Шошке — ожившая карикатура. Женская нагота и самопозиционирование как политическое заявление

Орна Бен-Меир (Orna Ben-Meir) — модельер и художник по костюмам. Получила научную степень в Тель-Авивском университете. Читает лекции по истории, теории и практике моды и дизайна театрального костюма в Академическом центре Вицо в Хайфе, в Институте технологии, свободных искусств и образования Ха-Кибуцим и Институте дизайна и инженерного дела Шенкара в Тель-Авиве. Занимается изучением израильской сценографии, библейского костюма в иудейском театре, визуальных аспектов юмора.

Шошке: кто она?

Шошке[1] — плод воображения Зеева Энгельмейера[2], хорошо известного художника, иллюстратора, писателя[3] и журналиста, заслужившего репутацию «анфан террибль» среди израильских карикатуристов. Шошке была задумана в 1988 году как комический женский персонаж книги и впервые увидела свет, будучи еще быстрым небрежным наброском в иллюстрированном рассказе с продолжением о полностью обнаженной женщине, "осуществляющей все свои фантазии«[4] (ил. 1).

Позже она дважды появилась в израильской версии американского сатирического журнала Mad. В 1990-е годы Шошке стала главной героиней комиксов в одном из сомнительных израильских журналов под названием Penguins’ Perversions («Извращения пингвинов») (ил. 2). В этих комиксах Шошке по-прежнему изображалась обнаженной, с той же прической — двумя локонами-завитками в стиле 1950-х, — но между грудей у нее был нарисован значок Супермена. Приключения Шошке происходят в Израиле, где конкретные места всегда связаны с локальной политикой. Энгельмейер часто прибегает к технике каламбура, юмористический эффект которого заключается в абсурдном созвучии: например, «гормоны», которые олицетворяют мускулы персонажа, рифмуются с «мормонами» — и нелепость рифмы смягчает критическую окраску этих комиксов.

Последние два десятилетия Энгельмейер публиковал приключения Шошке в виде самостоятельно издаваемых серий комиксов под названием «Сироп». В этих сумасбродных и провокационных комиксах, повествующих о странных и фантастических приключениях Шошке, она изображена едва одетой — в обтягивающих вариациях на тему костюма Супермена (ил. 3). В этих комиксах она предстает как вульгарная и разнузданная супергероиня, обладающая баснословной физической силой и огромным сексуальным аппетитом, свободная от социальных ограничений, стараний казаться милой и какой бы то ни было политкорректности. Шошке — наиболее узнаваемый из персонажей Энгельмейера, и сам он относится к ней и говорит о ней как о своем женском альтер эго. В этой статье я расскажу подробнее как раз об этой теме.

Рождение Шошке

В июне 2016 года Энгельмейер представил выставку своих работ в старом здании мэрии Тель-Авива, которая превратилась в музей. Выставка называлась «Haaretz Hamuvtahat», что на иврите означает «земля обетованная» — библейское выражение, которое стало играть важную роль в современной израильской политике. Но один из слогов написан с неправильной буквой, и эта подмена коренным образом меняет фразу, придавая ей вульгарное, непристойное значение, поскольку «Tahat» на иврите означает «ягодицы». Созданная Энгельмейером афиша выставки нагло и недвусмысленно иллюстрирует именно это неприличное значение (ил. 4). Такой заголовок апеллирует к сегодняшнему политическому расслоению израильского общества из-за разногласий относительно будущего израильского государства через полвека после войны 1967 года, когда Израиль занял арабские территории. Правоверные иудеи считают эти территории частью упомянутой в Библии «земли обетованной», тогда как палестинцы полагают, что это часть их будущего государства. Эти территории, а также населяющие их арабы, составляют сердцевину израильской дилеммы: станет ли Израиль государством двух наций в обстановке непрекращающегося террора или откажется от части территорий, что даст возможность заключить мирное соглашение и приведет к основанию самостоятельного палестинского государства. Как можно догадаться по выбранному для выставки названию, вся экспозиция, расположенная на трех этажах музея, пропитана тем же провокационным духом, что и название, и сочетает в себе две характерных для юмористической стратегии Энгельмейера особенности — вульгарность и скандальность; они нацелены на критику как современной израильской культуры в каждом ее аспекте, так и сионистской традиции, на которой она основана[5].

В вечер открытия выставки Энгельмейер устроил перформанс перед зданием музея. Под звуки электронной музыки, при разноцветном освещении Энгельмейер торжественно появился из большой сферической скорлупы, перевоплотившись в своего карикатурного персонажа Шошке[6]. Наряд Шошке — обнаженный костюм из плюша цвета розовой младенческой кожи, подбитый в некоторых частях, чтобы придать ему сходство с пышными женскими формами этой распущенной героини, на чьем теле отчетливо выделяются груди с сосками и влагалище (ил. 5).

Энгельмейер объяснил выбор пола: «Я выбрал именно женскую наготу, потому что это история искусства, а я очень люблю клише — мне нравится их ломать». Одноразовый костюм, предназначенный для открытия выставки, вошел в жизнь своего автора. Энгельмейеру пришелся по душе его новый облик, и с тех пор он продолжил переодеваться в свою героиню в реальной жизни[7]. Через два дня после открытия выставки он получил по электронной почте письмо от еврейской пары из Парижа, смотревшей видео с открытия. Они приглашали его в Париж, чтобы он присутствовал на их свадьбе в качестве раввина Шошке. На этом необычном бракосочетании кольцо располагалось во влагалище Шошке, а жених ломал французский багет, вместо того чтобы, согласно традиции, разбивать бокал. Вернувшись из Парижа, Энгельмейер стал жить как Шошке. Вот как он описывает свою повседневную жизнь в качестве Шошке:

«Я позировала обнаженной тридцати художникам (ил. 6), делала людям татуировки, рисовала граффити в центре Тель-Авива, выступала в качестве солиста вместе с музыкальным дуэтом Дакс и Комен, каталась на бананах перед публикой на вечеринке, делала педикюр и маникюр, каталась по Тель-Авиву на розовом велосипеде с воздушными шарами Шошке... Вчера вечером я стала главной сенсацией пабов и клубов Нижнего города Хайфы... Только на этой неделе шесть различных организаций предложили мне посетить их мероприятия. Я так занята, что иногда думаю: «На кой мне сдался этот Энгельмейер?» Он работает, он занят, он намного более зажат, чем я; иногда мне хочется сказать ему: "Слушай, дорогой, твое время истекло. Я должна навсегда остаться Шошке«"[8].

Одним из мероприятий, организованных Энгельмейером и связанных с модой, был «Шош-Кутюр», состоявшийся 22 декабря 2016 года. Это был альтернативный показ мод, вдохновленный его выставкой и его героиней. Материалы, связанные с этим событием, появились в Сети[9], как было и с другими мероприятиями с участием Шошке. Энгельмейер, который говорил о себе, что слишком застенчив, чтобы заводить собственную Facebook-страницу, ведет несколько интернет-аккаунтов, куда загружает селфи «Шошке Энгельмейер» — на YouTube[10], Instagram*[11] и Facebook[12]. Так что Шошке стала суперзнаменитостью, чей образ остается популярен в публичном пространстве.

В этой статье я буду говорить о персонаже Шошке как о новом культурном феномене, шагнувшем за рамки музейной выставки в публичное пространство. Художественный акт Энгельмейера выходил за рамки дискурса одежды и моды, поскольку он подрывает понятия искусства и жизни, поднимая проблемы наготы, гендера и жанровой принадлежности. Более того, я полагаю, что Шошке — перформативный акт, создающий новый символ израильской культуры. Этот персонаж появился в конфликтный, переходный для публичного дискурса период, когда на повестке оказались политические и этические вопросы. Шошке выдвигает на первый план и акцентирует проблемы, особенно острые для израильского публичного пространства; страна разделена между секулярно-либеральной, космополитической атмосферой крупного города Тель-Авива, где прошла выставка, и религиозной нетерпимостью израильской столицы — Иерусалима, центра израильско-арабского конфликта. Методологической отправной точкой для меня является книга Ирвинга Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни» (1956), ставшая важной вехой в культурологии. Тезисы Гофмана теперь служат плодородной почвой для исследований, посвященных представлению своего «я» в новых медиа (Miller 1995; Papacharissi 2002; Hogan 2010; Bullingham & Vasconcelos 2013).

Между наготой, модой и костюмом

Шошке — гибридный персонаж, отсылающий к теме одежды и моды. Мода одновременно указывает на гендерную принадлежность и формирует ее, она также обладает способностью переосмыслять эту принадлежность. Тем не менее Шошке, будучи голой, надевает немногочисленные, хотя и существенные, предметы одежды. Роб Кавер говорит, что при анализе одежды и моды «нагое» тело часто воспринимают так, как будто оно обладает другой репрезентативной выразительностью, нежели та, что присуща его изображениям в искусстве, порнографии, рекламе и других медийных формах (Cover 2003: 53). В своей известной книге «Нагота в искусстве: исследование идеальной формы» (1956) Кеннет Кларк разграничил понятия «нагой» и «голый». Он предположил, что художественное изображение — он подразумевал «высокое искусство» — обладает способностью превращать неодетость в наготу, словно бы быть «нагим» — особый стиль или форма одетости, в отличие от того, чтобы быть «голым», то есть действительно раздетым. Шошке, подобно некоторым другим обнаженным в истории искусства, носит туфли[13], причем не нейтрального фасона, а красные на высоких каблуках[14]. Еще на Шошке изображающий пышную прическу желтый головной убор, особые очки с длинными ресницами, перчатки с красными ногтями; губы подведены красной помадой. По словам Энгельмейера, ему на ум могла прийти прическа в стиле 1950-х с картин Роя Лихтенштейна, запечатленная и в его знаменитой скульптуре «Голова с синей тенью» (1965)[15]. Однако выбранные Энгельмейером очки с ресницами и перчатки с полированными ногтями были неосознанными парафразами моделей Эльзы Скьяпарелли, дизайнера-новатора, которая впервые сделала моду юмористичной (Ben-Meir 2014: 156). Энгельмейер сказал, что намеренно остановился на красных туфлях, хорошо осознавая их символические значения в западной культуре (Webster 2009). Последний год, что он живет в образе Шошке, Энгельмейер постоянно носит красные туфли на каблуках и «научился ходить в них, как ходят женщины». Это напоминает о влиянии обуви на походку и на образы театральных персонажей (Ben-Meir 2014). Все эти особенности тела, одежды и манеры поведения призваны охарактеризовать Шошке как капризную и экстравагантную женщину. Однако оставшаяся нетронутой борода Энгельмейера[16] в сочетании с красной помадой постоянно напоминает зрителю, что перед ним не женщина и не переодетый в женскую одежду мужчина, а мужчина в костюме голой женщины.

Переодевание мужчин в женскую одежду — неотъемлемая часть истории театра, и в театрах азиатских стран оно практикуется до сих пор. Мужчина, для развлечения переодетый в женское платье, традиционно ассоциируется с гомосексуальной культурой. В истории искусства присвоение женского облика в дополнение к собственному мужскому также является широко известной практикой, начиная с Розы Селяви — альтер эго Марселя Дюшана. В современной культуре появление женского альтер эго расценивается как акт концептуального искусства. Можно назвать три известных примера: австралийский актер Барри Хамфрис со своим персонажем — дамой Эдной Эвередж, британский художник Грейсон Перри, переодевающийся в Клэр, и анонимный британский художник, скрывающийся за образом Пандемонии Панацеи, покрытой латексом куклы в человеческий рост[17]. Эти деятели искусства не только полностью одеты, они пользуются всеми возможностями, которые мода открывает женщинам. Однако мужчина, перевоплощающийся в женщину, не переодеваясь в женскую одежду, а надевая костюм неодетой женщины, — новое явление в искусстве. С точки зрения культурного дискурса Шошке — новый персонаж, поскольку публичная нагота — основная условность западной цивилизации. В конце концов внутренняя форма традиционной моды часто отсылает к скрытым гениталиям и подчеркивает их.

Перформативный акт саморепрезентации

Кроме того, учитывая, что Шошке появилась и живет в Израиле, ее смелая наружность имеет особый смысл. Нагота Шошке грубо попирает ключевое для иудаизма понятие — скромность. Религиозные иудейки должны прятать свое тело, чтобы не возбуждать в мужчинах сексуального желания. Нагота чаще всего связана с сексуальными практиками, проявляется в них или сопряжена с ними, и подчеркнутые гениталии Шошке, как уже было сказано, характеризовали ее как сексуально распущенную женщину. В энциклопедичной работе Лоренса Сенелика «Комната для переодевания: пол, театр и мужчины в женской одежде» описаны формы и обстоятельства множества случаев переодевания мужчин в женскую одежду. Сенелик, например, обращается к принципам Аристотеля, касающимся «мимесиса, [или] живой имитации поворота в сознании либо склонности к определенному поведению» (Senelick 1990: 51). Шошке открыла Энгельмейеру новые возможности поведения, которых не было у него, когда он был мужчиной: «В Париже меня снимали во взрослом „художественном“ фильме, на полчаса приковав цепью к железным воротам, и заплатили 400 евро... Я взбиралась на каждую статую, которую видела, залезала так высоко, как Энгельмейер бы никогда не решился залезть, потому что он боится высоты».

Поэтому Шошке — не переодетый женщиной Энгельмейер. Он сказал, что не ощущает сексуальной стыдливости из-за своего смелого «голого» костюма. Наоборот, людям при встрече с ним нравится тереться об его костюм и обнимать его, словно большую милую игрушку. По-видимому, в основном благодаря цвету и мягкой текстуре ткани, напоминающим игрушечных зверьков, Шошке воспринимается не как женщина, а как некий неповторимый, sui generis персонаж. Шошке воплощает собой иное существо, совершенно свободное от гендерных, социальных и личностных характеристик своего создателя. Личность — это то, что создается нами в процессе социального взаимодействия с другими людьми, утверждает Ирвинг Гофман (Goffman 1978). Шошке — это и не вымышленный художественный персонаж, существующий независимо от Энгельмейера. Напротив, Шошке — осуществление фантазий самого Энгельмейера: "Шошке — женщина, какой я хотел бы быть«[18]. Энгельмейер буквально реализует слова постмодернистского философа Мишеля Фуко, сказанные последним в интервью 1982 года: «Главное в жизни — стать кем-то иным по сравнению с тем, кем вы были раньше» (Rux 1988: 10). Шошке — это и не концептуальный акт Энгельмейера-художника, поскольку она не означает чего-то, помимо самой себя. Что же она такое? Рассматривая феномен Шошке с точки зрения его восприятия, поскольку все ее существование подразумевает устремленные на нее взгляды зрителей — в реальном или виртуальном пространстве, — я бы хотела проанализировать ее как перформанс. Искусству перформанса свойственно расшатывать общепринятые нормы классификации, жанра и стиля. Перформанс отражает гибридную концепцию искусства, поскольку использует различные типы эстетических форм, деконструирует их и затем конструирует заново. Колин Каунселл говорит, что для перформанса не существует проблемы классификации, так как ему не присущ какой-то определенный эстетический язык. Он вбирает в себя все и поэтому не вызывает ожиданий — ожидается лишь, что он должен произойти (Counsell 1996: 210).

Однако Шошке как перформанс не сугубо индивидуальный вымысел, как может показаться сначала, — она глубоко укоренена в израильской действительности и связана с ее карикатурным аспектом. Хотя Энгельмейер перенес свой перформанс в образе Шошке в жизнь, он не отказался от своей сатирической позиции. Энгельмейер использует Шошке как сатирическое оружие для реакции на злободневные политические вопросы. Он вставляет свою героиню в юмористические, казалось бы, мемы, публикуемые в интернете. Так, например, когда министр культуры Мири Регев появилась на церемонии открытия последнего Каннского фестиваля в дизайнерском платье с видами Старого города в Иерусалиме, включая Стену Плача и мечеть Эль-Акса, мем Энгельмейера был первой реакцией среди неистового буйства мемов в Сети (ил. 7)[19]. Шошке была запечатлена одетой, хотя ее костюм представлял собой полную противоположность наряда Регев. На Регев длинная юбка, на Шошке — короткая, украшенная изображением Тель-Авива: это современные небоскребы наряду со знаменитой монументальной скульптурой израильского художника Менаше Кадишмана — тремя ржавыми сферами, удерживающимися одна на другой вопреки закону тяготения. Эта скульптура венчает собой культурный центр оживленного светского города Тель-Авива, где расположены Национальный театр Габима и главный концертный зал.

Выбор такого символического противопоставления костюмов был неслучаен, так как указывал на критическую позицию, которую Энгельмейер уже выражал в названии своей выставки «Haaretz Hanuvtahat [ягодицы]», что, как уже было сказано, означает «Земля обетованная». Каждая из героинь мема олицетворяет один из полюсов политического конфликта в современном Израиле. Министр культуры Регев своим платьем демонстрирует принадлежность к крайнему правому идеологическому лагерю, для которого характерна сакрализация прошлого и победа которого выльется в формирование двунационального государства. Перед ней стоит Шошке, вымышленная женщина, представляющая левое крыло — гуманистическую идеологию, которая прославляет настоящее. Аскетичный святой город Иерусалим против светского гедонистического города Тель-Авива. Мем Энгельмейера визуально напоминал о предыдущем скандале, случившемся тремя месяцами раньше, когда Шошке пригласили в Иерусалим выступить на фестивале «Sheon Horef» («Шум зимы»). Сторонники единства израильского государства обратились к мэру Иерусалима с просьбой отменить запланированное выступление Шошке на том основании, что этот голый персонаж «противоречит основным ценностям человеческого достоинства и творчества». Раздоры в обществе закончились выходом представителей ультраортодоксального крыла из состава городской ассамблеи. На карикатуре ниже Шошке предстает в образе средневекового беса, преследующего перепуганного религиозного представителя, который держит в руках Священное Писание и кричит: «Они свели наших девиц с ума!»

Публичный скандал сделал Шошке более известной, и о ее существовании узнали за пределами Тель-Авива. В июне этого года, после закрытия выставки, Шошке поделилась со мной своим намерением податься в политику. В Фейсбуке появился пост о событии, приглашенным на которое сообщалось, что Шошке собирается сделать неожиданное заявление. Я отправилась туда с любопытством и в ожидании чего-то забавного, помня о грандиозном фестивале «Шош Кутюр», проходившем в музее в рамках выставки. В конце концов, никто же не думал всерьез, что ожившая карикатура даст политический ответ на раздирающие Израиль разногласия. На этот раз событие должно было состояться в старинной винодельне Яффы, одном из средоточий неформальной культуры. Посетителей собралось немного: члены семьи[20], друзья и некоторые поклонники Шошке, к которым я сама принадлежу. Шошке появилась из-под крыши здания и спускалась по ступеням, читая свой политический манифест. Это было патетическое диминуэндо сумасбродных приключений живой Шошке. Однако Шошке по-прежнему жива-здорова в виртуальном пространстве, как свидетельствует один из последних ее мемов (ил. 9).

Новый символ израильской культуры?

В заключение я бы хотела коснуться темы одежды в связи с наготой Шошке. Кавалларо и Уорвик утверждают, что «[одежда] придает форму телу и защищает личные фантазии от Другого, в то же время связывая индивидуальное „я“ с коллективным Другим и реализуя эти фантазии в объекте публичного внимания» (Cavallaro & Warwick 1998: xvi). Поскольку голая Шошке представляет собой перформанс, три компонента ее «костюма» — прическа, очки и туфли — наделены иным смыслом, нежели «публичное внимание». Вынося за скобки очки, поскольку очки постоянно носит и сам Энгельмейер, я остановлюсь на двух других. Поскольку волосы и туфли — два «полюса» человеческого тела, в культуре они функционируют как метонимические обозначения самого человека. Голова — вместе с волосами, у которых всегда есть культурный подтекст, — символизирует сакральную духовную область, поскольку она устремлена вверх, к небесам. Ступни, в обуви или без, укоренены в земле, поэтому олицетворяют низшую, земную область. Такими значениями эти телесные «полюса» наделялись во всех цивилизациях на протяжении истории человечества.

Энгельмейер, израильский карикатурист и преподаватель Академии искусств «Бецалель», наверняка думал о Срулике — персонаже, созданном карикатуристом Криэлем Гардошем, также известным как Дош[21]. Срулик появился на свет в 1956 году и стал символом молодого израильского государства[22]. Срулик изображался как маленький наивный мальчик в традиционной «шляпе Тембель» (что на иврите значит «идиот») цвета хаки, венчающей копну волос, мятой рубашке хаки с открытым воротом, синих тренировочных шортах и, опять же, традиционной израильской обуви. Прическа Срулика называется «блорит»; «эта безошибочно узнаваемая, непослушная прядь, которая падает на лоб и которой играет бриз» (Almog 2003: 82) указывала, что он — гордый сабра, рожденный в Израиле. Его сандалии, именуемые «библейскими», указывали на выбранную культурную стратегию; посредством одежды он декларировал новое еврейское самосознание — уроженца Израиля, сабры, чьи стопы, словно корни, уходят в землю предков, которая принадлежит им по праву библейского обетования (Ben-Meir 2008: 78).

Более того, своей формой одежды Срулик противопоставлен основателям Израиля с их безразличием к внешнему виду, подчеркивающим их стремления к идеализму и приверженность нематериальным ценностям. Шошке — совершеннейший антипод Срулика: женского пола, голая, с вызывающе выраженными сексуальными органами, вульгарно оснащенная причудливыми броскими аксессуарами. Хотя ценности, которые олицетворяет Шошке, не так легко принять, ее персона вызывает теплые чувства у большей части израильской публики. «Подрывная» тактика Шошке — тактика шута, вооруженного юмором, весельем и игривостью. С помощью этих, казалось бы, приятных средств Энгельмейер деконструирует и расшатывает сакральный миф израильской культуры, высмеивает первопроходческий дух сионизма. В стране, где бывший президент, бывший премьер и другие бывшие министры в настоящее время сидят в тюрьме, голая Шошке напоминает ребенка из сказки Ганса Христиана Андерсена «Новое платье короля», который, оглядываясь по сторонам, с недоумением спрашивает: «Разве это — земля обетованная?»

Перевод с английского Татьяны Пирусской

* Instagram / Facebook принадлежит компании Meta Platforms Inc., которая признана в России экстремистской организацией, ее деятельность на территории РФ запрещена.