложке журнала Time. В то время как находящееся рядом платье Elevator Pad Gown (2005) демонстрирует сверхъестественную способность Мизрахи черпать вдохновение для дизайна из окружающей действительности и повседневности (модельер берет за основу технику изготовления килта и создает шелковое платье на каждый день), Totem Pole выглядит нечувствительным к современности, когда идут горячие споры об авторстве и все чаще разоблачаются заимствования. Украшенное стеклярусом «индейское» пальто из овечьей шерсти (1991), со всем его великолепием, тоже являет собой пример подобного дизайнерского «воровства». В сопутствующем тексте говорится, что «культурные реалии Мизрахи произвольно ищет в своем детстве — как он указывает, источником вдохновения для него оказываются «свои девчонки, еврейско-американские принцессы и американские индейцы» и их символику он включает в свои работы. Хотя можно возразить, что Мизрахи скорее комментирует процесс заимствования, чем участвует в нем (на соответствующей табличке указано, что эта коллекция навеяна «ушедшими в прошлое придорожными магазинами для туристов» и «китчевой западной музыкой в стиле «американа»), встает вопрос, к чему именно относится этот комментарий. Это справедливо и в отношении другого представленного на выставке платья — Desert Storm из осенней коллекции 1991 года, название которого отсылает к войне в Персидском заливе в 1990 году[1]. Является ли песочное платье камуфляжной расцветки комментарием к этому конфликту, и если да, то в каком плане? В сопровождающем тексте платье названо «обдуманной провокацией», но более глубоких разъяснений не дается. Эти вещи следует не исключать из экспозиции в попытке перекроить и переписать историю, а скорее, что гораздо важнее, правильно и тщательно определить контекст их появления и предложить гипотезы относительно заимствований и их характера. Ведь что может быть запретным для такого дизайнера, как Мизрахи, которому в своем творчестве нравится исследовать глубины культуры? Чем отличается использование им в одной из работ Звезды Давида от использования этнической символики и каким образом нам следует принимать во внимание его окружение и биографию при оценке этих моделей? На выставке, рассказывающей еще и о том, как Мизрахи развивал современные тенденции и веяния, можно было бы более подробно остановиться на этом аспекте его работы, актуальном в контексте современных культурных заимствований.

В целом выставка соответствует заявленной цели — показать талант и новаторство Мизрахи как дизайнера. Исследование, совмещающее в себе его бесчисленные интересы и замыслы, получается продуктивным и интригующим, а то, каким образом отдано должное его творчеству и неиссякаемой энергии, вдохновляет и увлекает. Хотя выставка не дает полных ответов на все вопросы и не позволяет проследить каждую нить до конца, она предлагает более чем достаточно, чтобы заинтересовать и запомниться надолго.

Перевод с английского Татьяны Пирусской