Замогильные эмоции: текстиль и одежда с лондонских кладбищ XIX века

Одно естество
Под одеждой другая одежда лежит
Возобновляющееся тело:
О, множественная невинность, о, платье из складок плоти.
Одно естество, одна множественность,
Сначала сумятица, затем простота.
Улыбнись, смерть, единовременными устами.
Останови внутренний и внешний
Непрерывный полет и обгон.
(Riding 2001: 71)

Для археолога сложность в изучении смерти и погребальных практик состоит не в том, что он(а) отталкивается от жизненного опыта, саморефлексии и соотнесения предмета с самим(ой) собой. Основная проблема заключается в том, чтобы ограничиваться лишь этим как источником эмпатии и обобщения или даже дискуссии (Kus 2013: 62).

Характер траура в Великобритании середины и конца XIX века является одной из определяющих черт эпохи. Уход близких в мир иной отмечался вычурными, сложными ритуалами, связанными с ношением траурного платья, что в результате сгустило краски и дошедшей до нас повседневной одежды того времени. Но как же обстояло дело с самими усопшими? Во что облачались люди, почив вечным сном в великий век осознания смерти? Как выглядела последняя одежда, которую им суждено было носить? На ил. 1 (ил. см. во вклейке 1) представлен чепчик Чарльза Шервуда, четырехмесячного младенца из Лондона, умершего в начале 1840‑х годов. Он сделан из грубого дешевого белого шелкового атласа, а черное кружево, когда-то служившее декором, оставило лишь след в виде призрачного отпечатка. Когда археологи открыли детский гроб, они обнаружили прекрасно сохранившийся букетик садовых цветов, помещенный в его крошечных ладошках. Описывая чепчик для каталога, я обнаружила хрупкие фрагменты мумифицированной кожи головы Чарльза, приставшие к ткани. Быстро сменяющие друг друга эмоции и чувства, которые вызывают описания подобного рода, — любопытство, щемящая грусть, отвращение — сродни «платью из складок плоти» из стихотворения Лоры Райдинг. Они сопровождали мою работу над рядом погребальных текстильных изделий XIX века из археологических раскопок в Лондоне. Анализ выявил и другие эмоции, заложенные в самих текстильных изделиях, особенно впечатление социальной респектабельности, и полученные данные наметили ограничения сложившейся истории викторианских погребальных практик, отраженной в материальных свидетельствах и документах.

Начиная с 1991 года раскопки на территории Великобритании и исследования в области археологии Нового времени все ближе подходят к настоящему времени на участках, где находятся склепы и места захоронений конца XVIII — середины XIX века. В последние два десятилетия возросло количество публикаций описаний мест археологических раскопок и, соответственно, расширился корпус аналитических статей по этой теме (Molleson & Cox 1993; Reeve & Adams 1993; Cox 1998; Buteux et al. 2006; Miles et al. 2008; Connell & Miles 2010). В своем исследовании для сравнения информации о текстиле я опираюсь, в частности, на труды Пенелопы Уолтон-Роджерс (Walton-Rogers 2006; Walton-Rogers 2011) и Роба Джанауэя (Janaway 1993). Изученные мной предметы, пополнившие растущий архив могильного текстиля, поступили в ходе двух разных археологических раскопок, проведенных археологической службой Музея Лондона в период с 2004 по 2008 год на четырех нонконформистских и коммерческих кладбищах в Лондоне. Нонконформистами называют членов религиозных деноминаций, не подчиняющихся государственной Церкви Англии. Они могут быть инакомыслящими протестантами (баптисты, методисты, пресвитерианцы, конгрегационалисты) или римскими католиками. В первую группу локаций входили римско-католическое кладбище приходской церкви св. Марии и св. Михаила на Коммершиал-роуд, ныне находящееся под детской площадкой Начальной школы имени Епископа Чалонера, Шэдвелл (номер объекта LUK04); кладбище баптистской церкви Боу на Пэйн-роуд, Тауэр-Хэмлетс (номер объекта BBP07 и PAY05); и третий участок, когда-то принадлежавший частному кладбищу Шина между Коммершиал-роуд и Бэкчерч-лейн (номер объекта CXL06, но текстиль там не был обнаружен; полную информацию о местах раскопок и артефактах см.: Davidson 2013). Второй локацией было частное коммерческое кладбище под названием Нью Банхилл Филдс, обнаруженное под новой Академией Глоуб на Деверелл-стрит, Саутуорк (номер объекта DVL05; Davidson 2012).

В настоящей статье рассматриваются фрагменты текстильных изделий, когда-то бывших одеждой умерших и украшавших их гробы, обнаруженные на указанных выше площадках. Погребальные украшения могли включать подкладку гробов, подушки и матрасы. Тела могли быть покрытыми самыми разными видами одежды, включая чепцы, перчатки, брюки, пиджаки, жилетки, лифы и саваны. Дополнительная информация об отсутствующем или фрагментарно сохранившемся текстиле была получена благодаря булавкам, религиозным сувенирам и пуговицам разных размеров и материалов. Каждое из кладбищ, где проводились раскопки, пережило сравнительно короткий период использования, охватывающий несколько отрезков времени с 1816 по 1856 год, большая часть текстильных изделий, датируемых периодом с 1843 по 1854 год, были обнаружены на кладбище церкви св. Михаила и св. Марии. Подробную информацию можно найти в археологических отчетах (Davidson 2012; Davidson 2013).

Настоящая статья также дает возможность поразмышлять об исследовании как о серии вопросов наряду с ответами, рассмотреть эмоциональные проблемы, стоящие за сухой научностью, требуемой в археологических отчетах, возникающие в русле этой более строгой методологии и дающие выход личному, человечному отклику на материальные свидетельства страшного таинства смерти. Некоторые эмоции, связанные с междисциплинарным характером исследования, возникали, когда я работала в качестве историка костюма в сообществе археологов на краю моей исследовательской зоны комфорта, в то время как «мои собственные эмоциональные реакции составляли значительный аспект» исследования, как ранее обнаружила археолог, работавшая с темой утраты (Tarlow 1999: 21). Работы археолога Сары Тарлоу стали ценным путеводителем по хитросплетениям эмоций, возникающих в результате работы с археологическими мертвыми. Мое исследование также основывалось на том, что, как я узнала лишь впоследствии, стараясь найти язык для описания неаналитических откликов, определяется как аффект: «имя, которое мы даем этим силам — стихийным силам внутри, вне и в целом отличных от сознательных, жизненных сил, настоятельно дающих о себе знать помимо эмоций» (Gregg & Seigworth 2010: 1). Антрополог Сьюзан Кус также признает, что «культурная обработка аффектов, связанных со смертью, требует более полного изучения, поскольку археологи продолжают обращаться к эмоциям в своих объяснительных моделях», в своей работе об «эмпатических аппаратах», относящихся к «смерти и культурным сложностям переживаемого, узнаваемого, выражаемого, оспариваемого и воображаемого» (Kus 2013: 69). Подобно поэтам-модернистам, в том числе Лоре Райдинг, бросившим вызов конвенциональной стихотворной форме, чтобы выразить правду чувств, в этой статье я переключаюсь между традиционно и научно аналитическим и лично созерцательным и воображаемым, чтобы объединить их культурно взаимосвязанные результаты.

Продолжение в печатной версии журнала и на Bookmate