Фрагментирование черного мужского тела: Уилл Смит, маскулинность, мода и влечение

Костюм, кинозвезды и идентичность

Я задумала эту статью, прочтя интервью Уилла Смита, опубликованное в популярном британском киножурнале Empire. По словам актера, он отказался от роли Нео в фильме «Матрица» (The Matrix, 1999), поскольку спецэффекты показались ему «слишком амбициозными», а сам он не чувствовал, что достаточно профессионально «созрел» для этой роли (Laurence 2007: 108). Если бы Смит принял предложение, и костюм Нео, и весь его образ, без сомнения, оказались бы совсем иными. Проблема не только в резком несходстве актерских стилей и личностей Смита и Киану Ривза. Не менее существенна здесь и их разная этническая принадлежность. Белый Ривз может быть противопоставлен черному Смиту как минимум по трем ключевым позициям.

Прежде всего, смена актера привела бы к кардинальному изменению способов взаимодействия костюма и тела. Складки черного пальто Нео поглощают свет, подчеркивая бледную кожу Ривза (Church Gibson 2005b: 117; Gilligan 2009a: 157). Черная кожа Смита в сочетании с матовой одеждой Нео, без сомнения, создавала бы совсем другой эффект — особенно рядом с блестящим кожаным пальто Морфеуса и облегающим полихлорвиниловым комбинезоном Тринити. Во-вторых, интересная, сложная, подспудно конфликтная система отношений Морфеуса и Нео, предполагающая их взаимное подчинение, наставничество и поклонение, изменилась бы, если бы обе роли играли черные актеры. Соответственно, изменились бы и возможности интерпретации сюжета. Например, трактовка Клаудии Спрингер, читающей «Матрицу» в контексте проблемы «белой» апроприации «черной силы», оказалась бы попросту неуместной. И в-третьих, взаимодействуя с экранным образом, зритель неизбежно актуализирует собственный культурный капитал, ассоциированный в его восприятии с той или иной кинозвездой. Иными словами, смена актера — это всегда новая трактовка персонажа.

Уилл Смит, зрители и академия

Медийный образ Смита не вполне обычен. Это связано с некоторой двусмысленностью его экранных персонажей, его «звездного» и создаваемого медиа личностного образа, тесно ассоциированного с фиктивной стереотипной «аутентичностью» чернокожего актера, выросшего в рабочих кварталах Филадельфии и увлекающегося рэпом и хип-хопом. С момента выхода на экраны сериала «Принц из Беверли-Хиллз» (The Fresh Prince of Bel-Air, 1990) ненавязчивый интерес актера к этим музыкальным жанрам, юмор и связь с индустрией развлечений превратили Смита в мультимиллионный бренд, который разрабатывается на стыке музыкальной индустрии, телевидения, кинопроката и торговли[1]. Многоплановый актер, снимавшийся в боевиках, научно-фантастических фильмах, романтических комедиях, биографических кинокартинах и драмах, Смит «формирует привлекательный „звездный“ образ черной маскулинности» (Magill 2009: 135).

Уилл Смит пользуется широкой популярностью у зрительской аудитории независимо от ее гендерного и расового состава (Laurence 2007: 105; Magill 2009); он возглавляет «звездный» список «Форбс»[2]. Несмотря на это, однако, его фигура практически не привлекала внимания исследователей. Единственное исключение — глава в книге Дэвида Мэгилла «Культура селебрити и расовая маскулинность: случай Уилла Смита» (Celebrity Culture and Racial Masculinities: The Case of Will Smith, 2009). Как правило, Смитом интересуются лишь журналисты, которые пишут о картинах, готовящихся к показу, и берут у актера интервью, либо поклонники или авторы популярных биографий, которые пишут о пути Смита к известности, о его рабочей этике и успехах, представляя его молодым читателям как «афро­американского героя» (см.: Doeden 2009; Feinstein 2007; Iannucci 2010). Смыслы, которые транслируют кинематографические работы актера, одновременно и подтверждают и разрушают эту идентичность (Tasker 1993). И хотя, как замечает Памела Черч Гибсон, исследователи уже привыкли «обсуждать варианты осмысления способов изменения традиции с помощью изучения феномена популярности отдельных звезд, трансформации физических типов и новых способов самопрезентации», кажется странным, что Смиту уделялось так мало внимания в работах, посвященных взаимодействию идентичности, культуры селебрити, моды и потребления. Возможно, причиной тому служит тесная связь Смита с современным массовым кинематографом и его статус черной мужской звезды Голливуда. Я же, вслед за Ивонной Таскер, не считаю, что современный популярный кинематограф следует «осмыслить и оставить позади» (Ibid.: 5); напротив, я полагаю, что он заслуживает отдельного внимания. Мэгилл, работавший с этой темой в контексте американской культуры, пишет, что афроамериканская кинозвезда «воплощает собой американские фантазии и страхи, связанные с негроидной расой»; эта проблема еще плохо исследована и осмыслена (Magill 2009: 126). По словам Мэгилла, Смит являет собой «исключительно безопасную» голливудскую репрезентацию черной маскулинности: «Смит воплощает в себе фантазию о черной идентичности, которая противостоит расовой дискриминации и, что парадоксально, одновременно умеряет прочно встроенные в европейскую культуру опасения представителей белой расы» (Ibid.: 127).

Создаваемый Смитом звездный образ становится «безопасным», когда актер смягчает «ассоциированную с ним потенциальную угрозу иронией, позиционируя свою принадлежность к черной расе как маркер стиля» (Ibid.: 131). Так, например, происходит в фильме «Люди в черном». В мужественных героях Смита, спасающих мир, индивидуализм неизменно «берет верх над расовой принадлежностью». Они сочетают в себе надежность, цельность, трудолюбие и порядочность с сарказмом, иронией и остроумием. Все эти качества соответствуют идеологии американского национализма (Ibid.: 128–131). Говоря об институциональной потребности смягчить «страхи» представителей белой расы и обезопасить образ Смита в глазах аудитории, Мэгилл обращает внимание не на процесс гомогенизации белого «другого»; его занимают проблемы национальной идентичности, классовой принадлежности и идеологии. Я не готова полностью присоединиться к этой позиции. Вместе с тем я отчетливо осознаю неоднозначность моей собственной исследовательской точки зрения. Ощущение амбивалентности во многом обусловливает характер моей работы. Моя позиция призвана провоцировать дальнейшую, более широкую дискуссию, касающуюся не только разнообразных интерпретаций образа Смита, но также вопросов репрезентации гендера и этнической принадлежности, моды и тела в современной массовой культуре.

Перевод с английского Елены Кардаш

Продолжение в печатной версии журнала