Шеф-редактор журнала «Теория моды» Людмила Алябьева: «Если хотите меньше бояться нового и непонятного, изучайте историю моды». Интервью (Анна Николаева, «Теории и практики»)

Шеф-редактор журнала «Теория моды» Людмила Алябьева: «Если хотите меньше бояться нового и непонятного, изучайте историю моды»

Фото: Зуля Алиева


Мода (как и любая форма искусства) стремится к нарушению границ — но неправы те, кто считает, что модные эксперименты касаются только узкого круга ценителей. Мода исследует прошлое (например, через эксперименты с народным костюмом), может стать ключом к пониманию настоящего (чутко реагируя на социальные и культурные сдвиги) и предлагает образы будущего. По просьбе T&P основательница бренда «Одевайся легко» Анна Николаева поговорила с шеф-редакторомжурнала «Теория моды» Людмилой Алябьевой о том, что могут рассказать модные коды, как научиться их читать и что общего у моды с криминалистикой.


— В моей библиотеке есть все выпуски «Теории моды». Скажу больше: во время переезда мой муж выбросил все журналы, включая «Теорию», — мы чудом не развелись; я тогда приехала в издательство («НЛО» — Прим. T&P) и снова купила все номера. Но нас, фанатов, мало. Тираж журнала — всего тысяча экземпляров. Расскажите, кто все эти люди? Профессионалы или любители?


— Я думаю, что это микс самых разных людей. В 2006 году, когда было принято решение издавать журнал в России, мы понимали, что ориентируемся не только на академическое сообщество. Просто потому, что тогда ни о какой теории моды по большому счету никто и представления не имел в России — дисциплины не было. И журнал за 13 лет своего существования сделал очень, как мне кажется, важную вещь — сформировал поле для научного обсуждения и изучения феномена моды.

Помимо издательской и просветительской работы мы с самого начала задумались о необходимости открытия учебной программы на базе российского вуза. Уже несколько лет такая программа существует: я имею в виду магистерскую программу «Индустрия моды: теории и практики», которая сейчас работает в Шанинке (Московская высшая школа социально-экономических наук). На ней преподают постоянные авторы журнала, среди которых Линор Горалик, Ольга Вайнштейн, Ирина Сироткина, Татьяна Дашкова, Ксения Гусарова — dream team, одним словом!


— Главный объект изучения какой? Фокус на истории или на современности?


— И то, и другое, и третье: история и современность в контексте актуальной теории и гуманитарного знания. В основе программы — курс по теории моды, который призван показать, какие концепции в гуманитарном знании могут сослужить хорошую службу теоретику моды.


От кокошников к кроссовкам и обратно

— Есть ли интересные исследования, которые фиксируют состояние российского общества с точки зрения теории моды? Как-то же наука должна объяснить нам, почему даже российские женщины помешались на кроссовках.


— Вы упомянули кроссовки. Одна из последних публикаций в серии «Библиотека журнала „Теория моды“» как раз посвящена кроссовкам (особенно отрадно, что это работа нашего магистра Екатерины Кулиничевой). Это очень важная книга, где российскому материалу уделено достойное место. Одна из глав посвящена советскому опыту, а другая, в которой говорится о феномене коллекционирования кроссовок, рассказывает об актуальной ситуации в России.



Что касается в широком смысле российского контекста, я бы сказала, что появляется довольно много статей, где в фокус внимания исследователей попадает тот или иной феномен. Но сказать, что успевают зафиксировать все то, что происходит сегодня, наверное, нельзя, потому что отличие журналистского расследования от гуманитарного исследования в том, что научное сообщество реагирует не так быстро: все-таки для написания добротного исследования нужно больше времени. Важно не просто зафиксировать феномен, но и поместить его в исторический контекст и предложить некоторую аналитическую рамку.


— На ваш взгляд исследователя, как изменилось российское общество? Что говорят вам наши сарториальные привычки?


— Если говорить об опыте больших городов, то, наверное, мы стали свободнее и все независимее выстраиваем свои гардеробные практики. Мы постепенно изживаем этап первоначального насыщения и бездумного потребления всего, что раньше было недоступно. Постепенно и у нас формируется пласт ответственных и сознательных потребителей. Конечно, влияние оказывают и экономическая ситуация, и информационные каналы, благодаря которым мы все больше и больше узнаем не только о собственно потреблении, но и о производстве: если раньше можно было купить пять футболок, то сегодня надо хорошенько подумать, прежде чем сделать выбор.

Разумеется, пока мы не можем говорить об этом как о массовом явлении. Но со временем количество таких ответственных потребителей неизбежно увеличится.

Другой тренд — идея комфортного гардероба, которая находит самые разные выражения, будь то пресловутый нормкор или феномен athleisure. Мы все больше одеваемся так, чтобы чувствовать себя комфортно (физически и эмоционально), а не для того, чтобы произвести соответствующее впечатление. Это находит отражение во всех социальных привычках и в целом в том, как устроена наша жизнь: к примеру, если вы работаете на фрилансе (а таких людей становится все больше), это неизбежно влияет на ваш гардероб.


— То есть, по вашим ощущениям, мы вполне в западных трендах? Но если говорить о трансформации гендерных ролей и отражении этих процессов в моде, то, мне кажется, мы еще очень далеко. То же самое и с мощным феминистским трендом.


— Ну почему же? Все это есть, несмотря на довольно агрессивные консервативные усилия по сохранению пресловутых скреп. Давайте выйдем на улицу, проедемся на метро, посмотрим, как одеваются молодые люди и девушки. Есть вещи, которые, мне хочется верить, невозможно остановить, в особенности в эпоху скоростного развития глобальных сетей и информационных каналов.

Что касается гендерных качелей, то надо понимать: в истории моды такие сюжеты встречаются регулярно. Можно просто взять и полистать альбом живописи XVII–XVIII веков. И увидеть, что до определенного времени мужской и женский костюм имели очень много общего. Четких разграничений по цвету, по фактуре, по декору до XIX века особенно и не было. И это не вызывало вопросов относительно мужественности или женственности персонажей.

Гендер — это социальная конструкция, набор конвенций, общественный договор. Если до недавнего времени функциональность, строгость, отсутствие ярких цветов и принципиальная закрытость считались атрибутами мужественности, то сегодня мы видим в мужском гардеробе и яркие цвета, и самые разные принты, и большую открытость, и новые конструктивные решения. Мужчины просто заимствуют из женского гардероба, как когда-то женщины заимствовали из мужского. Элизабет Уилсон (профессор Лондонского колледжа моды, автор книги «Облаченные в мечты: мода и современность». — Прим. T&P) отмечала, что мода всегда работает на гендерных границах, потому что это место, где возможен эксперимент. Если нет эксперимента, нет чего-то нового, то о моде говорить довольно сложно.

Мода пробует установки и общественные конвенции на прочность, предлагает новые образы, которые поначалу шокируют, оказываются непонятными, пугают. А потом постепенно встраиваются в общую канву и неизбежно становятся частью мейнстримного дискурса.


— Для многих дизайнеров страна, в которой они жили, со всеми ее сложностями, драмами, колоритом стала главным ресурсом для творчества. В России сейчас на пике эстетика окраин и ностальгия по советскому как главные источники модных впечатлений. А что еще у нас есть? Иногда кажется, что ничего мощнее тюремной эстетики и не осталось. Про кокошники даже говорить уже как-то неловко.


— Ну и зря. Кокошники, прочие атрибуты традиционной русскости — это же вопрос интерпретации. Мне кажется, что настоящей работы с элементами народного костюма пока что проведено не было — воспроизведение традиции не является основным способом ее сохранения. Вспомните японцев и их нетривиальную работу с традиционной японской одеждой — вряд ли это можно назвать чем-то скучным и неинтересным. Посмотрите, как британцы работают со своим наследием: Вивьен Вествуд, Александр Маккуин предложили свое видение традиции, переосмыслили ее. Посмотрите коллекцию Вествуд «Англомания», и вы увидите, что протест и традиционные образы вполне друг с другом сочетаются.


— Тогда скорее интереснее говорить про наследие Надежды Ламановой (русский модельер, художник театрального костюма. — Прим. T&P).


— У нее были проекты, где она эту русскость интерпретировала. Повторюсь, что задача не в том, чтобы со священным пиететом относиться к каким-то изобретенным традициям, а в том, чтобы попробовать это все творчески переосмыслить. И этого не произошло до сих пор по большому счету. Эта традиция как была в таком состоянии, когда к ней нужно было с исключительным почетом и уважением и «руками не трогать»... Так все и осталось.


Крафт и digital

— Наша проблема — это еще и отсутствие индустрии.


— К сожалению. Это и ткани, и производства, и сбыт. Эти проблемы довольно масштабные, и их, конечно, нужно решать. А для этого нужно понимание проблемы на государственном уровне. И не просто «встретились — поставили галочку» — нужны действительно попытки реорганизации. Я, например, хорошо знакома с так называемой Омской школой дизайна. Там в том числе очень сильное трикотажное направление, которого в России больше особенно нигде нет. При должной поддержке эта уникальная история могла бы развиться в классный и большой проект, важный для модной индустрии всей страны.

Мы ищем, где у нас мода, создаем инкубаторы для дизайнеров, проводим форумы, но не пытаемся прилагать никаких усилий, чтобы поддержать и сохранить то, что уже есть.


— Недавно я прочитала про скандинавский бренд, который стал продавать виртуальную одежду. То есть покупаешь не платье, а картинку с платьем, грубо говоря. Кстати, дорого. Зачем? Ну, например, можно в соцсетях выложить, похвастаться. Звучит смешно, но отрицать виртуализацию жизненного пространства мы не можем. Как вы считаете, насколько глубоко этот тренд затронет моду?


— Я не думаю, что наш модный гардероб полностью уйдет в виртуальный мир. Очевидно, что будут появляться новые инструменты и новые технологии. Но мне думается, что одновременно с этим будут сохраняться навыки ручного труда, которые являются уникальным человеческим опытом. Скорее прорывы будут случаться в тех областях, где технологии и инновации объединятся с ремеслами. Уже сегодня мы наблюдаем рост крафт-инициатив, который свидетельствует о нашей потребности в таком «человеческом» измерении.


— А вам не кажется, что ремесленная история может быть очень сильно локализована и уйти в арт? Собственно, так произошло с книгами, например.


— Разве с книгами так произошло? С одной стороны, да, в арт, и мы видим сегодня огромное количество таких проектов, например, в том, что касается текстильных ремесел. Но мне кажется, что технологии провоцируют и известное сопротивление, что уже привело к ренессансу хенд-мейда и сходных практик.


— Очевидно, что современные скорости и технологии влияют на производство и маркетинг. Каких революций ждать в этом сегменте?


— Бренды уже работают не на сезонность, а на потребительский спрос, который сейчас чудовищно быстрый. Скорость поменяла все: качество вещи, материал, из которого она сделана, ушли на второй план. Жизнь медленнее не станет, это очевидно. С другой стороны, человеку время от времени хочется выключиться, сойти с дистанции и организовать глобальный детокс. Наверное, эта потребность и дальше будет находить свое отражение в разных формах так называемого slow living и прочих идеологий, ориентированных на sustainability в самом широком смысле этого слова.

Эти факторы все ощутимее будут влиять и на производство. Изменить сложившуюся систему крайне сложно. Невозможно все закрыть и сделать по-новому. Но какое-то переосмысление на всех уровнях необходимо и неизбежно. Спрос рождает предложение. Никакой производитель ничего, помимо потребительского спроса, производить не станет. Изменятся наши отношения с одеждой и гардеробом, изменится структура потребительского спроса, неизбежно произойдут изменения и в области производства.


Мода как ключ к современности

— К какому научному знанию теория моды ближе всего?


— Мы можем анализировать моду с позиций самых разных дисциплин: антропологии, экономики, социологии, семиотики, но исторически теория моды выросла из cultural studies. Первые теоретики моды — это в основном выходцы из культуральных исследований.


— При этом теорию моды мы уверенно относим к междисциплинарным исследованиям. Какие интересные коллаборации мы можем видеть на этом поле?


— Сегодня очень много интересного происходит в исследованиях телесности. К примеру, в последнее время появился ряд любопытных работ, в фокусе которых находится поза, позирование в фотографии. Особенно интересные повороты этой темы становятся возможны благодаря технологическому буму и появлению новых визуальных форматов (вроде селфи), манипуляций с изображением.

Очень актуальны сегодня исследования в области конструкций гендера.

Совсем недавно я познакомилась с очень любопытным международным проектом, в рамках которого коллеги делают потрясающие исследования на стыке теории моды и криминалистики. Интересно, что и одежда, и внешний облик тоже начинают в какой-то момент активно использоваться в качестве доказательной базы.


— Где учиться, чтобы понимать про моду все?


— Конечно же, рекомендую журнал «Теория моды» и серию «Библиотека журнала „Теория моды“». У нас огромное количество планов, серия запланирована до 2023 года включительно. Мы продолжаем работать и очень надеемся, что читатель нас поддержит своим интересом.

Что касается образования, то исследования культуры — это одно из направлений, которое очень активно соприкасается с теорией моды. Все те факультеты, которые занимаются повседневностью, культурными практиками, материальной культурой, — это то место, где можно получить знания и исследовательские навыки, которые потом можно будет развить — например, придя на магистерскую программу по теории моды (в ту же Шанинку).


— Почему образованному человеку сегодня важно понимать и интересоваться теорией моды?


— Мода и сарториальные практики связаны с нашим повседневным телесным опытом, так что имеют самое непосредственное отношение ко всем без исключения. В конечном итоге глубокое понимание феномена моды во всем его историческом и культурном многообразии учит нас восприимчивости, открытости и терпимости. Если хотите меньше бояться нового и непонятного, изучайте историю моды.