Легенда русской моды

Модельер, которому верил Станиславский. К 155-летию со дня рождения Н.П. Ламановой. Театральный костюм из коллекции Музея МХАТ

Музей моды, Москва. 8 июня — 4 сентября 2016

 

Выставка под названием «Модельер, которому верил Станиславский» состоялась в Музейно-выставочном центре «Музей моды», на ней можно было увидеть театральные работы знаменитой московской портнихи из коллекции Музея МХАТ (иллюстрации см. во вклейке).

В небольшом пространстве разместились костюмы и эскизы, макеты и программки, портрет О.Л. Книппер-Чеховой в роли Раневской работы Николая Ульянова — экспонаты, дающие представление о работе Надежды Ламановой в театре, с которым она начала сотрудничать с 1901 года и не расставалась вплоть до своей кончины в 1941 году. Внимательный зритель легко заметит, что имя создателя костюма даже не упоминается в программках, там есть лишь имя художника-постановщика. Имя Ламановой, исполнителя костюма, мы видим только на этикетках к экспонатам. Что это значит?

Здесь следует обратиться к истории театрального костюма. Его важность осознавалась всеми причастными к созданию спектакля, но труд реального исполнителя еще не был должным образом оценен, хотя режиссеры, художники и актеры знали, что успех спектакля связан и с конкретными мастерами, чей талант максимально реализует замысел художника и режиссера, удобен для артиста. В Москве таким мастером была Надежда Петровна Ламанова (1861–1941).

Обстоятельства ее жизни были таковы, что после 1917 года ее имя редко упоминалось, а с уходом из жизни многих театральных деятелей могло бы оказаться забытым, если бы не выход в свет в 1972 году исследования Татьяны Константиновны Стриженовой «Из истории советского костюма», которое явилось ярким событием того времени, потому что в научную литературу были введены имена многих художников, творчеству которых до этого не посвящалось монографических исследований (А. Экстер, А. Родченко, Л. Попова). Внутренний цензор помешал Стриженовой открыть причины, по которым имя Ламановой не произносилось даже в семье ее племянницы и ученицы Надежды Сергеевны Макаровой (1898–1969). Но в 1989 году, в «Журнале мод», № 4, появилась последняя статья Татьяны Стриженовой «Судьба Надежды Ламановой», в которой она впервые пишет о том, что не могла сказать в 1972-м. Надежда Ламанова-Каютова дважды была арестована. Первый раз как богатая домовладелица, второй — за использование наемного труда. Оба раза за ее освобождение боролись М.Ф. Андреева, А.М. Горький и С.К. Станиславский. Ламанова была лишена избирательного права (стала «лишенкой»), что с 1918 по 1936 год означало отсутствие не только права избирать, но и всех социальных льгот — при устройстве на работу, получении пенсии, дров или продуктов в условиях карточного распределения жизненно важных ресурсов.

Первая публикация Стриженовой породила множество мифов, некоторые из них существуют до сих пор, позволяя недобросовестным вспоминателям или безответственным «историкам моды» искажать истинное положение вещей. Один из таких мифов: она не умела шить и рисовать. Рисовать — это вопрос качества рисунка. Ламанова работала в театре по эскизам таких выдающихся художников, как А.Я. Головин, В.А. Симов, В.В. Дмитриев. Конечно же, так, как Головин, она рисовать не умела, но, по воспоминаниям племянницы А.Я. Тугенхольда Татьяны Павловны Каждан, мать которой была клиенткой Ламановой, Надежда Петровна все-таки рисовала, хотя не столь виртуозно и художественно, как профессиональные художники¹. Но она считала подготовку будущих «моделистов» (так она называла свою профессию) по истории искусства и рисунка обязательной.

Тем более не может идти речи о ее неумении шить. После смерти родителей, вынужденная заботиться о младших сестрах, она закончила курсы кройки и шитья в Москве. Уроки домоводства были обязательны для всех девочек (шитье, вышивка и пр.) со времен открытия Смольного института благородных девиц. Она была художественно одаренной и воспитанной не только гимназией, но и кругом общения, в который она вошла благодаря мужу Андрею Павловичу Каютову (1867–1931?), знатоку и исследователю духовной музыки, актеру-любителю, выступавшему под псевдонимом Вронский (он был арестован по делу ключарей храма Христа Спасителя).

К.С. Станиславский писал художнику А.Я. Головину, приглашенному для постановки комедии Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро»: «Мы пробовали делать пробы шитья черновых костюмов обычными портными и портнихами. Эта проба выяснила с большой очевидностью, что эти люди аромата Вашего таланта передать не смогут. Нам ничего не оставалось делать, как обратиться к тому лицу, которое мы считаем в Москве единственно художественно чутким для работы с Вашими эскизами. Этим человеком оказалась Ламанова. Вероятно, Вы думаете, что она обычная портниха, которая каждому современному костюму придает модный фасон. Ламанова — большая художница, которая, увидев Ваши эскизы, вспыхнула настоящим артистическим горением» (Станиславский 1961: 136–137).

Не так уж часто приходится видеть на костюмной выставке одновременно эскизы художника и выполненные по ним костюмы. Малое пространство сыграло в данном случае положительную роль. Легко увидеть эскизы костюмов и декораций и тут же обратиться к костюмам, а совместив их в своем сознании, так же легко представить себе сам спектакль 1927 года.

Ламанова была приглашена в МХТ в 1901 году в третьем сезоне молодого театра (тогда еще не МХАТ) для участия в постановке пьесы Вл.И. Немировича-Данченко «В мечтах». Газеты заранее были оповещены об этом событии, а на Новогоднем капустнике 1902 года исполнялись куплеты, сочиненные В.И. Качаловым на мотив «Барыни» «Туалеты первый сорт, Приезжай смотреть хоть Ворт С откровением, С откро-вением»². Автор пьесы писал в 1941 году: «Постановка была тщательная и красивая. Знаменитая костюмерша Ламанова щегольнула рядом необыкновенных туалетов. По совести, нисколько не рисуясь, я думаю, что дамские туалеты на Андреевой, игравшей главную роль, на Книп-пер и Лилиной были для публики большей притягательной силой, чем сама пьеса»³. Для роли Раневской в пьесе «Вишневый сад» костюмы тоже делала Ламанова. На гастролях в Санкт-Петербурге московский спектакль смотрела Мария Гавриловна Савина, игравшая ту же роль. Книппер-Чехова в письме от 5 апреля 1904 года пишет: «…Вчера смотрела Савина, была в уборных. Все что она сочла нужным сказать мне, это то, что я убила ее своим капотом, т.к. Ламанова сделала ей точно такой, и все будут говорить, что Савина скопировала у меня. Влетит теперь Ламановой…»

Для Савиной это было потрясением, поскольку она придавала большое значение костюму, и все, кто видел спектакли с ее участием, обращали внимание на малейшие подробности ее туалета. Например, на стоптанные каблуки туфель у ее провинциальной героини или роскошные туалеты в спектакле по пьесе А. Мельяка и Л. Галеви «Фру-Фру». Требовательность к актерам у петербургских зрителей была еще более жесткой, чем у московских, сказывалось обилие чиновников и придворной публики⁴.

В 1911 году, работая над спектаклем по пьесе «У жизни в лапах» К. Гамсуна, Ламанова получила полную свободу. Художник Виктор Андреевич Симов (1858–1935) так писал об этом: «Когда же среди гармоничного великолепия показалась очаровательная хозяйка в умопомрачительном туалете, картина приобрела центр и художественную законченность. Кстати, вопрос о костюмах меня почти не касался, я даже не делал предварительных набросков, как это практиковалось нами ранее. Желая дать полное представление о характере и фасоне, мы иногда прибегали к аппликации, наклеивая на картон вырезанные по формам лоскутки материи. Тут дело обошлось проще: только и надо было блеснуть парижским шиком, последним криком моды. В Москве на Тверской находилось очень известное „Ателье мод“ у Ламановой. Она ежегодно ездила за границу. Возвращаясь оттуда со значительным запасом шелков и других тканей. Шила исключительно из своего материала. Когда к ней обращалась заказчица, Ламанова авторитетно указывала, какой отрез материи наиболее будет той „к лицу“. Мне, как художнику, была предоставлена свобода выбора, тем и кончилось мое участие»⁵.

Н.П. Ламанова, будучи участницей выставки «Исторического и современного костюма» в Петербурге, указала свой адрес — «Большая Дмитровка, дом Адельгейма», в котором она была арендатором, а через несколько лет, после того как был закончен четырехэтажный дом на Тверском бульваре, 10, заказанный московскому архитектору Никите Герасимовичу Лазареву (1866–1932), переехала вместе с мастерской и домочадцами. Этот дом, который очень ценили современники, который и поныне стоит на своем прежнем месте, Игорь Эммануилович Грабарь называл «палаццо». Что имел в виду В.А. Симов — доходный дом на бульваре? Именно в этом доме в 1911 году состоялись показы друга и партнера Ламановой Поля Пуаре.

Нельзя не отметить, что, несмотря на интерес к творческому наследию Надежды Ламановой, остается многое, что по-прежнему требует тщательной проверки и дополнительных разысканий.

Татьяна Стриженова сообщает в своей книге об участии Ламановой во Всемирной Парижской выставке 1925 года и о том, что ее коллекция получила Гран-при. Единственным бесспорным доказательством существования этой коллекции является фотография родных сестер Каган, более известных как Лиля Брик и Эльза Триоле, одетых в костюмы из льняных старинных полотенец. В 1986 году вышла стотысячным тиражом книжечка «Покупателю об одежде и моде», одним из авторов которой была Ольга Дмитриевна Кащенко, написавшая главу «У истоков советской моды». Ламанова упомянута в самом начале главы как владелица частной мастерской, пользоваться услугами которой трудящиеся не могли (Кащенко, Козлова 1986: 39). В этой же главе сообщается, что на Всемирной выставке в Париже в 1925 году Гран-при получили художники «Ателье мод», открывшегося на Петровке, 12, в 1922 году, — В. Мухина, Е. Прибыльская. Ламанова не была на выставке в Париже, что подтверждается мемуарами Поля Пуаре «Одевая эпоху». Он тепло пишет о Москве и супругах Каютовых. Его последний проект — три декорированные баржи с экспозицией из созданных им предметов — был в непосредственной близости от советского павильона, и он обязательно упомянул бы свою добрую знакомую.

Ламановой в Париже не было, но ее идеи видны в работах ее племянницы Надежды Макаровой, которая дважды руководила Московским (затем Общесоюзным) Домом моделей одежды — сначала в 1934– 1938, а потом в 1945–1949 годах. Ламанова сумела добиться открытия в 1922 году «Ателье мод», стала его художественным руководителем. В журнал «Ателье» Ламанову также не пригласили.

Тем отраднее было посетить выставку в Гостином дворе, исполненную достоинства и уважения к прославленному мастеру.

 

Литература

Кащенко, Козлова 1986 — Кащенко О., Козлова Т. Покупателю об одежде и моде. М., 1986.

Кирсанова 1995 — Кирсанова Р. Костюм в русской художественной культуре. М., 1995.

Станиславский 1961 — Станиславский К. Собрание сочинений. М., 1961. Т. 8.

 

Примечания

1. Рецензент был знаком с Т.П. Каждан по совместной работе в Государственном институте искусствознания.
2. Все архивные материалы к выставке подготовлены научным сотрудником Музея МХАТ Г.Ю. Суховой.
3. Вл.И. Немирович-Данченко. История моей драмы «В мечтах», 1941. Архив Музея МХАТ. Ф. 4. Оп. 3. Ед. хр. 362. № 1269.
4. О Савиной см.: Кирсанова 1995: 303.
5. В.А. Симов. Моя работа с режиссерами. Часть II. Гл. VII «У жизни в лапах». Архив Музея МХАТ. Ф. 320. Оп. 1. Ед. хр. 119.