Everybody lies: фотошоп, мода и тело

Veritas signum sui ipsus est et falsi¹. Бенедикт Спиноза

Вступление

Мода — сфера создания визуальных образов, предполагающая свобо­ду самовыражения, как и любой вид искусства. Жан Бодрийяр назвал моду «сферой „легких“ знаков» и заметил, что «все знаки обладают свободой безграничных подстановок и перестановок» (Бодрийяр 2000: 169). Однако как раз это культурное пространство «легких знаков» по­следнее время стало площадкой для споров, полемики и сомнений. Все чаще слова «мода» и «красота» сопрягаются со словами «ложь», «мифы», «подозрения» и «подделка» (Зубцова, Орасмяэ-Медер 2015; Стенвик 2016).

Дилемма правды и лжи всегда была любимой темой для философ­ских рассуждений. В древнегреческой философии известен парадокс лжеца, принадлежащий Эпимениду. Парадокс лжеца в самой простой форме звучит так: «Я лгу». Тогда если это высказывание правдиво, то, как следует из его содержания, оно является ложью. Однако если это высказывание и впрямь ложно, то и его утверждение — ложь. Та­ким образом, получается, ложно, что это высказывание — ложь. Следовательно, высказывание правдиво — этот вывод возвращает нас к на­чалу рассуждений.

Эта апория уже не раз становилась предметом анализа в философии XX века. В поисках истины философам приходилось изобретать все новые изощренные понятия. Так, развивая идеи Спинозы, известный французский философ XX века Жак Деррида ввел понятие «неразре­шимости» (undecidability) — состояние неразрешимой апории между истиной и ложью (Derrida 1991: 185–195).

Применяя свой фирменный метод деконструктивного анализа, Деррида усмотрел скрытые противоречия в таких философских понятиях, как «гостеприимство», «шибболет», «лекарство» (pharmakon) (Ibid.). Это понятия-симптомы, индикаторы «неразрешимости», необходимо­сти поменять установленные правила. И действительно, в ткани куль­туры периодически случаются «разрывы», свидетельствующие о смене парадигмы, о разрушении привычного языка.

Новые технологии, как правило, быстро форсируют проявление конфликта. В этих проблемных зонах как раз и назревает состояние «неразрешимости», описанное Деррида, обостряется напряженность между старыми и новыми концептуальными схемами, устоявшиеся бинарные оппозиции буксуют. Симптом, указывающий на подобную плодотворную напряженность, — сомнения, недоверие, подозрения, высказываемые по поводу достоверности или набора внешних призна­ков, оживленные дебаты и полемика… И вот тогда речь заходит о па­радоксах и иллюзиях, обманках и сомнениях.

В нашей статье мы рассмотрим, как работает апория правды и лжи в сфере моды, и подробно проанализируем несколько зон, где подозре­ния во лжи служат важным симптомом зарождения нового в культуре.

 

Фотография

Не так давно в перечне требований к фотографии на американскую визу появился новый пункт: «Фотографии не должны подвергаться цифровой обработке таким образом, чтобы изменить внешность ка­ким-либо образом»². То есть документальность фотографии как спосо­ба идентификации человека подвергается сомнению из-за возможной цифровой обработки. Очевидно, визовые службы столкнулись с фено­меном массового применения фотошопа, что затруднило их работу.

Впрочем, там, где речь идет о фотографии, сомнения в точности по­явились уже давно. В Викторианскую эпоху, когда нужно было сделать семейную фотографию, членов семьи нередко снимали по отдельно­сти, а затем эти изображения соединяли на одной карточке и еще раз снимали. Уже один из первых фотопортретов президента США А. Лин­кольна был построен по принципу фотомонтажа: голову Линкольна приставили к туловищу другого политика. Были и другие скандальные случаи, когда с фотографий убирали неугодных по тем или иным при­чинам людей, изменяли цвет кожи, вставляли разные детали.

Ретуширование появилось практически одновременно с фотогра­фией, ведь желание усовершенствовать фотографию, подогнать ее под определенный стилистический канон и вкус заказчика существовало изначально. Красавица графиня Кастильоне, прототип всех современ­ных фотомоделей, сама раскрашивала и подрисовывала собственные фотографии, желая добиться максимальной эффектности (Вайнштейн 2006–2007). В XIX веке при съемках портретов ретушь была почти обяза­тельным условием. В легендарном портретном ателье Надара в Париже работали 26 человек, 6 из которых были ретушерами. Франц Фидлер, немецкий портретист и теоретик фотографии, писал об эпохе конца XIX века, когда фотографии было всего сорок лет, так: «Предпочтением пользовались те фотоателье, которые наиболее усердно прибегали к ре­туши. Морщины на лицах замазывались; веснушчатые лица целиком „очищались“ ретушью; бабушки превращались в молодых девушек; характерные черты человека окончательно стирались. Пустая, пло­ская мас ка расценивалась как удачный портрет. Безвкусица не знала границ, а торговля ею процветала» (Фидлер 1960: 13). В этом описании интересный нюанс заключается в том, что ретуширование как куль­турное действие с самого начала было ориентировано на адаптацию фотографии к канонам массовой культуры. Эта особенность сохраня­ется, как мы увидим, и в дальнейшей истории.

Но со времен Фидлера техника шагнула далеко вперед, и с появ­лением новых технических возможностей компьютерной обработки снимков число «подправленных» снимков стало расти катастрофиче­скими темпами. Журналисты забили тревогу. Уже в 1989 году появи­лась статья, озаглавленная «Фотографии, которые лгут» (Lasica 1992). В ней перечислялись наиболее скандальные переделки того времени: на снимке в National Geographic была сдвинута одна из египетских пирамид в Гизе, чтобы уместить ее в формат обложки; на фотографи­ях в Orange County Register с летних Олимпийских игр 1984 года цвет неба был сделан безупречно голубым; Рон Олшвангер, лауреат Пулит-церовской премии, в процессе postproduction лишился баночки «диет-колы», которая изначально была у него в руках.

После подобных историй доверие к достоверности фотографии оказалось подорвано. «1980-е, вероятно, были последним десятилети­ем, когда фотографии использовались как документальное свидетель­ство», — заключает Д. Ласика (Ibid.: 190). И далее обобщает: «Цифровая обработка придает сомнительность всем снимкам. Это постепенный процесс, создающий сомнения в сознании зрителя» (Ibid.: 193). Как следствие, возник целый ряд вопросов: правомерно ли использовать фотографии как доказательство в судебном процессе? Можно ли до­верять фотографиям в новостях (коль скоро журналисты нередко в по­гоне за сенсациями готовы пойти на фотомонтаж)? Наконец, обнару­жились принципиальные проблемы: каковы этические последствия подобного провала в визуальной достоверности? Где проходит чер­та, отделяющая документальную фотографию от художественной? По крайней мере, как отмечает Д. Ласика, использование цифровых технологий в концептуальной и иллюстративной фотографии стано­вится более приемлемым.

В современную эпоху ретуширование производится, как правило, с помощью фотошопа.

 

Фотошоп

Современный фотошоп — повседневная реальность как в рекламе, так и в обычных любительских снимках, которые вывешиваются в соци­альных сетях. Для обработки фотографий используются программы Adobe Photoshop, Adobe Illustrator (чтобы создавать рисунки, которые можно будет использовать в фотошопе) и специальные программы, по­зволяющие объединять до двадцати снимков в одном.

Однако в последнее время проблемы фотошопа все чаще привле­кают критическое внимание. Времена, когда фотошоп воспринимался с восхищением, уже прошли — и потребители все чаще восстают про­тив фотошопа как против лжи, уловки, которая вводит их в заблужде­ние. Особенно это очевидно в случае коммерческой рекламной фото­графии. Здесь наиболее весомы сомнения прежде всего относительно документальной точности фотографии в рекламе. И хотя сейчас уже появились разнообразные программы (например, fotoforensics.com), которые позволяют достоверно установить, применялся ли фотошоп³, ими чаще всего пользуются специалисты, а обычные потребители бьют тревогу, только когда снимок и впрямь вызывает подозрения.

Нам уже приходилось писать о том, как в этой сфере активность потребителей порой приводит к впечатляющим результатам. Мы ана­лизировали, как фирме L’Oréal Paris пришлось на территории Вели­кобритании запретить рекламу с Джулией Робертс из-за чрезмерного использования фотошопа; также рассматривался пример успешной кампании против использования компьютерных моделей на сайте ин­тернет-магазина H&M (Вайнштейн 2014).

В случае H&M к нарисованным на компьютере идентичным телам приставляли головы сфотографированных реальных моделей, что и за­метили покупатели. Но эта практика достаточно обыденна, и более того, существуют рекламные агентства, которые специализируются на фотомонтаже различных частей тела. Модель нередко выбирают по принципу совершенства отдельной части тела. По словам Д. Корвин, основательницы фирмы Parts Models, «мы занимаемся всеми частями тела. Всеми — от рук с превосходным маникюром и ступней, до пух­лых губ, обветренных рук, у нас даже есть модели с разными глазами» (Ewen 1992: 196). Как говорит фотограф Майкл Рааб, работающий в ре­кламе, «довольно редко бывает, чтобы в ноге были идеальной формы и ступня, и лодыжка, и икра. Иногда приходится совмещать элемен­ты, чтобы все три были совершенными» (Ibid.). В результате подобной механической «сборки» рекламные образы, составленные из разных «идеальных» частей, выглядят стандартными и безжизненными, «это машинная эстетика в человеческом обличье» (Ibid.). И неудивительно, что продукт подобной эстетики — отчуждение, порождающее сомне­ние со стороны потребителей и потенциальный конфликт.

В подобных конфликтах, которые возобновляются в разных странах и по разным поводам, аргументы противоположных сторон обычно повторяются. Профессиональные ретушеры, естественно, выступают с апологией своего ремесла. «Моя философия как ретушера — помочь выявить лучшее в фотографии, моя цель — отлакировать (to polish), а не воссоздавать заново», — таково мнение фотографа Аллена Чу⁴. А вот вполне откровенно циничное признание другого фоторетушера, Джеймса Б.: «Я создаю образ, который хотят видеть люди. Я обманы­ваю их по своему усмотрению. В основном ты лжешь людям. Ты соз­даешь картинку, а они потом приспосабливаются к ней. Можно под­нять их уровень вкуса, а можно опустить просто за счет того, что ты создаешь…» (Ibid.: 197).

Эти апологии, как правило, носят общий характер, но чем же на практике руководствуются в своих действиях ретушеры? Они руковод­ствуются особым пониманием «стиля», то есть создают образы, вос требованные рынком. Иными словами, они старательно рисуют актуаль­ный для своей эпохи канон модного тела.

 

Каноны красоты

В ХХ веке возникло два основных эталона модного тела. Первый связан с особой поэтикой репрезентации тела — это голливудский гламурный канон: Марлен Дитрих, Джоан Кроуфорд, Мэрилин Монро. Этот эталон «чувственной блондинки» оформился в середине 1920-х — в 1930 - е годы, когда съемку и ретуширование стали производить по опре­деленным правилам, чтобы достичь эффекта гламурности.

В середине 1920-х — в 1930-е годы ретуширование стали произво­дить по определенным правилам, чтобы достичь эффекта гламурности.

Пионерами здесь выступили голливудский фотограф Эдвард Стейхен и чуть позднее — Джордж Харрелл. Они первыми установили канон гламурной фотографии: атмосфера чувственности, особое освещение, создающее эффект сияния, разлитого блеска, фокусировка на лицо, резкие контрастные тона. Это все способствовало превращению тела в товар, «объективации тела», создавая эффект гладкой невидимой упаковки, и позволяло обеспечить легкое тиражирование образа в от­крытках (Уиллис-Тропеа 2015).

Второй телесный эталон — молодая худенькая девушка с параметра­ми 90-60-90 — появился в 1960-е годы. Во время молодежной и сексу­альной революции на модной арене впервые заявили о себе подростки во главе со знаменитой Твигги. Заметим, что современные «фотомо­дельные» стандарты стройности восходят именно к 1960-м годам, когда выросло первое поколение, способное бравировать своим благополу­чием — делать акцент на том, что они недоедают не в силу необходи­мости, а по собственному желанию. До сих пор этот канон действует в массовом сознании как императив, хотя сейчас благодаря таким мо­делям, как Софи Даль, Летиция Каста, Тара Линн, Кэндис Хаффин, постепенно преодолевается культ худого тела.

 

Фотошоп: направления корректировки

Не так давно редакция интернет-журнала Wonderzine пошла на экспе­римент: редакторы выступили в качестве подопытных кроликов, про­демонстрировав на собственном примере, как ретушируются фото­графии с помощью фотошопа. Были представлены сырые фотографии «до» и гламурные «после» и варианты с рабочими замечаниями. В ос­новном члены редколлегии отнеслись к своим отретушированным портретам с пониманием и иронией. Оценивая работу ретушеров, главный редактор Wonderzine Ольга Страховская задумалась об отно­сительности понятий «честно» и «красиво»: «Но даже в изображении этого никакого объективного „честно“ не существует тоже — зеркало врет, камера врет, everybody lies. В таком эксперименте — особенно. Ты еще до ретуши проходишь несколько стадий трансформации: сна­чала тебя красит профессиональный визажист (на самом деле сначала накануне ты выпиваешь лишний бокал), потом тебя ставят в студию и определенным способом подсвечивают, потом фотограф выбирает один ракурс из примерно сотни, в которых нас видят со стороны. И все равно получается то, что получилось»⁵.

В отдельной публикации редактор красоты Wonderzine Маша Ворслав выделила несколько наиболее типичных корректировок в жур­нальной съемке:

1. Идеально-ровная линия роста волос, пробор в виде прямой линии. Убирают лишние волоски.
2. Идеально белые белки глаз, чтобы снять эффект «красных глаз».
3. Гладкая носогубная складка, которая выдает и возраст, и степень ухоженности кожи. «Умело обработанная носогубная складка мгно­венно омолаживает лицо на снимке».
4. Идеальные подмышки, без признаков растительности, с туго натя­нутой кожей.
5. Идеально выровненные линии рук, без малейших очертаний бицеп­сов и трицепсов.
6. Неестественно острый локоть.
7. Симметричные и абсолютно округлые груди и соски: «при природ­ной асимметрии — левую грудь могут скопировать, отразить по го­ризонтали и вставить вместо правой, а также сделать идеальные окружности, словно очерченные циркулем».
8. Силуэт фигуры — «песочные часы с ярко выраженным сужением в области талии». При общей ставке на худощавое тело подобный силуэт едва ли достижим, поэтому моделям рекомендуют изобра­зить легкий наклон, чтобы продемонстрировать талию.
9. Идеально круглые колени и симметричные, с ровными пальцами, ступни (Ворслав 2014).

Результат работы ретушера — идеально-кукольное тело куклы Барби, проекция гламурного идеала на реальные человеческие тела. В ка­кой-то мере это можно сравнить с правкой текста, которую произво­дит редактор гламурного журнала, подгоняя живой авторский текст под стереотипы глянцевого письма: в обоих случаях даже применяется один и тот же термин «приглаживание», «пригладить». В обоих случа­ях убирается «лишнее»: литературный редактор сокращает лексиче­ские повторы, длинноты, меняет неудачные стилистические обороты. Типичные команды для фоторетушера (или фотошопера?) — «подхудить», «убрать морщинку», «убрать лишние волоски», «подровнять цвет», «поправить силуэт одежды», «заполнить дырки в прическе».

 

Гладкая оболочка

Нам уже приходилось писать о том, что «коммерческое задание по обработке снимка весьма жестко отсекает все „лишние“ проявления телесности, превращая тело в гладкую непогрешимую оболочку, иде­альный фон для рекламы того или иного модного или косметического продукта» (Вайнштейн 2014). Сошлемся на ранее сделанные выводы: «Это можно сравнить с ролью соуса, которым покрывают блюда, что­бы придать им „глянцевый“ вид для фотографий в журналах по га­строномии», что в свое время описал Ролан Барт (Барт 1996: 170–172). В подобных ракурсах тело приобретает визуальную замкнутость, за­вершенность, напоминая запечатанную товарную упаковку. Можно анализировать эту работу в терминах оппозиции Природа/Культура, когда репрессированная природная телесность с ее волосами, жидко­стями, всяческими неровностями и выпуклостями устраняется и на ее место триумфально приходит закругленно-гладкий продукт — оформ­ленная по всем правилам репрезентация тела, предназначенная для потребления в системе глянцевой культуры.

Нарушение этого гладкого телесного контура, как правило, воспри­нимается как неприличие, скандальное проявление репрессированной Природы. В таких случаях в англоязычных текстах нередко использу­ется глагол «протекать» (англ. to leak). Этим термином можно описать все негласные нарушения канона гламурной красоты. Это типичный пример того, как тело невольно «протекает», и из этой же серии — все другие «неуместные» в глянце проявления телесности — кровь, слюна, пот, сопли, слезы, жир, складки, прыщи…» (Вайнштейн 2014).

Это также совпадает с тенденцией объективации женского тела: те­ло уподобляется вещи. Между тем «наибольшим успехом пользуются изображения блестящих и гладких предметов» — отмечает Бор Стенвик (Стенвик 2016: 374).

 

«Ужасы фотошопа»

В 2011 году американская мед ицинская ассоциаци я п редупреж да ла, что отретушированная реклама наносит ущерб здоровью потребителей, создавая нереалистичные идеалы. В качестве примера указывалось, что в природе не существует человеческих тел, у которых размер талии меньше, чем размер головы. Но естественные пропорции меньше всего заботят мастеров фотошопа. А в ряде случаев они «перебарщивают», и в результате получаются абсурдные снимки. Феминистический сайт Jezebel одно время вел постоянную рубрику Photoshop horrors⁶. Пере­числим кратко некоторые примеры из этой рубрики: –  выпадающие части тела — на фото из рекламы Ann Taylor LOFT: отсутствует кусок тела выше талии с одной стороны; –  на рекламе духов Кристины Агилеры — неестественное выверну­тое положение руки, глубокие темные тени-провалы в области шеи и бюста справа, патологическое запястье, напоминающее второй локоть и, наконец, невероятно суженная коленка (очевидно, в ней отсутствует коленная чашечка); –  по небрежности фоторедактора китайского Vogue (июнь 2012) гол­ландская модель Даутцен Крус лишилась правой конечности, впро­чем, и правой руки тоже не видать. На снимке у модели попросту отсутствует нога целиком. Фотограф — Сольве Сундсбо, известный своим злоупотреблением фотошопом; –   в сентябрьском номере Vogue 2011 года была помещена фотография Кейт Мосс с восьмилетней дочерью, только при этом несчастная Лила Грейс лишилась нескольких пальцев на левой руке. Между тем автор снимка — известный фотограф Марио Тестино, который, очевидно, недоглядел в процессе постобработки снимка; –  на рекламе геля для душа Mango Mandarin в центре фигурирует некая странная лишняя часть тела — чья-то коленка? — которую страстно обнимает модель…

Проблемы с фотошопом уже стали такой притчей во языцех, что по­служили поводом для иронической рекламы шоколадных батончиков Snickers: «Фоторетушеры всё путают, когда они голодные». Этот сни­мок был размещен в Sports Illustrated. На рекламе изображена девушка с «лишней» рукой на плече и пупком на уровне груди. На фотографии также можно разглядеть две серьги вместо одной, оборванную цепоч­ку кулона, лишнюю прядь волос, свободно плавающую в воздухе от­дельно от головы, не говоря уж о том, что у модели одна рука меньше другой, разные глаза и груди неодинакового размера.

 

Лучший в мире крем от морщин

Несколько лет тому назад в интернете стали циркулировать юмори­стические снимки под девизом «Лучший дневной крем от морщин — Adobe Photoshop». В этом проекте были задействованы изображения Мадонны, Элизабет Тейлор и других знаменитостей. В итоге получался коллаж, совмещающий две половинки лица — до и после обработки их снимков фотошопом. Различие было настолько сильным, что дела­ло отретушированные лица почти неузнаваемыми. Сами ретушеры постоянно сравнивают свою работу над фотографиями с повседнев­ным использованием косметики: ведь если женщины подкрашива­ются перед выходом в люди, то «где тогда этическая разница, замазан прыщ тональным средством или кистью в графическом редакторе?»⁷. При таком внешне невинном раскладе получается, что дамы якобы усердно «ретушируют» свою внешность, а уж профессионалы скром­но доводят эти усилия до конца. Некоторые рекламы так и строятся на параллели между косметикой и фотошопом — так, тональный крем The Еraser компании Maybelline подан на снимке как графический редактор, убирающий морщины аналогично фотошопу.

 

Типичный скандал

За последние годы участились скандалы, связанные с применением фотошопа. Например, известная модель Коко Роша публично заяви­ла протест против своих фотографий на обложке бразильского Elle. Проблема заключалась в том, что, по словам модели, «фотографию отретушировали так, будто я позирую в откровенном платье на голое тело — а это однозначно не та степень обнажения, к которой я гото­ва. Я не давала на это ни устного, ни письменного согласия, и я край­не разочарована поведением команды». На первом снимке еще мож­но различить платье телесного цвета, которое надето на тело, однако на обложке этот чехол уже полностью отсутствует. Коко Роша заяви­ла, что принципиально не снимается в обнаженном виде, и это было оговорено в ее контракте.

 

Случай Лены Данэм

В 2014 году известная комедийная актриса Лена Данэм снялась для об­ложки американского Vogue, однако поклонники актрисы были сильно разочарованы, «не узнав» ее из-за сильной ретуши. Список изменений внешности Лены в результате обработки снимка фотошопом выглядит достаточно внушительно:

–  плечо и задняя часть шеи срезаны, чтобы добиться эффекта удли­нения шеи; –  удалены морщины около рта; –  линия челюсти сделана более удлиненной; –  изменена зона декольте, закрыта подмышка; –  талия и бедра сужены и сделаны более гладкими; –  удалены тени и ямочки в районе локтей; –  руки стали выглядеть более гладкими.

Как видим, внешность Лены претерпела значительные изменения. Уже знакомый нам сайт Jezebel уплатил 10 000 долларов за изначаль­ные снимки Лены, не прошедшие обработку. Разница была налицо! И в данном случае автором снимка была знаменитая Энни Лейбовиц, которая решила представить Данэм в образе ее героини Ханны из се­риала Girls. Вместе с Леной Данэм снялся ее партнер по сериалу Адам

Драйвер. Примечательно, что ему повезло гораздо больше: его лицо и тело остались практически нетронутыми (так же как и облик соба­ки на снимке). Это связано с тем, что именно женское тело в культуре является объектом «редакторских поправок», поскольку по традиции воспринимается как объект коммодификации. Однако в случае Лены Данэм, которая не является профессиональной моделью и зарабаты­вает на жизнь актерским трудом, блистая своим остроумием, такой стандартный подход был (мягко говоря) неожиданным.

 

Протесты против фотошопа

По мере нарастания публичных скандалов по поводу «ужасов фото­шопа» неуклонно набирает обороты движение против фотошопа. Возникает новая мода на естественность: подлинная неприкрашен­ная внешность оказывается интереснее в глазах зрителей. Одним из первых симптомов этих изменений в сфере макияжа с 2014 года стал акцент на естественные брови вместо выщипанных «ниточек». Нега­тивная реакция на искусственную, виртуальную красоту начинает все больше прослеживаться среди обычных женщин. Первыми в этом ряду оказались женщины поколения беби-бумеров, которые обнаружили, что после обработки снимки перестают отражать индивидуальность и все модели приобретают стандартный застывший вид. Не только обычные женщины, но и модели стали вывешивать свои фотографии в естественном виде, включая, к примеру, волосы под мышками или видимые прыщи на коже.

Австралийский сайт MamaMia недавно провел кампанию Body Positive, в рамках которой женщин просили вывешивать свои снимки без макияжа. Редакторы сайта предлагали делать фотографии не только лица, но и тела, «а также отдельных частей тела, которыми вы горди­тесь или которых вы стесняетесь». Были и такие задания, как сфотогра­фироваться после спортивных тренировок или сделать снимок тела по­сле рождения ребенка. Авторы проекта хотели сделать акцент на теле в действии, а не на его внешних характеристиках. Особенно трудным для всех оказалось последнее задание — пересказать обидные коммента­рии по поводу своего тела и затем сделать пост с фотографией именно этой части тела. Этот «челлендж» был задуман для того, чтобы участ­ницы могли избавиться от груза негативных воспоминаний о былых обидах и «реабилитировать» собственное тело в своих глазах. Реакция на проект Body Positive была удивительно теплой, причем как со сто­роны зрителей, так и участников. Программная концепция проекта

заключалась в том, чтобы создать новое понимание «нормальности»: «Новая нормальность — разнообразная, интересная и РЕАЛЬНАЯ. В новом понимании нормы мы рассматриваем тело с точки зрения его умений и действий, а не внешних данных»⁸.

Развивая эту проблематику, в 2016 году был снят документальный фильм «Embrace». Режиссер Тарин Брамфитт брала интервью у жен­щин, анализируя их отношение к образу своего тела в связи с нереа­листичными рекламами. Фильм был отмечен на Сиднейском кинофе­стивале и сейчас пользуется большим успехом.

 

Реакция знаменитостей

Некоторые звездные актрисы также восстали против изменения своих снимков и начали вывешивать онлайн свои фотографии без ретуши. Они обратились с просьбами в журналы убрать их отретушированные снимки. Кейт Уинслет, Эмма Томпсон и Рэйчел Вайс выступили с про­граммными заявлениями: «Люди, которые выглядят совершенными, не кажутся сексуальными или особенно красивыми», — сказала Кейт Уинслет, а Эмма Томпсон констатировала: «В наше время даже шести­десятилетние стремятся выглядеть на тридцать».

В последнее время многие фото знаменитостей служат предметом дискуссий. Так, недавние снимки Хлои Кардашьян для обложки жур­нала Complex сочли результатом фотошопа. Чтобы опровергнуть эти подозрения, Кардашьян опубликовала тот же снимок в «нетронутом» виде, чтобы все убедились: фотошоп был использован минимально, только для коррекции распределения тени и света. Самое главное — контуры ее тела не были изменены (her body wasn’t altered). В данном случае это служит решающим отличием, однако вопрос заключается в степени изменения и критериях, а эти границы достаточно подвиж­ны. Проницательные комментаторы отметили в этой истории важную тенденцию: «Да, ретуширование — часть работы над любым снимком»⁹. Означает ли это, что минимальный фотошоп мы сейчас воспринимаем как нечто само собой разумеющееся? Очевидно, да.

Рамер Уиллис, старшая дочь Брюса Уиллиса и Деми Мур, недавно заявила протест против публикации ее фотографий в Vanity Fair, на которых была существенно уменьшена ее челюсть. Рамер назвала это формой обидных дразнилок (bullуing) и подчеркнула, что довольна своей внешностью и не нуждается в подобных «редактурах». В каче­стве доказательства она привела обычное селфи в своем «Инстаграме».

Аналогичная история совсем недавно случилась с американской ак­трисой Зендаей. Она тоже вывесила в «Инстаграме» свое селфи после того, как журнал Modeliste разместил ее фото со значительными кор­ректировками: бедра и талия были сужены, цвет кожи стал светлее. «Я была в шоке, когда обнаружила, что мое тело девятнадцатилетней девушки — бедра и торс — подверглись таким манипуляциям»¹⁰. Под­писчики «Инстаграма» Зендаи, сравнивая оба снимка, единодушно за­метили, что селфи без фотошопа выглядит гораздо лучше.

Как видим, постепенно протест против фотошопа становится пока­зательным трендом, а в некоторых случаях — даже рекламным при­емом. Бельевой бренд Aerie значительно увеличил продажи, отказав­шись от применения фотошопа в своей рекламе. После публикации снимков реальных тел — с родинками, татуировками и всевозможными «неправильностями» — бренд стал более коммерчески успешным — покупатель откликнулся на более честную рекламу.

 

Законодательные инициативы

В истории есть неоднократные примеры законов, регулирующих моду. Можно вспомнить знаменитые законы о роскоши — попытки юриди­чески регулировать моду в Средние века. Впрочем, тут же всплывают примеры неповиновения законам, нарушений и хитрых оправданий.

27 марта 2014 года в палате представителей конгресса США был предложен билль «Правдивость в рекламе» (Truth in Advertising Act). Этот документ предусматривал «стратегию сокращения в рекламе образов, содержащих измененные физические характеристики лица и тела изображенных индивидов»¹¹. В тексте билля указывается, что за­конодательство о критериях истины в рекламе не менялось с 1983 года и настало время привести его в соответствие с требованиями новой компьютерной эпохи.

Предусматривалось использовать рекомендации экспертов для ка­тегорий, подверженных высокому риску, — молодежи, детей и т.д. В 2014 году этот билль не прошел; в 2016 году была сделана вторая по­пытка, и на этот раз дело продвинулось дальше. В данный момент билль еще не утвержден и находится на рассмотрении комитета конгресса — это только первая стадия продвижения. Согласно биллю о «Правдиво­сти в рекламе» 2016 года, Федеральная комиссия по торговле (FTC) бу­дет обязана представить в конгресс доклад о ситуации с визуальными изображениями, которые вводят в заблуждение потребителей и нано­сят ущерб здоровью, создавая нереалистичные представления о теле за счет компьютерной обработки. Конечная цель билля о честной рекла­ме — создать правовой механизм отслеживания изменений в результа­те постобработки, таких как устранение возрастных признаков, транс­формации физических размеров моделей, пропорций и цвета кожи.

Аналогичный закон уже был принят в декабре 2015 года во Фран-ции¹². Согласно этому закону, на фотографиях должно быть указано, что они подвергались ретушированию или были обработаны фотошо­пом (штраф за неисполнение этого требования составляет 37 500 евро). Второе нововведение — модели, работающие во Франции, обязаны представить медицинскую справку о состоянии здоровья, в которой, в частности, должен быть указан индекс массы тела и дано заключение о возможности профессиональной занятости в модельном бизнесе. При отсутствии подобной справки налагается штраф в 75 000 евро. Новый закон направлен на борьбу с анорексией и расстройствами пищева­рения среди молодежи. И хотя во Франции насчитывается от 30 000 до 40 000 больных анорексией, представители модельных агентств, комментируя новый закон, оспаривали связь между анорексией и об­разами истощенных моделей, отстаивая тем самым свои корпоратив­ные интересы¹³.

Были и попытки изменить существующее положение дел за счет общественных петиций. На сайте Change.org, на котором выдвигают­ся петиции и собираются подписи, не раз возникала эта тема. В свое время привлекла внимание петиция «Помогите создать позитивные перемены для девушек, сокращая применение фотошопа в журна-лах»¹⁴. Ее авторы — фоторедакторы известных глянцевых журналов. В тексте петиции говорилось: «Чрезмерная обработка снимка не дает представления о реальных женщинах, и мы чувствуем, что настало время изменить эту ситуацию. Мы хотим видеть снимки на обложках и съемки, которые не меняют и так совершенные тела женщин, не сти­рают морщинки или индивидуальные черты, которые делают их по-настоящему прекрасными. Уберите прыщики или выбившийся волос, но оставьте им их прекрасную естественную красоту! –  69% девочек отметили, что образы журнальных моделей влияют на их идеал совершенной формы тела, однако тип тела, фигуриру­ющий в рекламе, свойственен только 5% американских женщин; –  47% девочек в 5–12 классах хотят похудеть из-за журнальных кар­тинок; –  с 2006 по 2013 год число женщин, попадающих в канадские больни­цы с проблемами расстройства питания, оставалось неизменным, за одним исключением: в группе девочек от 10 до 19 лет их доля уве­личилась на 42% за последние два года (по данным канадского Ин­ститута здоровья)».

Эта петиция на Change.org собрала 4927 подписей, сейчас она за­крыта. Необходимо было собрать 10 000 подписей.

Более успешной оказалась петиция четырнадцатилетней девочки Джулии Блум, которую она адресовала редакции журнала для под­ростков Seventeen. В своей петиции «Журнал Seventeen, дайте де­вочкам изображения настоящих девочек!» на Change.org в апреле 2012 го да Джулия Блум просила давать в журнале хотя бы раз в месяц один разворот со снимками без фотошопа¹⁵. Главный редактор журна­ла Анна Шокет пригласила Джулию и ее маму для беседы, после чего просьба была удовлетворена. Эта петиция собрала более 86 000 под­писей. До сих пор журнал Seventeen раз в месяц дает один разворот со снимками без фотошопа.

Один из самых интересных случаев в этой сфере касается кон­церна Dove, который выступил с кампанией «За реальную красоту» еще в 2004 году. С тех пор эти фотографии обычных женщин, от­нюдь не модельной внешности — полных, пожилых, веснушчатых и др., — стали классикой и вошли в историю рекламы. Однако позд­нее выяснилось, что даже эти снимки были сделаны с применением фотошопа. Постобработку снимков делал известный ретушер Па­скаль Данжен, который рассказал журналу New Yorker: «Вы знаете, сколько пришлось делать ретуширования для этого проекта? Но это была интересная задача — представить кожу и лица так, чтобы был виден „пробег“ (showing the mileage), но одновременно, чтобы они не утратили привлекательность»¹⁶. После этой публикации последо­вало несколько противоречивых и туманных заявлений от Dove, ко­торые не развеяли окончательно сомнения аудитории. А в 2014 году на том же сайте change.org появилась петиция «Попросите Dove за­щитить наших детей от рекламы и образов красоты с применением фотошопа»¹⁷. Эта петиция набрала 9877 подписей, не дотянув толь­ко 123 до 10 000. Автор петиции, Сет Матлинс, отец двух детей из Лос-Анджелеса, обратился к Dove как к прогрессивной компании, прославившейся своей рекламой «За реальную красоту», с просьбой не вывешивать рекламу с применением фотошопа в тех местах, где ее могут видеть дети. Кроме того, Сет Матлинс просил честно указывать с помощью специального лейбла Truth In Advertising, что в рекламе использовался фотошоп.

Однако в ответ компания Dove ограничилась общим заявлением о том, что компания всегда старается сохранить все особенности формы лица, цвета кожи, возрастные изменения и т.д. И по поводу предложе­ния специально отмечать рекламу с применением фотошопа концерн Dove предпочел промолчать…

Уже цитированный выше французский философ Жан Бодрийяр при­думал ныне знаменитое понятие «симулякр» — недостоверная копия, знак, который не отражает реальность. В целом Бодрийяр выделяет четыре формы взаимоотношений знака и реальности:

1. образ отражает базовую реальность;
2. образ маскирует и искажает ее;
3. образ маскирует отсутствие базовой реальности;
4. образ не имеет никакого отношения к реальности; он является чи­стым симулякром самого себя (Baudrillard 1992: 152–153). Относительно четвертой формы — собственно симулякров — Бо-дрийяр замечает: «Симуляция всегда опасна, поскольку она предпо­лагает, что закон и порядок сами являются не более чем симулякрами» (Ibid.: 157). Именно поэтому попытки регулировать применение фото­шопа с помощью закона или встречают сопротивление, или же приме­няющие легко уходят от ответственности, отмалчиваются или беско­нечно играют словами. Паскаль Данжен, который сначала откровенно рассказал, как он убедительно изобразил «пробег», затем фактически взял свои слова обратно, после того как из-за его интервью поднялся скандал. В обществе, где подделки и искажения становятся нормой, утрачиваются даже такие «жесткие» критерии, как телесная целост­ность или финансовые затраты. Это как раз пример критических со­мнений, о которых говорилось в начале статьи.

Основная трудность здесь — сохранить критерии. А они неизбеж­но размываются при постоянном точечном колебании между прав­дой и ложью. Как замечают нейробиологи Н. Гарретт, С. Лаззаро, Д. Ариэли и Т. Шарот, «нечестность — неотъемлемая часть нашего социального мира, начиная от финансового мира и политики и кон­чая личными отношениями» (Garrett, Lazzaro et al. 2016). Свои выводы ученые подкрепили исследованиями и экспериментами, доказывая: наш мозг постепенно привыкает к нечестности, если мы постоянно сталкиваемся с небольшими проявлениями лжи. Эта особенность под­держивается за счет особого функционирования участка мозга под на­званием миндалина (amygdala): когда испытуемый решался на ложь в первый раз, миндалина реагировала активно, но с каждой новой ложью ответная реакция становилась слабее. («Возможно, мы так же привыкаем к проявлениям жестокости», — замечает комментатор (Psychologies 2016: 36).)

Образы, измененные с помощью фотошопа, балансируют на грани симулякра. Граница прозрачна: изначально зритель предполагает, что образ «отражает базовую реальность», но затем выясняется, что имеет место маскировка и искажение, а то и вовсе «отсутствие базовой реаль­ности». Еще в 1992 году аналитики предупреждали: «Скоро появятся люди, которые будут неспособны отличать электронно измененные снимки от нетронутых» (Lasica 1992: 194). Опасность симулякра состоит в незаметной подмене, которая смещает критерии, размывая границы между реальностью и сконструированным образом. Художники фото­шопа, если они занимаются чистым творчеством, производят на свет симулякры четвертого порядка, но как быть потребителю, если надо, допустим, принять информированное решение о покупке в интернет-магазине на основе виртуальной картинки? Как быть родителям юных девочек, которые худеют во вред здоровью, ориентируясь на реклам­ные симулякры? Или как быть людям, которых общество подозревает во лжи из-за изменений внешности хирургическим путем?

 

Пластика: подозрение во лжи

Пластическая хирургия — еще одна площадка постоянных дискуссий о подлинности и лжи. «Хирургическое вмешательство с целью создать красоту — обман… Мы словно утрачиваем культурный идеал, особенно если мы больше не в состоянии отличить фальшивое от настоящего», — считает норвежский автор Бор Стенвик (Стенвик 2016: 370).

Особенно ярко проявляется отмеченная закономерность, когда речь идет о пластических операциях знаменитостей. Здесь завеса секретно­сти обычно особенно плотна, и журналистам остается строить догадки или прибегать к консультациям экспертов, чтобы определить, была ли пластическая операция. Сплошь и рядом знаменитости отрицают факт операций, и узнать правду почти невозможно.

Большинство зрителей неблагоприятно воспринимают пластиче­ские операции звезд по двум причинам. Первая — привычка к уз­наваемому облику известных актрис. Меняя образ, они обманывают устоявшиеся ожидания, нарушают предсказуемость. Многие зрите­ли наверняка полюбили их именно за определенный тип внешности, и в таком случае попытка изменить себя воспринимается как наруше­ние сложившихся отношений кумира и публики, разрыв негласного социального контракта. Тогда пластическая операция трактуется как подмена старого «настоящего» облика новым, поддельным: вместо лица предлагается «личина». Это еще один повод для подозрений, по ана­логии с фальшивой красотой, достигнутой благодаря косметике и прочим «уловкам».

Вторая причина сложнее и не всегда осознается большинством зри­телей. При пластической операции нарушается целостность тела, ис­кажается изначальный образ человека. В рамках христианских воззре­ний, согласно Библии, человек создан по образу и подобию Божьему, и оттого изменение внешности трактуется как потеря духовной целост­ности, препятствуя возрождению души после смерти. Следуя той же логике, консервативные критики и религиозные фундаменталисты частенько недолюбливают авангард в искусстве.

Показателен случай актрисы Рене Зеллвегер — в октябре 2014 года она впервые появилась на публике с неузнаваемым лицом. Коммен­таторы сразу отметили, что ее новый облик — результат нескольких пластических операций, наиболее значительной из которых являет­ся блефаропластика (изменение формы верхних и нижних век). Дело в том, что Рене унаследовала «восточный» разрез глаз от своей ма­мы-норвежки, в чьей родословной числятся саамы и квены, малые на­родности Севера. Узкие глаза и широкие скулы отличали внешность Рене от стандарта красоты европейского типа. Стерев этнический ак­цент в своей внешности, Рене Зеллвегер влилась в ряды голливудских «Барби». А ведь в свое время она запомнилась в своей самой успешной роли Бриджит Джонс не в последнюю очередь благодаря непохоже­сти на других звезд. Неудивительно, что подавляющее большинство зрителей восприняли перемены во внешности Рене резко отрицатель­но: «Она была настолько красивее и интереснее»; «Лучше выглядела до пластики»; «Не нуждалась в пластических операциях» — таков был «глас народа» в интернете.

Масла в огонь подлила сама Рене, упорно отрицая факт пласти­ки, что вывело из себя самых преданных поклонников: «Зачем врать по поводу очевидных вещей?» Многие высказывали опасения, что те­перь Рене потеряет ряд перспективных ролей, и сравнивали ее судьбу с судьбой Майкла Джексона, который, сделав ряд пластических опе­раций, утратил симпатии значительной части своей аудитории, пре­жде всего африканцев, и его карьера быстро пошла на спад. Но мало кто делает выводы из «уроков истории».

Сфера пластической хирургии также подвержена моде: «Носы Дай-монда» вышли из моды и их сменили «носы Розенберга» (названные так в честь пластических хирургов, разработавших эти модели носа). Человеческое лицо стало объектом моды. Если прежде в моде были лица худые и подтянутые, то последняя новинка — так называемое «новое новое лицо» (The new new face) — обладает более детскими чертами, что требует больших усилий со стороны пластических хи­рургов. Сейчас они не ограничиваются обычной подтяжкой лица: лицевые мышцы необходимо слегка поднять вверх и создать заново контур, чтобы лицо слегка напоминало детское» (там же). Таким об­разом, влияние моды в сфере пластической хирургии вносит допол­нительный фактор относительности, указывая на подвижность кано­нов красоты и в этой сфере.

Пластические операции, так же как и ретуширование фотографий, создают еще одну зону «неразрешимости» и сомнений, размывания идентичности (особенно в случаях отрицания фактов пластических операций). Однако различие здесь состоит в том, что в данном случае речь идет уже не о репрезентации, а собственно о теле, которое испо­кон веков считалось последней реальностью. Как отмечает Бор Стен-вик, «в нашем представлении человеческое тело подобно природе или золоту — оно залог подлинности, однако в наше время мы, разгляды­вая чье-то лицо, почти не можем определить, настоящее оно или же это плод стараний пластического хирурга» (там же).

Заметим, что в результате пластической операции лица, как правило, становятся более унифицированными, утрачивая индивидуальность. Воспроизводится модный на данный момент канон красоты. И здесь срабатывает аналогия с судьбой произведения искусства в эпоху техни­ческой воспроизводимости: по мысли Вальтера Беньямина, репродук­ция выводит уникальное творение из лона традиции и оно утрачивает свою подлинность и свою ауру, и в результате меняется структура чув­ственного восприятия (Беньямин 1996: 17–25). В этой новой структуре восприятия стандартные лица, объекты массовой репродукции, уже ста­новятся частью привычного постмодернистского визуального пейзажа.

Тем не менее при всей обыденности пластики в традиционных обще­ствах попытки женщин переделать свою внешность зачастую становят­ся поводом не только для прямых обвинений во лжи, но и для судебных процессов. Бор Стенвик приводит такую историю:

«В 2012 году одна из китайских новостей вдруг обошла весь мир: в интернете и на экранах телевизоров замелькали сообщения о Цзянь Фэне, подавшем в суд на собственную супругу и выигравшем иск на 75 000 дол ларов. Увидев, какого „на редкость уродливого“ ребенка жена ему родила, китаец обвинил ее в неверности, однако оказалось, что она обманула его по-другому. На самом деле еще до знакомства с будущим мужем женщина неоднократно ездила в Южную Корею, где перенес­ла ряд пластических операций, общая стоимость которых составила 100 000 долларов. Обманутый супруг обвинил жену в предоставлении ему ложной информации о себе, и суд принял сторону истца».

Сообщения сопровождались фотографиями женщины, сделанны­ми до и после операций. И если на первом фото глаза у нее были ма­ленькими, а из-за полуприкрытых губ виднелись кривые выпираю­щие зубы, то со второго снимка на нас смотрела волоокая красотка с чувственным ртом. Возмущению комментирующих не было конца: еще бы, бессердечный отец обрек на страдания несчастного ни в чем не повинного ребенка… Впрочем, некоторые все же оправдывали та­кой поступок, ведь как ни крути, а китайца облапошила собственная жена» (Стенвик 2016: 13).

 

«Моя цель — показать миру, что я не подделка»

Другая сфера, где наиболее часто высказываются критические сомне­ния в телесной подлинности, — отношение к людям, которые сдела­ли операции по перемене пола. Этим новым андрогинам тоже часто приходится доказывать, что они — «не подделка».

В моде андрогинность периодически проявлялась и раньше — доста­точно вспомнить типаж la gаrçonne 1920-х годов, Марлен Дитрих, обо­жавшую брючные костюмы, или угловатого подростка Твигги. Среди знаменитостей последних десятилетий прекрасные андрогины — Дэвид Боуи, Тильда Суинтон, Энни Леннокс. (Кстати, Дэвид Боуи в 2013 году выпустил песню The stars are out tonight, в которой как раз обыгрывается тема андрогинности — в видеоклипе он снялся в компании Тильды Суинтон, Андрея Пежича и Саскии де Брау.) Однако если раньше это были маргинальные тенденции, то сейчас интерес к трансгендерным моделям неуклонно возрастает.

В 2014 году манекенщица Джина Росеро была приглашена высту­пать в Белом доме с речью о проблемах трансгендерных людей в со­временном обществе. Незадолго до этого ее лекция на ТЕD, в которой она рассказала о своем решении переменить пол, собрала 2,6 миллиона просмотров. Чем это можно объяснить? Причина подобной неожидан­ной популярности и престижных приглашений в том, что благодаря идеологии разнообразия (diversity) нынешнее западное общество уде­ляет особое внимание всем категориям ранее «обиженных» — и в том числе людям, чей биологический пол не совпадает с психологическим. А мода, с ее программным вниманием к новым трендам, незамедли­тельно реагирует на все изменения в социуме — и вот уже пара лет, как все больше трансгендерных моделей триумфально вышагивают по подиуму: Саския де Брау, Кармен Каррера, Хари Неф — с каждым годом их число растет.

Самая знаменитая трансгендерная модель — Андреа Пежич, бывший мужчина родом из Боснии (которого раньше звали Андрей), сделавший в 2014 году операцию по перемене пола. До этого Пежич успел высту­пить на показах мужских и женских коллекций Жан-Поля Готье, кото­рый доверил ему в 2011 году финальную роль «невесты», снялся на об­ложке французского Vogue и в рекламе пуш-ап бюстгальтеров. Многие предсказывали Андреа/Андрею закат карьеры после операции, ведь теперь, превратившись в женщину, он утратил уникальность трансген-дерной модели и стал одним из многих (и, следовательно, обрек себя на более жесткую конкуренцию). Однако недавно, в 2015 году, зелено­глазая эффектная блондинка Андреа сделала смелый шаг: в интервью Vogue откровенно поведала миру о своей операции. «Моя цель — по­казать миру, что я не подделка… После операции я впервые ощути­ла себя цельной (complete — завершенной)» — заявила она. А чтобы внушительно завершить свою всенародную исповедь, с помощью сай­та Kickstarter Андреа собрала 63 325 долларов на съемки документаль­ного фильма о своей трансформации. Сейчас Андреа — новое лицо марки Make Up Forever.

Среди собратьев или, вернее, сестер Андреа по трансгендерному ам­плуа царит великое разнообразие ролей. Эрика Линдер, удивительно похожая на Леонардо ди Каприо, участвует и в мужских и в женских показах и запустила свой бренд одежды в стиле унисекс. Есть и такие случаи, когда женщины переходят в мужской «лагерь»: Эллиот Сей-лорс долгое время демонстрировала женскую одежду, но затем отре­зала свои светлые кудри, перетянула грудь и стала моделью на муж­ских показах. По словам Эллиот, она решилась на такой шаг, чтобы продлить свою карьеру. Когда она появляется на публике с мужем, их нередко принимают за гей-парочку.

В России популярность трансгендерных моделей не столь велика, однако этот тренд успешно представляет рыжеволосый Данила Поля­ков, который с легкостью перевоплощается на подиуме то в мужчину, то в женщину, попутно соединяя профессии модели международного класса, телеведущего и танцора.

«Размягчение» гендерных норм (gender-bending) отражается и в ди­зайне одежды: сейчас во многих коллекциях и маститых дизайнеров (Mark Jacobs), и молодых (бренды Vaquera, Vejas, Gypsy sport) отчетли­во прослеживается тенденция унисекс. Даже гигант масс-маркета Zara в 2016 году выпустил подборку гендерно-нейтральных вещей Un gen­dered. В мужских коллекциях появляется все больше вещей с женским уклоном, и наоборот — дамы смело узурпируют мужские предметы гардероба. Эта тенденция не такая уж новая, еще в 1985 году Жан-Поль Готье сделал коллекцию с мужскими юбками «Гардероб для двоих» (Une garde-robe pour deux). В 2003–2004 годах в Метрополитен-музее состоя­лась знаменитая выставка «Смельчаки: мужчины в юбках» (Bravehearts. Men in skirts). Но вот в последние два года число мужских коллекций с деталями женской одежды заметно увеличилось, и более того, эта мода стала активно воплощаться в реальные одежные решения.

Все эти изменения, конечно, шире, чем только процессы в моде. Тренд андрогинности отчасти поддерживается за счет японской попу­лярной культуры: не случайно многие персонажи в японских жанрах манга и аниме имеют андрогинную внешность, а звезда японского рока Гакт прославился своими сценическими экспериментами с образами женственности в стиле visual kei¹⁸.

В 2014 году компания Amazon запустила сериал Transparent. Это история про мужчину, которой осознал свою женскую сущность и в 70 лет раскрывает тайну своей трансформации бывшей семье, в том числе трем взрослым детям. Фильм имел феноменальный успех — ис­полнитель главной роли актер Джеффри Тэмбор и режиссер Джилл Солоуэй получили премию «Золотой глобус», а в 2016 году сериал уже номинируется на премию «Эмми» во всех основных категориях.

В этом же ряду — фильм «Девушка из Дании» (The Danish girl, 2015), главный герой которого — транссексуал 1920-х годов, которого игра­ет Эдди Редмэйн. Слоган этого фильма — Find the courage to be your­self — говорит о настоящей теме, скрытой за внешними играми с гендерными ролями: то, что для зрителя является возможной подделкой, сомнительной внешней оболочкой, для самого транссексуала является подлинным «я», путь к которому лежит через осознание своей подлин­ной идентичности и телесные страдания.

 

Мода и оптическая иллюзия

Мода издавна считалась прибежищем иллюзий. Слово «иллюзия» происходит от латинского «illusio» — обман, заблуждение, но корень слова восходит к глаголу «ludere» — играть. Игра иллюзий занимала многие выдающиеся умы. Пример с оптической иллюзией «заяц или утка» подробно анализировал знаменитый мыслитель Людвиг Витген­штейн в своем труде «Философские исследования».

В последнее время разговор об оптических иллюзиях заходит все чаще. В сфере моды и интернета это становится новым трендом. Все на­чалось в феврале 2015 года, когда один из пользователей Tumblr поде­лился своим недоумением: какого цвета кружевное облегающее платье на картинке — бело-золотое или сине-черное? Вопрос мгновенно под­хватили, интернет разделился на два лагеря¹⁹. Но никто не мог досто­верно определить цвет платья, страсти накалялись. Количество откли­ков в социальных сетях зашкаливало, в интернете появились хештеги #whiteandgold, #blueandblack, #the dress, #dressgate, причем особенно популярным стал именно последний. Вскоре начали поступать сообще­ния о ссорах по поводу цвета платья в семьях и среди друзей. Не остались в стороне и знаменитости: в горячих спорах поучаствовали Ким Карда-шьян и ее муж Канье Уэст (причем мнения супругов насчет цвета платья разошлись), Джастин Бибер, Тейлор Свифт и леди Гага. За сутки тема собрала 4,4 миллиона твитов. Аналитики сравнивали скорость и мас­штаб обсуждения с распространением нового мема или медиавируса.

Однако тут в дискуссию вступили нейрофизиологи, которые несколь­ко остудили накал страстей, научно объяснив различие в восприятии за счет устройства глаза и феномена хроматической адаптации. Разни­ца в восприятии связана с индивидуальными особенностями и при­вычкой к искусственному или естественному освещению, поскольку в зависимости от этого наш мозг по-разному обрабатывает зрительную информацию²⁰. В результате было установлено, что на самом деле пла­тье — сине-черного цвета, а иллюзия возникла в связи с типом освеще­ния при съемке, а также из-за компьютерной обработки фотографии.

Естественно, что после такой вспышки бурного интереса продажи этой модели платья резко выросли, и производитель — английская фирма Roman Originals — вскоре выпустил в ограниченном количестве второй вариант дискуссионного платья — бело-золотой, чтобы никому не было обидно. Один экземпляр бело-золотого платья был выставлен на аукцион e-bay в благотворительных целях и собрал немалую сумму.

Но на этом история не закончилась. В октябре 2016 года разразил­ся очередной «дрессгейт» (термин уже успел стать нарицательным), на сей раз по поводу цвета сумки: одним сумка Kate Spade казалась белой, а другим — синей. В реальности она была голубой, во всяком случае, сам производитель обозначил этот оттенок как mystic blue… А вслед за сумкой все заговорили о волшебно меняющей цвет клетчатой рубашке… Одна из последних оптических загадок, циркулирующих по сети, — «Чем измазаны ноги: маслом или краской?»²¹. На первый взгляд кажется, что на ногах — блики от размазанного масла, но уже через пару секунд зритель видит, что это не блики, а штрихи белой кра­ски. Как пояснил автор снимка, юзер «Инстаграма» @leonardhospams, на самом деле это штрихи белой краски²².

Похоже, мы живем в эпоху иллюзий, и даже мода, создавая иллю­зию призрачной новизны и феерических преображений, на этот раз невольно послужила пробным камнем для проверки достоверности оптических образов. Но коль скоро игра иллюзий отчасти заложе­на в структуре нашего восприятия, это лишний стимул быть внима­тельным, фиксировать и анализировать возникающие зоны сомнений и «неразрешимости» вокруг нас.

В заключение зададимся вопросом: а вправе ли мы ожидать сейчас «чи­стого» и аутентичного визуального сообщения? Если речь идет о сним­ке человека, то, как мы знаем, позирование — неотъемлемый элемент даже студийной съемки, призванной создать документальный фотопор­трет. Как показала Оксана Гавришина, например, в советской студий­ной фотографии 1930-х годов налицо определенный набор заданных поз и телесных практик, отсылающий к «аристократическому телу», включая направление взгляда, жесты и осанку (Гавришина 2007). А совсем недавно в лондонском Институте Курто была проведена кон­ференция по теме «Позы тела: покой, движение и репрезентация»²³ — искусствоведы и теоретики моды неслучайно именно сейчас обратили внимание на эту проблематику.

Позирование связано с более общим фактором — «Представление себя другим в повседневной жизни» (это название классического тру­да социолога И. Гофмана). В своей книге Гофман анализирует мно­жество ситуаций, когда человек играет разнообразные социальные и житейские роли — например, гость натягивает на лицо дежурную улыбку, когда заходит в дом (Гофман 2000: 39), или, допустим, стара­тельный ученик всегда изображает внимательный вид в присутствии учителя (там же: 66).

В главе «Ложные представления» Гофман рассматривает разные случаи намеренной лжи, мистификации, обманного исполнения ро­лей и, в частности, замечает: «Но что касается женщины, то во многих социальных контекстах ее просто не поймут, если она не постарается „ложно представить“ себя более молодой и сексуально привлекатель­ной, чем она есть на самом деле» (там же: 95). Однако порой, когда жен­щина усердно пытается соответствовать императиву молодости и кра­соты, ее могут «схватить за руку» и обвинить во лжи. Так, Ким Ю-Ми, обладательницу титула «Мисс Корея» 2012 года, упрекали в том, что она выиграла конкурс благодаря сделанным ранее пластическим опе­рациям. Однако девушке удалось защититься и сохранить свой титул, спокойно признав этот факт. Она утверждала: «Я была в шоке, когда прочла газетах, будто бы я заявляла, что родилась красавицей. Я ни­когда не утверждала, что была красавицей от рождения»²⁴. Эта история во многом напоминает уже цитированный случай с китаянкой, кото­рая делала пластические операции до брака и затем скрыла это от су­пруга, но здесь есть существенная разница: Ким Ю-Ми открыто при­знавала факт пластики и, следовательно, ее нельзя упрекнуть во лжи.

Тем не менее оба случая постулируют программное недоверие к ви­димой внешности. Тут можно вспомнить, как, интерпретируя тексты С. Малларме, Жак Деррида проницательно рассуждал о том, что внеш­ность часто содержит в себе элемент видимости, устраняя различие между истиной и ложью. Толкуя понятие «фальшивая внешность», он определял ее как «подражание внешности, за которым не стоит сокрытая реальность» (Derrida 1991: 184). Это классический пример «неразрешимости» — таким образом, в парадоксальной философии деконструктивизма зримый образ — это во многом видимость, маши­на, порождающая сомнения.

«Неразрешимость» в сфере визуальных образов — эквивалент сомни­тельности многих источников информации в интернете. Некритичное восприятие информации в интернете (включая такие популярные сайты, как «википедия») нередко ведет к получению ложного знания и дальнейшему распространению ошибок. Как отмечает Бренда Де-Мартини-Сквайерс, «интернет или виртуальное браузирование, хотя и кажется быстрым и удобным, может означать долгие часы, потрачен­ные на фальстарты, отвлечения и просеивание зачастую сомнительной информации» (DeMartini-Squires 2010: 341).

Очевидно, прогресс и интенсивный поиск новизны сейчас перемести­лись в сферу новых технологий. Если раньше мода была испытательной площадкой, приоритетной сферой новизны, то сейчас необходимость постоянных изменений и беспокойство испытывают на себе пользова­тели новых технологий. В этой области идет напряженная конкурен­ция брендов, трепетно ожидаются новые модели компьютеров и мо­бильных телефонов, пользователи готовы идти на жертвы и терпеть неудобства ради престижа (не секрет, что, по мнению многих пользо­вателей, каждая новая версия IOS во многом неудобнее предыдущей). На долю одежной моды в основном остается комбинаторика и само­ирония, а наиболее интересные процессы идут на стыке моды и новых технологий — в блогосфере и социальных сетях. И на острие этих ди­намических процессов оказываются самые юные, тинейджеры и моло­дежь, с детства существующие в симбиозе с гаджетами.

Радикальное изменение заключается в том, что в эпоху технологи­ческой революции выросло поколение, которое не мыслит себя без интернета. Это поколение живет в «двоемирии»: вспомним, как в на­чале XIX века европейские романтики — Новалис, Фридрих Шлегель, Гофман — постулировали программный разрыв между миром мечты и реальности. Нынешние «техномечтатели» существуют наполовину в виртуальной реальности и с детства приучаются видеть себя со сто­роны через селфи и бесконечные посты фотографий в «Инстаграме». Они умело просчитывают эффекты разных ракурсов, мгновенно схва­тывают модные позы и трендовые выражения лица²⁵ и со знанием дела применяют фотошоп в собственных фотографиях. Благодаря этой визуальной компетентности они часто более успешны в сферах, пред­полагающих публичное самовыражение, умение управлять своим об­разом. Следовательно, постепенно появляется новая модель телесно­сти, которая формируется в немалой степени благодаря активности молодых пользователей новых медиа.

В современной культуре особо ощутима постмодернистская «чув­ствительность» — postmodern sensibility: ирония, игра, пастиш, доминирование визуальных знаков над словесными. Это мир игровых подо­бий, непрерывные подмены «симулякров», цитат и намеков. Сомнения в точности фотографий и рекламы присутствуют почти все время, соз­давая особое ощущение зыбкости, «зависания», «неразрешимости», поскольку использование фотошопа подразумевается по умолчанию. И применение программы фотошоп только выявляет, как лакмусовая бумажка, все новые зоны сомнений и «неразрешимости» в современ­ной культуре. Они обнаруживаются, как мы видели, в разных сферах: не только в фотографии с применением фотошопа, но и в пластиче­ской хирургии, в мире трансгендерных моделей, в небывалом интересе к оптическим иллюзиям. Вероятно, в нынешнюю эпоху ждать правди­вого сообщения или «чистого» факта в сфере моды и красоты вряд ли возможно. Скорее, необходимо привыкнуть к новым условиям игры: аксиоматически данному состоянию исходных сомнений.

Апория правды и лжи в сфере моды сейчас актуальна как никогда. Но когда речь идет об ответственных решениях — например, в сфере детского здоровья, идентификации личности или возможности инфор­мированного покупательского выбора, то мы уже имеем дело с про­тивоположным полюсом апории правды и лжи: требованием правды, аутентичности. В этой сфере работают протесты потребителей, движе­ние против фотошопа, мода на новую естественность, законодательные инициативы «Правда в рекламе» и петиции на Change.org. Это — по­пытки сопротивляться миру «гиперреальности»: и одновременно сиг­нал: именно сейчас игры с визуальными знаками требуют постоянной исследовательской рефлексии.

 

Литература

Барт 1996 — Барт Р. Орнаментальная кулинария журнала «Эль» // Ролан Барт. Мифологии. М., 1996.

Беньямин 1996 — Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его тех­нической воспроизводимости. М., 1996.

Бодрийяр 2000 — Бодрийяр Ж. Символические обмен и смерть. М., 2000.

Вайнштейн 2014 — Вайнштейн О. Б. Метаморфозы модного тела: горо­да и блоги // Теория моды: одежда, тело, культура. 2014. № 33. С. 11–31.

Ворслав 2014 — Ворслав М. 11 преступлений фотошопа против ана­томии // www.wonderzine.com/wonderzine/beauty/otherbeauty/199015-retouch-ep-2.

Гавришина 2007 — Гавришина О. «Снимаются у фотографа»: режимы тела в советской студийной фотографии // Теория моды: одежда, тело, культура. 2007. № 3. С. 271–284.

Гофман 2000 — Гофман И. Представление себя другим в повседнев­ной жизни. М., 2000.

Зубцова, Орасмяэ-Медер 2015 — Зубцова Я., Орасмяэ-Медер Т. Бьюти-мифы. Вся правда о ботоксе, стволовых клетках, органической косме­тике и многом другом. М., 2015.

Стенвик 2016 — Стенвик Б. Все мы врем. Как ложь, жульничество и са­мообман делают нас людьми. М., 2016.

Уиллис-Тропеа 2015 — Уиллис-Тропеа Л. Гламурная фотография и ин-сти туциализация культуры cелебрити // Теория моды: одежда, тело, культура. 2015. № 35. С. 97–118.

Фидлер 1960 — Фидлер Ф. Портретная фотография. М., 1960.

Baudrillard 1992 — Baudrillard J. From “Simulacra and Simulations” // Brooker P. Modernism/Postmodernism. London: Longman, 1992.

DeMartini-Squires 2010 — DeMartini-Squires B. Now you see It: Disinfor­mation and Disorientation on the Internet // A History of Visual Culture. Western Civilization from the 18th to the 21st century / Kromm J., Benfo-rado Bakewell S. (eds). Oxford; N.Y.: Berg, 2010.

Derrida 1991 — A Derrida Reader. Between the Blinds. Kamuf P. (ed.). Co­lumbia U.P., 1991.

Ewen 1992 — Ewen S. All-consuming images: style in the new “infor­mation age” // State of the Art. Issues in Contemporary Mass Commu­nication. Shimkin D., Stolerman H., O’Connor H. (eds). N.Y.: St. Martin’s Press, 1992.

Faircloth 2014 — Faircloth K. The Art and Science of Retouching: What Really Happens to Those Photos. jezebel.com/the-art-and-science-of-retouch-ing-what-really-happens-1503678737.

Garrett, Lazzaro et al. 2016 — Garrett N., Lazzarro S., Ariely D., Sharot T. The brain adapts to dishonesty // Nature Neuroscience. 2016. 19. www. nature.com/neuro/journal/vaop/ncurrent/full/nn.4426.html#introduction.

Lasica 1992 — Lasica J.D. Photographs That Lie. The ethical dilemma of digital retouching // State of the Art. Issues in Contemporary Mass Com­munication. Shimkin D., Stolerman H., O’Connor H. (eds). N.Y.: St. Mar­tin’s Press, 1992.

Psychologies 2016 — «Не лги, привыкнешь!» // Psychologies. 2016. Де­кабрь.

 

Примечания

1. Истина есть знак самой себя и лжи (лат.).
2. travel.state.gov/content/visas/en/general/photos.html.
3. Список аналогичных сервисов приведен, напр., здесь: skillsup.ru/blog/ soft-news/13-onlajn-instrumentov-dlya-proverki-fotoshop-eto-ili-net.html.
4. jezebel.com/the-art-and-science-of-retouching-what-really-happens-1503678737.
5. www.wonderzine.com/wonderzine/beauty/otherbeauty/198965-before-and-after-photoshop.
6. jezebel.com/tag/photoshop-of-horrors.
7. www.wonderzine.com/wonderzine/beauty/otherbeauty/198915-retouch.
8. www.mamamia.com.au/fernwood-body-image-survey.
9. hollywoodlife.com/2015/07/27/khloe-kardashian-photoshopped-complex-magazine-photos-unretouched.
10. jezebel.com/new-photographs-show-that-zendaya-was-heavily-photoshop-1740424576.
11. www.govtrack.us/congress/bills/114/hr4445.
12. mic.com/articles/130789/france-passes-law-requiring-companies-to-admit-when-models-have-been-photoshopped.
13. www.theguardian.com/world/2015/dec/18/models-doctors-note-prove-not-too-thin-france.
14. www.change.org/p/reduce-photoshop-in-magazines-to-create-a-better-world-for-girls.
15. www.change.org/p/seventeen-magazine-give-girls-images-of-real-girls.
16. en.wikipedia.org/wiki/Dove_Campaign_for_Real_Beauty.
17. www.change.org/p/dove-make-real-beauty-more-real-and-sign-the-truth-in-advertising-heroes-pledge.
18. Visual kei — направление в японской рок-музыке. Исполнители нередко культивируют насыщенную театральность, андрогинную образность, предпочитая зрелищные костюмы, пышные прически и подчеркнутый макияж.
19. www.businessinsider.com/white-and-gold-black-and-blue-dress-2015-2; en.wikipedia.org/wiki/The_dress.
20. www.theguardian.com/science/2015/may/14/thedress-have-researchers-solved-the-mystery-of-its-colour.
21. www.cnet.com/news/viral-optical-illusion-legs-oily-paint-the-dress.
22. www.dailydot.com/irl/the-legs-the-dress.
23. courtauld.ac.uk/event/posing-the-body-stillness-movement-and-represen-tation?_ga=1.77256725.1493326001.1481474749.
24. en.wikipedia.org/wiki/Kim_Yu-mi_(Miss_Korea).
25. Напр., в 2015 г. в сфере селфи на смену модному ранее «утиному лицу» (duck face), когда губы вытягивались уточкой, пришел «ры­бий зевок» — полуулыбка, приоткрывающая зубы.