Дарья Литвина (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург). Страх в нарративах женщин, имеющих опыт потери беременности мертворождения / прерывания беременности по медицинским показаниям

В докладе будут представлены результаты работы над индивидуальным исследовательским проектом «Женщины, професс ионалы и “ангелы”: практики взаимодействия и эмоции в ситуац ии антенатальной потери» (сроки проведения исследования: сентябрь 2018 — июнь 2019). В настоящий момент в рамках проекта автором проведено 22 глубинных полуструктурированных интервью с женщинами, имеющими опыт потери беременности/мертворождения / прерывания беремен ности по медицинским показаниям. А также 5 интервью с «профессионалами», которые взаимодействуют с женщинами и семьями в данной ситуации (акушерками, психологами, сотрудниками благотворительных организаций).

Современную родительскую культуру можно охарактериз овать как «детоцентристскую» (Чернова 2018). «Правила чувствования» (в терминологии (Hochschild 2012)) велят нам заботиться о детях, любить их и ждать их появления. Нерожденный* уже включен в сложные системы социальных связей: на него (как на демографический ресурс) рассчитывает государство, его появления ждут родные, рынок уже готов предложить ему богатый ассортимент товаров и услуг (наклейки на живот, «беременные» фотосессии, организация вечеринок по объявлению пола, слепки по данным УЗИ, и т. д.) (Lupton 2013). Наконец, медицинские сотрудники прикладывают усилия для сохранения его жизни и здоровья, а некоторые конфессии признают за ним право считаться субъектом. Это задает рамку эмоционального режима, в котором потеря нерожденного (во время беременности и родов) часто мыслится как тяжелое эмоцио нальное потрясение, которое сопровождается различными страхами. На некоторых из них я остановлюсь подробнее в своём докладе:

⋅ Витальный страх смерти (своей или ребенка).

⋅      Страх перед болью во время медицинских манипуляций. В первую очередь это относится к «чистке» / ручному обследованию полости матки.

⋅ Социальный страх несостоявшегося (неправильного) материнства и последующего за ним обесценивания потери, обвинения женщины в неправильном уходе за собой, отказа в признании нерожденного в качестве ребенка, а женщины — в качестве матери.

⋅ Страх перед врачами / медицинскими манипуляциями / системой родовспоможения с реализующимися там патернализмом, объективацией, биовластью («Я решила, что лучше умру дома в родах, чем снова поеду в роддом»).

«Мать мертвого ребенка» — социально нераспознаваемый материнский статус, который оказывается важным для многих женщин**. Однако для медицинских сотрудников и социального окружения женщин (коллег, родственников, знакомых) нерожденный зачастую не распознается социально (как обладающий personhood), а скорее как потенциально опасный биологический объект, который подлежит утилизации, а эмоциональная реакция по поводу потери нерожденного может мыслиться как бесправное горе (Корр 2016). В поисках эмоционального убежища (в терминологии (Reddy 2001)) женщины меняют работу (или завершают карьеру), место жительства (вплоть до переезда в другой город/страну), обращаются за помощью к психологам. В данном докладе я подробно рассмотрю страхи, которые сопровождают женщин в их опыте потери нерожденного во время беременности/родов, а также последствия этих страхов и способы сопротивляться им.

родов) часто мыслится как тяжелое эмоцио нальное потрясение, которое сопровождается различными страхами. На некоторых из них я остановлюсь подробнее в своём докладе:

Витальный страх смерти (своей или ребенка).

Страх перед болью во время медицинских манипуляций. В первую очередь это относится к «чистке» / ручному обследованию полости матки.

Социальный страх несостоявшегося (неправильного) материнства и последующего за ним обесценивания потери, обвинения женщины в неправильном уходе за собой, отказа в признании нерожденного в качестве ребенка, а женщины — в качестве матери.

Страх перед врачами / медицинскими манипуляциями / системой родовспоможения с реализующимися там патернализмом, объективацией, биовластью («Я решила, что лучше умру дома в родах, чем снова поеду в роддом»).

«Мать мертвого ребенка» — социально нераспознаваемый материнский статус, который оказывается важным для многих женщин**. Однако для медицинских сотрудников и социального окружения женщин (коллег, родственников, знакомых) нерожденный зачастую не распознается социально (как обладающий personhood), а скорее как потенциально опасный биологический объект, который подлежит утилизации, а эмоциональная реакция по поводу потери нерожденного может мыслиться как бесправное горе (Корр 2016). В поисках эмоционального убежища (в терминологии (Reddy 2001)) женщины меняют работу (или завершают карьеру), место жительства (вплоть до переезда в другой город/страну), обращаются за помощью к психологам. В данном докладе я подробно рассмотрю страхи, которые сопровождают женщин в их опыте потери нерожденного во время беременности/родов, а также последствия этих страхов и способы сопротивляться им.


* Вслед за исследовательницей Деброй Лаптон (и другими исследователями репродуктивных потерь) я использую термин «нерожденный» (“unborn”) в качестве более нейтрального синонима терминов «плод» или «ребенок».

** Например, женщины могут использовать следующие дискурсивные конструкции: «У меня пятеро детей, из которых трое [живых] живут с нами», «У меня двое детей, но они умерли», «Я — мама ребенка-ангела».

Литература:

Hochschild A. The Managed Heart: Commercialization of Human Feeling. University of California Press, 2012.

Lupton D. The Social Worlds of the Unborn. London: Palgrave Macmillan, 2013.

Reddy W. M. The Navigation of Feeling: A Framework for the History of Emotions. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.

Корр Ч. Углубляя понятие бесправного горя // Археология русской смерти, 2016. № 3. С. 132–146.

Чернова Ж. В. Политический, культурный и поколенческий контексты родительства  в 2000-е гг. // Клуб любителей интернета и общества, 2018 (электронный ресурс: http:// clubforinternet.net/school_18/parents/4 — дата обращения: 12.09.18).