Российские корейцы и ханбок 150 лет спустя: возвращение к истокам

Юлия Минина — востоковед, преподаватель кафедры истории и филологии Дальнего Востока ИВКА РГГУ, медицинский переводчик. В 2008 году работала в Северном Вьетнаме в составе российско-вьетнамской лингвистической экспедиции;занималась исследованиями традиционных костюмов Вьетнама (Ханой, 2013, 2016), Кореи (Сеул, 2014) и Японии (Киото, 2015). Автор ряда публикаций, посвященных истории национальной вьетнамской одежды. В сферу научных интересов входят история традиционного костюма народов Дальнего Востока, вьетнамская, корейская, китайская телесная культура.

Более полутора веков минуло с тех пор, как первые корейские поселенцы пересекли российскую границу в поисках спокойной жизни и возможности мирно трудиться (Ким Ен Ун 2003: 113). Их чаяниям не суждено было сбыться: Россия вступила в Первую мировую, пережила революции и Гражданскую войну (при этом в 1918–1925 годах на Дальнем Востоке продолжалась борьба против японских интервентов), затем последовала сталинская депортация корейцев из Приморья (1937), а спустя четыре года грянула Великая Отечественная война. Несмотря на тяготы принудительного переселения в Центральную Азию и острое чувство несправедливости, причиненной сталинским руководством Советского Союза, корейцы оставались патриотами своей новой родины и храбро сражались за ее свободу. Вклад корейцев в развитие сельского хозяйства, экономики, науки, техники и просвещения России, Узбекистана, Казахстана и Украины оказался немалым (Пак 2003: 15).

За 150 лет корейцы стойко перенесли все, что выпало на долю советской истории, а затем истории России и стран СНГ. За это время они несколько раз меняли место проживания, постепенно забывали родной язык, а точнее диалект — корёмаль (Концевич, Мазур 2003: 227). Ряд обычаев и традиций российских корейцев, или корё сарам (самоназвание этнических корейцев на постсоветском пространстве), ушли в прошлое: для них не нашлось ни возможности, ни адекватного способа выражения в культуре этноса, претерпевающей колоссальные перемены.

В отличие от национальной кухни, которая, как правило, лучше и дольше других элементов материальной культуры выдерживает испытание временем у диаспорных народов, традиционная одежда корейцев в СССР оказалась практически полностью вытеснена функциональными аналогами западного образца уже к середине XX века (Ким 1989, 2012: 1,6).

Десять-пятнадцать лет назад в ходе свадебных церемоний, празднований юбилеев и асянди (первого дня рождения ребенка) российскими корейцами вновь стала использоваться национальная одежда — ханбок. Подготовке костюма, будь то покупка, заказ на индивидуальный пошив или самостоятельное изготовление, уделяется большое внимание. В подражание южным корейцам, чья массовая культура стала одним из ключевых ориентиров молодых представителей корё сарам, российские корейцы устраивают памятные фотосессии в традиционной одежде, стремясь к «аутентичности» не только в плане конструкции костюма, декора и аксессуаров, но и макияжа, прически.

Настоящая работа посвящена анализу феномена возвращения интереса к национальному костюму у российских корейцев, его причин и характерных особенностей, а также является попыткой совместить беспристрастный взгляд исследователя и человека, который сам стал частью корейской диаспоры через межэтнический брак.

В понятие российских корейцев традиционно включают не только корейцев, живущих в России, но и всех корейцев, населяющих территории постсоветского пространства, поскольку в страны СНГ корё сарамбыли переселены в основном из российского Приморья. Процесс переселения корейцев — в подавляющем большинстве своем обедневших крестьян — на территории Российской империи начался в 1860-е годы, когда по Пекинскому договору 1860 года была установлена общая граница между Россией и Кореей (Ланьков 2003: 123). Причина массовой иммиграции корейцев на незанятые земли, пригодные для земледелия, заключалась в тяжелых социально-экономических условиях, непосильных для крестьян налогах и податях, произволе землевладельцев и государственной бюрократии.

Последующие волны переселений в первом десятилетии XX века были связаны с ухудшавшимся международным положением Кореи. Имперские аппетиты Японии росли, и даже такие ценные «приобретения», как Тайвань (в результате войны с Китаем в 1894–1995 годах) и южная часть Сахалина (в результате войны с Россией в 1904–1905 годах), не могли удовлетворить их в полной мере, поскольку «настоящей» мировой державе полагалось иметь колонии на материке (Мещеряков 2012). Япония развернула широкомасштабную кампанию, направленную на захват Кореи, первой победой в которой сталМирный договор на Канхвадо 1876 года, крайне невыгодный для последней. Вслед за этим Япония предприняла ряд экономических, военных и политических мервцелях создания «японо-корейской империи». В 1910 году страна была полностью аннексирована Японией (там же: 124).Российское Приморье и ряд территорий Маньчжурии стали для корейцев важной опорной базой для организации национально-освободительного движения. Стремясь закрепиться на осваиваемых территориях, переселенцы принимали российское подданство и крестились в православие, активно помогали местной администрации в строительстве телеграфа, дорог, мостов и церквей. Жизнь и быт российских корейцев формировались благодаря их трудолюбию, прагматизму и желанию улучшить свое материальное положение, с одной стороны, и стремлению сохранить традиции — с другой. Компактное проживание обеспечивало сохранение языка, возможность внутриэтнических браков, отправления календарных обрядов и ритуалов, связанных с земледелием, обустройством жилища, кладбищ и т.д.

Британская путешественница Изабелла Бёрд (Бишоп) (1831–1904) описывала в своих путевых заметках разительные перемены в образе жизни корейцев, переселившихся на российские территории, однако они касались в первую очередь их значительно улучшившегося материально положения (Пак 2003: 15). Вчерашние бедные крестьяне, буквально лишившиеся последнего на родине, обустраивали свои новые жилища таким образом, что они едва ли уступали домам знатных корейцев. При этом новоиспеченные российские подданные отнюдь не стремились отказываться от национальных традиций, касавшихся пищи, одежды, способов хозяйствования, религиозного мировоззрения — несмотря на принятие православия.

В период с 1917 по начало 1930-х годов в Россию переселилось еще около 100 тысяч корейцев, бежавших от японских притеснений, среди которых было много образованных людей, представителей знати. Российско-корейский историк Ким Ен Ун полагает, что основная масса корейцев, проживающих в России и СНГ, являются потомками именно этой волны иммиграции (Ким Ен Ун 2003: 118). Вместе с немногочисленным скарбом, состоящим в основном из уцелевших семейных реликвий и родовых книг чокпо, эти люди принесли с собой культуру высших сословий и присущее ей понимание эстетики материальных объектов — в том числе и одежды. Именно благодаря им впоследствии — уже после депортации — будут изготавливаться красочные костюмы для выступлений национального театра, веера, украшения и многое другое.

Национальный корейский костюм конца XIX — начала XX века достаточно подробно описан российскими историками и этнографами, однако вопрос о том, какие формы одежды использовались корейскими переселенцами, в особенности после депортации из Приморья, остается открытым. Процесс постепенного отказа от национального костюма в пользу западного или среднеазиатского, уцелевшие традиции, связанные с культурой тела, будь то отношение к волосам, способы нанесения макияжа и обработки ногтей, татуировка, оздоровительно-гигиенические мероприятия — все это осталось вне фокуса внимания советских и российских исследователей и может быть подробно изучено лишь с опорой на редкие фотоматериалы соответствующей эпохи, семейные архивы и рассказы представителей старшего поколения корейской диаспоры. Едва ли не единственные работы, посвященные изучению культуры и быта корейцев Средней Азии в 1960–1980-е годы, принадлежат перу выдающихся этнографов и востоковедов Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой.

Корейский фонд Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (далее — МАЭ) содержит значительное количество предметов мужской, женской и детской традиционной одежды, относящихся к XIX — началу XX века. Систематическое изучение культуры и быта Кореи русскими путешественниками и исследователями началось после 1888 года, когда было подписано соглашение «Правила о сухопутной торговле», отдельно оговаривавшее право беспрепятственного передвижения по всем частям страны дипломатических работников, сотрудников консульства и пограничных властей (Ионова 1987: 10). В течение короткого периода, с 1885 по 1904 год, российские ученые и путешественники собрали обширнейший фактический материал по культуре и быту корейцев. Среди исследователей Кореи и корейцев российского Дальнего Востока конца XIX — начала XX века особо стоит выделить ученого-востоковеда В.Я. Костылева, первого русского поверенного в делах и генерального консула в Сеуле К.И. Вебера, академика Н.И. Конрада, выдающегося ученого-востоковеда Н.В. Кюнера, путешественников К.Н. Дадешкалиани, П.М. Делоткевича, И.И. Стрельбицкого и др. С конца 1880-х годов в МАЭ начали поступать различные корейские предметы от частных лиц, побывавших в Корее с официальной миссией, среди которых были и элементы традиционного костюма, личные вещи. Многие ценные материалы и предметы, собранные отечественными исследователями и путешественниками на рубеже XIX–XX веков, были переданы и в другие музеи страны: Музей Приамурского отдела Русского географического общества в Хабаровске, в музеи Владивостока, Москвы, Петербурга; некоторые предметы хранились как семейные реликвии и спустя много лет были переданы в МАЭ (там же: 11). Русско-корейские дружеские контакты, установившиеся в последние десятилетия XIX века, непосредственное соседство, фундаментальный подход к изучению предмета, присущий отечественным ученым-востоковедам, а также смелость и изрядная доля авантюризма, отличавшая русских путешественников, позволили собрать богатую коллекцию национальной корейской одежды и обширный фактический материал, не утративший актуальности по сей день.

Для корейского костюма эпохи переселения в российское Приморье все еще были характерны строгие социальные разграничения. В феодальной Корее культура императорского двора и высших сословий опиралась на многочисленные китайские заимствования — это касалось как философско-метафизических представлений, морально-этических учений, так и материальной атрибутики, в том числе и чиновничьего костюма (там же: 19–20). В то же время культура крестьянской общины сохраняла древние народные традиции, календарные обычаи и обряды. В XVIII–XIXвеках граница между культурой аристократии и простолюдинов стала чуть менее выраженной, чему способствовал рост городского населения, однако функция одежды как социального маркера и показателя материального положения не теряла своей значимости. Выходцы из корейского дворянства (янбан) носили искусно сработанную одежду из шелка, богатые украшения и кожаную обувь, что строго запрещалось простолюдинам (янъин) и низшему «подлому» сословию (чхонин), к которому относили крепостных, рабов и людей, занимавшихся «грязными» профессиями: палачей, актеров, мясников, шаманов, проституток, танцовщиц (кисэн), сапожников и др. Существовало также сословие, являвшееся промежуточным между знатью и простолюдинами — чунъин, интеллигенция на службе в государственных учреждениях, чьей привилегией было разрешение носить такие же, как уянбанов,головные уборы (Ионова 1977: 151).

Если говорить о собственно корейской одежде, а не о конструктивных формах, заимствованных из Китая (прежде всего, различные виды халатов), то основными и наиболее устойчивыми ее элементами являются куртка (блуза) чогори с длинными рукавами на лентах-завязках и широкие штаны паджи. В женский костюм также входила длинная юбка чхима, штаны мучиги и нательное белье — коротая исподняя юбка (KoreanCostumesthroughtheages 2003: 27–28). Строго говоря, тот костюм, который ныне подразумевают под ханбоком (букв. «корейская одежда»),является сочетанием именно этих предметов нательной и плечевой одежды, модернизированных в угоду удобству и по эстетическим соображениям.

Двухчастное деление костюма не только отвечало функциональным требованиям, но и отражало представление корейцев о телесной культуре и красоте (Ионова 1987: 21). Лишь женщина, носившая штаны в комплекте с юбкой чхима, а также благочестиво прикрывавшая лицо рукавом, веером (или полой халата, если речь шла о знатной особе) при встрече с незнакомым человеком, могла считаться по-настоящему целомудренной и достойной. Штаны и плотные белые носки посон с зауженным мыском — неотъемлемая часть современного праздничного и театрального ханбока (VanZile 2001: 3–19). Во время исполнения национальных, адаптированных традиционных и авторских танцев с использованием ханбоков, когда танцовщицы выполняют прыжки и кружения, их ноги остаются полностью скрытыми от взглядов зрителей. Вздымающиеся полы юбок, белая ткань штанов и высокие посон с узким и загнутым мыском, плавный танцевальный шаг, начинающийся с пятки, в полной мере выражают корейские представления о женственности и изяществе.

Примечательно, что, в отличие от ног, женская грудь в крестьянской культуре XIX века не эротизировалась — факт, о котором корейские исследователи костюма упоминают довольно редко. Сохранился ряд фотографий означенного периода, на которых запечатлены замужние (чаще всего рожавшие) женщины в коротких куртках, полностью или частично открывающих грудь (Fromfukuoka’sBlog 2013). Такой покрой чогори был удобен при кормлении ребенка (маленьких детей носили в перевязи за спиной и брали с собой на все полевые работы), не мешал физическому труду и не стеснял движения. Грудь воспринималась в первую очередь как орган кормления, при этом демонстрировать руки от запястий до плеч и область ключицы считалось неприличным. Кореянка в короткой белой чогори, обнажающей грудь, изображена на знаменитой картине Син Юн Бока (1758–1813) «Девушки на празднике тано» (LeeYoungjae 2010: 54). Руки женщины полностью скрыты длинными рукавами, а мешковатые штаны мучиги не являют взору зрителей даже тонкой полоски кожи.

Причин, по которым современные корейцы, как южные, так и русские, предпочитают не заострять внимание на этой странице истории традиционного костюма, несколько. Прежде всего, вследствие широкомасштабного влияния Запада изменились представления о телесной культуре и сексуальности, и обычаи предков многими современными корейцами воспринимаются как нечто, что заслуживает порицания, как «бесстыдство». Что немаловажно, такое отношение к одежде и телу выдает неприглядные стороны жизни в Корее задолго до ее экономического взлета. Чем беднее были крестьяне, чем тяжелее был их труд, лишающий возможности задуматься о чем бы то ни было, кроме как о выплате налогов и пропитании, тем проще и скудней был их костюм. Неприкрытая грудь в угоду удобству в контексте телесной культуры неизменно являлась маркером низкого происхождения, грубой и низкой культуры простолюдинов, поскольку жизнь девочек и женщин из высших сословий подчинялась строгой конфуцианской доктрине.

Еще одной основополагающей характеристикой корейской одежды является полная идентичность покроя ее элементов для мужского, женского, детского костюма, а также для костюмов летнего и зимнего сезонов (Ионова 1987: 20). Основные различия заключались в подборе материала, цвета, декора костюма, что характерно для ряда традиционных костюмов региона — китайского, вьетнамского, монгольского.

Комплекты костюмов чиновников, знати, а в XIX–XX веках и горожан, зажиточных крестьян в числе прочих предметов одежды включали халаты и в целом тяготели к китайским формам костюма и расцветкам. Это обстоятельство послужило распространению мнения о заимствованном характере корейской одежды. Различные формы халатов, нарядное военное платье и головные уборы чиновничества были переняты корейцами у ханьцев в эпоху Мин (XIV–XVIIвека) (Итс, Гловацкий 1957: 229). Сама конструкция халатов, подразумевавшая длинные полы и широкие рукава, диктовала определенный ритм движения и способ организации тела в пространстве, не совместимые с традиционными занятиями корейцев и вообще с каким бы то ни было физическим трудом. Халатбыл одеждой праздного императорского двора, чиновничества, интеллектуалов, поэтов, одеждой для любования весенним цветением и винопития, обхода земельных владений и подсчета прибыли, которую приносила торговля шелком и ценнейшим корейским женьшенем.

Помимо халата, одежда корейского чиновника обычно включала куртку и широкие штаны из белого шелка, наголенники; головным убором служила круглая черная шляпа с жесткими крыльями сзади. Горожане и богатые крестьяне также носили халаты, но не из шелка, а из хлопчатобумажной ткани, куртку, широкие штаны, которые заправлялись в матерчатые чулки, наголенники, черную шляпу с высокой тульей и широкими прямыми полями — кат (Ионова 1977: 151–152).

Крестьяне, то есть основное население Кореи времен российской иммиграции, как уже говорилось, являлись носителями традиционной культуры костюма. Одежда земледельцев состояла из куртки с длинными рукавами, полы которой удерживались тесемками с правой стороны, штанов, открытой плетеной обуви и головного убора в виде плоской и широкой шляпы из соломы или бамбука.

Издревле основными материалами для изготовления одежды у корейцев служили ткани, получаемые при обработке волокнистых растений — крапивы, конопли, хлопка (Кюнер 1912: 581). Зачастую холсты не окрашивали, а, наоборот, отбеливали, хотя костюмы молодых женщин и девушек могли быть выполнены из ярких материй.В XVIII–XIXвеках незамужние женщины носили желтые куртки и красные юбки, замужним полгалось появляться на людях в темно-зеленых чогори и чхима цвета индиго (LeeYoungjae 2010: 54).

Белый цвет полотна, естественный или полученный в результате просушки на солнце и отбивания специальными валиками, был любим корейцами с древних времен, а с конца XVI века стал преобладающим в среде простолюдинов. Штаны, куртки и юбки из белой хлопчатобумажной материи были самой распространенной одеждой корейских крестьян конца XIX века (Ионова 1977: 159). Именно такие костюмы можно увидеть на редких фотографиях первых переселенцев в Приморье, опубликованных Общероссийским объединением корейцев и Ассоциацией корейских культурных центров Республики Узбекистан[1]. Особый интерес представляет фотография корейских рабочих и мальчика лет семи-восьми на строительстве Уссурийской железной дороги, датированная 1894 годом (Ким, Хан, Хан, Чен 2014: 22) Все десять мужчин из группы строителей одеты в широкие белые штаны на завязках и белые куртки чогори. Четверо рабочих носятпростые головные повязки из полоски белой ткани, еще четверо — шляпы кат, остальные — с непокрытой головой, волосы собраны в высокий пучок на затылке. Следует отметить, что цвет крестьянских одежд не следует связывать с трауром по аналогии с японским, китайским, вьетнамским обычаем носить белые одежды во время и после погребальных обрядов. Как и в других странах региона, в Корее траурные одежды изначально изготавливали из грубой небеленой пеньковой ткани, которая имела желто-серый оттенок, что символизировало аскезу, воздержание от мирских благ (Đoàn Thị Tình 2006: 158). Позднее отсутствие цвета одежды оказалось подменено понятием «белый цвет», что привело к путанице, которая часто встречается у европейских авторов, описывающих традиционные костюмы Дальнего Востока.

На фотографиях зажиточных семей корейских переселенцев конца XIX — начала XXвека можно увидеть женщин среднего возраста в полностью белых ханбоках, а также девочек и молодых девушках в ханбоках с цветными юбками чхима. Старики и главы семейств облачены в глухие белые пальто-халаты допо, на голове — шляпы кат и даже шелковые чиновничьи головные уборы. Состоятельные мужчины среднего возраста одеты в западные костюмы — сюртук, белую рубашку, двубортный жилет, брюки (Ким, Хан, Хан, Чен 2014: 17). Тот факт, что первыми из корейских переселенцев в Приморье европейский костюм надели мужчины из состоятельных семей, вполне объясним. Для образованных и предприимчивых представителей среднего класса чунъин, разбогатевших крестьян и горожан было очевидно, что дальнейшая судьба корейцев на новых землях и успех национально-освободительного движения будет целиком зависеть от их отношений с местным чиновничеством, промышленникамии землевладельцами, что предполагало посещение присутственных мест и домов семейств, имевших довольно высокий социальный статус (Ким Ен Ун 2003: 118). Вопрос костюма перестал быть вопросом удобства и целесообразности использования, и этнополитическое, социальное, эстетическое значение его изменилось. Как никогда стал ясен тот факт, что вопрос костюма — это вопрос мировоззрения, и для корейцев, представителей дальневосточной культуры, в рамках которой с древнейших времен существовало строгое социальное маркирование посредствам одежды, суть данной проблематики была близка и понятна.

Переселенцы первой трети XX века сыграли важную роль в формировании культуры российско-корейской диаспоры, внесли большой вклад в движение антияпонского сопротивления, и они же, по злой иронии судьбы, стали официальным предлогом для депортации корейцев из Приморья, поскольку юридически являлись японскими подданными (там же).

Оказавшись среди казахов, узбеков, таджиков, русских, украинцев, корейцы не столько намеренно перенимали бытовые привычки и подражали местной моде доминирующего этноса, сколько вынуждены были использовать те материалы для постройки жилища, пошива одежды и приготовления национальных блюд, что были им доступны. Материальные объекты, которые они создавали, будь то костюм, посуда или орудие труда, должны были отвечать новым климатогеографическим условиям. Тем не менее влияние Центрально-Азиатской культуры костюма на бытовую и праздничную одежду корейцев невозможно отрицать. Современные кореянки Казахстана, Таджикистана, Узбекистана не без удовольствия носят одежду из адраса (двухсторонняя ткань с хлопковым утком и шелковой основой), шойи (шелковая материя), хан-атласа, ало-бахмала (ворсовая ткань) и т.д. Шелковые ткани с национальным узбекским орнаментом пользовались спросом у кореянок Средней Азии уже в 1960–1970-е годы (Джарылгасинова 2014: 193).

Далеко не все переселенцы смогли обустроить свою жизнь на земле, многие корё сарам тяготели к городам, теряли связь с общиной. Уже в начале 1970-х годов городское население корейцев в республиках Средней Азии и Казахстана преобладало над сельским. Так, согласно переписи 1970 года, в городах проживалоиз 147,5 тысячи корейцев Узбекской ССР более 85 тысяч человек; из 81,5 тысячи корейцев Казахской ССР — более 59 тысяч человек (Ibid.: 192). Дисперсное расселение корейцев в крупных городах и столицах республик привело к кардинальным изменениям в образе жизни и самом отношении к собственному культурному наследию, языку. Традиционный костюм практически полностью вышел из употребления. Следуя восточным принципам и рассматривая костюм как один из ключевых показателей материального достатка,и молодые корейцы, и представители старшего поколения стремились носить модную западную одежду, сшитую из покупных тканей. Детям дошкольного возраста покупалась форменная одежда. Влияние общесоветской городской культуры было всеобъемлющим — в том числе и в сельских районах.

Так называемые корейские колхозы, прозванные так из-за численного преобладания корё сарам, как места компактного проживания переселенцев, стали тем ядром диаспорной культуры, где сохранялись древние традиции, касавшиеся в том числе и национального костюма. Наиболее известные из таких хозяйств — колхозы «Политотдел», «Полярная звезда», «Правда», имени Димитрова, имени Свердлова, «Ленинский путь» (Ташкентская область), колхозы «Авангард» и «III Интернационал» (Кызылординская область) и многие другие.

В корейских семьях, где поддерживались традиции швейного мастерства, в течение нескольких десятилетий после принудительного переселения женщины изготавливали по крайней мере часть повседневной одежды самостоятельно — по памяти, а также копируя конструкцию тех костюмов, которые удалось сохранить. Еще в 1970–1980-е годы во многих семьях продолжали использовать отдельные элементы корейского костюма — юбку чхима, куртку чогори, а также безрукавку тынгори, штаны до колен чамбэньи. Постепенно на традиционной одежде появлялись фабричные пуговицы, крючки, накладные карманы и застежки-молнии (Ibid.: 193).

Полный комплект национального костюма женщины надевали во время главных семейных праздников: асянди[2](празднование первого дня рождения ребенка), хангаби[3](празднование 60-летия), реже — на свадьбы. Уже в 1980-е годыханбок на свадьбы надевали крайне редко, даже в сельской местности.

Вплоть до 1970-х годов большинство кореянок носили длинные волосы, молодые девушки заплетали косы, пожилые женщины убирали волосы в пучки; голову покрывали, как правило, только во время работы на поле. Мужчины по-прежнему носили шляпы кат, а также фетровые, соломенные шляпы и кепи современных для того периода фасонов.

Примечательно, что труппа Корейского театра Казахской ССР в 1960–1970-е годы располагала полными комплектами искусно пошитых белых ханбоков, а также реквизитом — корейскими танцевальными веерами из ткани, барабанами и пр. (Ким, Хан, Хан, Чен2014: 48, 53). Сам факт создания этих костюмов говорит о том, что среди корё сарам по-прежнему сохранялись традиции швейного мастерства, восприятие эстетики высокой национальной культуры.

Конец 1980-х — 1990-е годы стали для ханбокавременем забвения, что, с одной стороны, было связано с этнокультурными процессами корейцев в союзных республиках, отказом от многих национальных традиций, который происходил естественно и постепенно, а с другой — было следствиемускорившегося темпа экономико-гуманитарной миграции корё сарам в РСФСР. Новая волна такого добровольного переселения, но уже скачкообразная, последовала после распада СССР и имела также культурно-политические причины: парад суверенитетов и введение государственных языков вынуждали русскоязычных корейцев покидать СНГ (Ким Ен Ун 2003: 120).

Интерес российских корейцев к национальному костюму начал возвращаться около восьми-десяти лет назад, чему в значительной степени способствовали не только обретение относительной финансовой стабильности и восхищение экономическими успехами Южной Кореи, но и подъем национального самосознания, активная деятельность культурно-общественных организаций. В наши дни доступность информации о культуре и быте Южной Кореи, возрастающая популярность южнокорейского телевидения, книг, продукции и возможность поездок на историческую родину естественным образом сочетаются у корё сарам с рефлексией, касающейся вопросов консолидации, оценки собственного культурного наследия, самоопределения и самоощущения себя как малого этноса России (Ким 1989, 2012: 1–2). Большую работу в плане сбора материалов о культуре, традиционной обрядовости и обычаях корейцев проводит «Корё синмун» — информационно-просветительская газета корё сарам Узбекистана, крупный интернет-ресурс «Коре сарам. Записки о корейцах», ансамбли корейского танца «Ариран-Русь», «Ханыль Сэ», «Туруми» и многие другие организации[4]. Нужно отметить, что деятельность молодых творческих коллективов сыграла заметную роль в популяризации ханбока среди корё сарам, поскольку, согласно древнему обычаю, ни одна корейская свадьба не может обойтись без танца (Ли 2003: 274–275). Во время празднования должны танцевать и брачующиеся, и их родственники, и гости; с большим удовольствием российские корейцы приглашают и профессиональных танцоров для исполнения традиционных композиций, таких как «Пучхечхум» — танец с веерами, Чангучхум — танец с барабанами в форме песочных часов и др. Каждый танец предполагает соответствующий наряд (ханбоки в разных цветовых сочетаниях) и реквизит.

В наши дни ханбок, как правило, используется, как уже было сказано, во время празднования трех событий, которые традиционно считаются ключевыми в жизни корейца: первой годовщины со дня рождения ребенка, свадьбы и 60-летнего юбилея. Эти мероприятия также носят название «трех столов», и каждое из них должно быть подобающим образом организовано и проведено в присутствии родственников, что еще лучше — при участии многочисленных гостей (Джарылгасинова 2014: 194). Если человек по каким-то причинам был лишен одного из «столов», он и его дети не имеют права на организацию последующих праздников.

Первый день рождения ребенка (асянди) традиционно отмечался с большим размахом, поскольку достижение соответствующего возраста при высокой младенческой смертности в былые времена давало надежду на то, что ребенок будет жить. С раннего утра для именинника готовят стол, на который ставят три чашки с отбитым рисовым тестом (чартоги), отварной рис, чашку фасоли или гороха, книгу, письменные принадлежности, нож — для мальчика и нитки, иглу и ножницы — для девочки, а также другие предметы на усмотрение родителей (Ли 2003: 264–265). Ребенка подводят к столу, после чего он должен выбрать три предмета, которые, как считается, определят его будущие занятия. С самого утра детей одевают в новую красивую одежду. Костюм мальчика, используемый российскими корейцами, как правило, состоит из куртки чогори и жакета магоджа (или жилета чокки), нижняя часть — из штанов паджи. Рукава куртки нередко бывают скроены из разноцветных полос, что характерно и для взрослого костюма — как мужского, так и женского (KoreanCostumesthroughtheages 2003: 40).

Магоджа, как и все типы жилетов-безрукавок, — типично монгольская часть одежды (Сычев 1973: 7–24). Оба эти элемента костюма были интегрированы в ханбок сравнительно поздно и стали широко использоваться только с конца эпохи Чосон (1392–1897). Жакет изначально считался мужской одеждой, но со временем вошел и в ансамбль женского костюма. Мужские магоджа длиннее женских, имеют две крупные пуговицы, расположенные справа, и соп — перекрывающую полку слева (KoreanCostumesthroughtheages 2003: 28). Жакеты обычно шьют из плотного шелка с набивным рисунком, для костюма мальчика характерны орнаменты в виде цветов, священных животных — драконов, тигров — а также орнамент в виде иероглифа «долголетие» (团寿), вписанный в одну или несколько окружностей. Такой рисунок чрезвычайно распространен в мужской традиционной одежде Китая (Сычев, Сычев 1975: 77). Жилет чокки, как и жакет, надевают поверх рубашки, часто его украшают узором в виде цветочного пояса и сложным орнаментом вокруг единственной шаровидной пуговицы, которая располагается чуть ниже ворота. В костюме мальчика обычно присутствуют синий, голубой, красный, фиолетовый цвета, но встречаются также и костюмы с ярко-розовыми паджи и жакетами. Для ханбока характерны яркие, контрастные сочетания, и костюм мальчика и даже мужчины в этом смысле ничуть не уступает женскому. Рубашка, как правило, выполнена в более светлых тонах, чем штаны и жилет (куртка). Одной из отличительных черт детского костюма являются узоры-обереги на манжетах рубашки, низках штанин и на поясе (Джарылгасинова 1987: 65–66).

В качестве головного убора может использоваться островерхая тряпичная шляпа поккон или шапка с изображениямитигра — хогон.На ноги надевают носки посон.

Костюм девочки состоит из куртки и юбки. Для чогори обязательны корым — длинные ленты контрастного цвета, с помощью которых удерживаются полы куртки (Ibid.: 67). Примечательно, что в современный костюм девочки часто не входят штаны, обязательным элементом являются только носки посон, поскольку ноги ребенка не могут восприниматься как эротический объект. Излюбленный цвет для чхима девочки — насыщенный розовый, и рубашка, и юбка обильно украшаются цветочными узорами. В качестве аксессуара для волос часто используется головная повязка или обруч с цветком или розеткой на макушке. (Рис. 1)

В Южной Корее для празднования первого дня рождения ребенка покупаются особые костюмы ккачхи турумаги — пятицветное «сорочье пальто», символизирующее пять направлений: восток (синий цвет), запад (белый), юг (красный), север (черный) и центр (желтый) (KoreanCostumesthroughtheages 2003: 34). Девочек порой одевают в длинные праздничные жакеты. Российские корейцы редко покупают подобные костюмы и, как правило, не владеют техникой их изготовления.

Порядок организации и празднования «второго стола», то есть свадьбы, у российских корейцев сохранил множество архаичных черт, среди которых традиционное разделение стола на мужскую и женскую половины, приготовление так называемых «свадебных петухов» со стручками красного перца в клювах, символизирующих супружескую верность и пожелание обильного потомства, поклоны молодых родителям и многое другое (Ли 2003: 269–280). Подготовка свадьбы начинается задолго до знаменательного события, кроме того, празднование может быть отложено по причине траура в семье, важной годовщины поминовения кого-то из ближайших родственников, а также из-за советов гадателей, выбирающих удачную дату для бракосочетания.

В Южной Корее до сих пор можно стать свидетелями свадебной церемонии в особых пятицветных костюмах хварот, подразумевающих сложную прическу, головной убор в виде короны чоктури (или шапочку хвагван) для невесты и высокую волосяную шапку тангон — для жениха (KoreanCostumesthroughtheages 2003: 25–26). В то же время в последние годы распространилась мода на белые свадебные ханбоки или костюмы, конструкция которых занимает промежуточное положение между национальной одеждой и западным платьем с пышной юбкой и с фатой[5]. Популярны также и ханбоки в традиционной для свадебной церемонии цветовой гамме — изумрудно-красные или салатово-розовые, красно-белые. Южнокорейская молодежь, сталкиваясь с большими расходами на организацию свадебного торжества, нередко берет костюмы напрокат. В Корее распространена практика составления свадебного альбома в разных нарядах — традиционных и западных — задолго до торжества. Агентства и частные лица, организующие подобные фотосессии, предоставляют жениху и невесте большой выбор самых разнообразных костюмов и аксессуаров, помогают создать желаемый образ, оказывают услуги стилиста, парикмахера и визажиста. Если пара все же решает приобрести собственные традиционные костюмы, то в подавляющем большинстве случаев обращается в ателье, специализирующиеся на изготовлении национальной одежды — ханбоки довольно редко покупают в готовом виде, поскольку пошив требует тщательных замеров роста, длины рукава, плеча и ширины спины. Одно из самых популярных мест в Сеуле, где располагается множество швейных мастерских и магазинов тканей, — рынок Кванджан. Мастера ханбока, как правило, располагают собственными каталогами моделей костюмов и оказывают всестороннюю помощь в выборе тканей, цвета и сопутствующих аксессуаров, таких как нитяная подвеска норигэ, которую удерживают ленты женской блузки. При заказе костюма современные корейцы руководствуются либо своими представлениями о традициях, либо модными течениями[6]. Именно по этой причине в последние годы можно увидеть невест в ханбоках с юбкой темных невыразительных цветов, нехарактерных для праздничного костюма и, как считается, не подходящих для молодых девушек. Большой популярностью стали пользоваться чхима графитового, черного, темно-фиолетового цвета. Мужской и женский костюм выполняются в одной цветовой гамме. Как правило, цвета юбки невесты и жилета жениха совпадают, чогори также подбираются в тон (но порой изготавливаются из разных по фактуре материалов), а мужские штаны паджи резко контрастируют со всем ансамблем. Ленты корым должны привлекать внимание, их чаще всего шьют из полосок алого или малинового плотного шелка. Хлопок, лен и шелк различной плотности и качества — основной материал для пошива ханбока. Чогори нередко изготавливают из атласа, тонкой хлопчатобумажной ткани и шифона, юбку и жилет — из парчи и плотного многослойного шелка.

Российские корейцы, как правило, вынуждены заказывать уже готовые костюмы, реже шьют ханбоки самостоятельно. Большой популярностью пользуются костюмы ярких насыщенных цветов — малиново-розового, красного, ярко-голубого. Как правило, в полный комплект костюмов при заказе в корейской швейной мастерской, помимо основных элементов ханбока, входит также исподнее: нижняя юбка сокчхима на лямках с жестким подъюбником и нижняя женская блузка из атласа — все белого цвета. Кроме того, вместе с ханбоком чаще всего заказывают и традиционную обувь — резиновые туфли комусин с загнутым носом, украшенные аппликациями и цветочными узорами — а также подвески норигэ, длинные шпильки для волос пинё, женские короны и др.

Третий важный семейно-бытовой праздник — это 60-й день рождения, хангаби. (Ли 2003: 281–284). К юбилею готовятся заблаговременно, его организация сопряжена с массой трудностей, поскольку необходимо убедиться, что на праздновании смогут присутствовать все родственники, а также почетные гости (одногодки именинника, которые будут сидеть рядом с ним за столом), тщательно продумать меню, подготовить подарки и — сшить или купить национальный костюм. Очень часто празднование хангаби не совпадает с фактической датой дня рождения, поскольку бывает трудно соблюсти все формальности вовремя. Хангаби знаменует окончание первого большого цикла в жизни человека, это этап подведения итогов, осмысления прожитых лет и событий прошлого (Ким 1989, 2012: 14–15). Обычно организацией праздника занимаются женатые и замужние дети юбиляра; большая радость, если к этому времени успели родиться внуки. Ханбок, надетый именинником на хангаби, в первую очередь, демонстрирует особенности семейных отношений человека. Считается, что людям старшего возраста следует носить одежду темных цветов — синего, кобальтового, серого, коричневого, фиолетового, темно-зеленого, нефритового, однако на современных хангаби в России можно увидеть очень яркие и нарядные костюмы с золотым и серебряным декором, массивными подвесками норигэ и прочими сопутствующими аксессуарами (TheChonsonSinboOnline 2012). Для женщины, родившей сына, предпочтительным является ханбок с синей юбкой. Носить такой костюм очень почетно, поскольку он сразу указывает на наличие взрослого мужчины в семье. Женщине, родившей дочерей, можно выбрать ханбок с юбкой розового, сиреневого, красного, зеленого цвета. Чем больше у именинницы внуков, тем богаче может быть узор на рукавах и манжетах блузки чогори. В Южной Корее женский ханбок во время празднования 60-летнего юбилея используется чаще, чем мужской. В среде российских корейцев мужской традиционный костюм на хангаби практически никогда не используется.

В России и СНГ интерес к традиционному корейскому костюму, с одной стороны, исходит от молодежи и представителей поколения 1970–1980-х, а с другой, довольно активно поощряется почтенными главами семейств, то есть теми самыми людьми, которые тридцать-сорок лет назад сознательно отказались от обучения собственных детей корейскому языку, надеясь, что это обеспечит им успешную адаптацию в русскоговорящем сообществе (Пак 2003: 15). Следует подчеркнуть, что постепенное возвращение ханбока как важного атрибута праздничной обрядности корейцев является лишь одним из многих этнокультурных процессов среди корё сарам постсоветского периода. Желание надеть национальный костюм по случаю семейного торжества или просто памятной фотосессии сочетается у современных корейцев со стремлением подражать южнокорейской моде, макияжу, прическам. Вместе с этим распространились и телесные практики, связанные с модификациями тела, эстетической хирургией, косметологией, которые пользуются большой популярностью в Южной Корее. Среди них, прежде всего, стоит выделить блефаропластику (сангапури), подразумевающую формирование супраорбитальной (то есть характерной для европеоидов) складки верхнего века, а также коррекцию или полное удаление эпикантуса[7]. Постепенно получают распространение такие хирургические процедуры, как коррекция скул вцелях придания контуру лица овальной формы и ринопластика (главным образом, сужение переносицы и удаление горбинки).

Тем не менее возрастающий интерес к ханбоку не следует рассматривать единственно в качестве одного из способов подражания привлекательной массовой культуре Южной Кореи, как впрочем, и само это «подражание» целесообразнее анализировать в контексте сложных историко-культурных явлений и процессов, связанных с самосознанием, поиском путей консолидации корейского сообщества и адекватного выражения патриотических чувств. Внимание, направленное на национальный корейский костюм, нельзя назвать поверхностным. Оно родилось в равной степени из желания почувствовать себя частью единой культурно-этнической общности, стремления узнать об истории и быте своего народа и ностальгии по тем традициям и обычаям, которые, увы, не смогли пережить вынужденные и добровольные переселения корё сарам, время и экономико-политические потрясения XX века.

---