Очень нужный словарь, дотошное исследование, великолепное по полноте собрание манифестов - все прекрасно, достойно, слову нет, - как говорит волшебное зеркальце. Как известно, за этим следует «но». Пока к нему переходить неохота. Подвиг книги достоин наград и восторгов и даже при всей его «справочниковости» - просто чтения. Снимаем шляпу пред г-ном Шрубой. Но не перед издательством - чтобы превратить иллюстрации в такую слепую гурьевскую кашу потрудиться должен был не один диверсант. Книга кроме прочих достоинств своим метрическим свидетельством о рождении предъявляет тривиальный и прискорбный литературный факт - история действует как заезженная граммофонная пластинка, все повторяется снова и снова. Посудите сами.

Сперва в России невозможно было появление такого словаря как «шрубовский» из-за идеологических запретов, когда же они рухнули, то попросту не стало денег. Финансы на изучение литобъединений российских столиц нашлись в Бохуме (383 тыс. жителей, машиностроение, в т.ч. автостроение). Нас вывозит в свет «опель». Привет таможеннику Луспекаеву, погибающему под белым солнцем пустыни. В справочнике Шрубы почти на каждой странице есть ссылка-аббревиатура РП, что расшифровывается «Русские писатели 1800-1917: Биографический словарь. М., 1989-1999. Т. I-IV». Задуманный кружком единомышленников-энтузиастов, преодолевших все идеологические препоны, словарь застрял на «Погодине» (даже до «Пушкина» не дошли!), - нет средств, чтобы выпустить полностью подготовленный пятый том.

А теперь наобум цитата из «Литературных объединений...», например, о крушении «Центрифуги« (С.Бобров, Б.Пастернак, Н.Асеев и др.): «В середине февраля 1917 г. напряженные еще с осени отношения центрифугистов с Вермелем кончились полным разрывом; Вермеля не устраивала роль спонсора без влияния и намерение некоторых членов группы «оставить за собой преобладание и оттеснить его в наиболее темную щель»... Ряд проектов «Центрифуги» зимы 1916-1917 гг. из-за отсутствия средств остался неосуществленным, в том числе издание уже подготовленного к печати «Третьего сборника Центрифуги» (материалы к нему сохранились в архиве Боброва)» (стр. 253).

А теперь наступило время сказать «но» - при всей прекрасности есть в словаре М.Шрубы и концептуальные потери. И это беда не только этого справочника, а шире - литературоведческого подхода. Что считать литературным объединением (чтобы оно не стало, да простится этот каламбур, - методологическим объедением)? Каков критерий? Это остается загадкой. И подобно тому, как от полного фотографического отпечатка срезается то справа, то слева неугодная фигура, так в справочнике отпали некоторые объединения музыкально-литературные или художественно-литературные. Только два примера.

Известно, что романсу, орущему из всех окон эпохи, ничто не помешало попадать в «наиболее темную щель», проваливаться меж стульев филологов, музыковедов и фольклористов. Даже его наиболее изысканным представителям. Шруба стремится к полноте картины и потому включает в «литературные группировки» явно избыточные сведения о «вечеринках Ватсон» (сбор ежегодно, в день рождения хозяйки») или весьма щекотливого свойства сборища «у Паллады» (Богдановой-Бельской) - ну, и бог им судья, может и впрямь, из песни слова не выкинешь... Но нигде и никак не упомянуты Пьер д'Альгейм и его жена певица Мари Оленина-д'Альгейм, создатели «Дома песни», центра концертно-лекционной пропаганды новых идей в музыке.

В 1910-1911 гг. в Москве два раза в месяц выходила газета «Дом песни», о них восторженно писал Александр Блок, десятки страниц посвятил в своих мемуарах Андрей Белый, чьи поэмы-симфонии невозможно понять без знания текстов самых низовых жанров музыкальной городской культуры. Чтобы не быть голословным, напирая на литературную значимость «Дома песни», только один отрывок из «Начала века» Белого:

«Над каждым концертом работала мысль д'Альгейма, чтобы он был выточен из цельного камня, чтобы песня вырастала из песни, как стихотворная строка из строки, чтобы песня рифмовала с песней. «Дом песни» объявлял ряд конкурсов на лучшие переводы циклов на русский язык, на музыку и т.д.; из запомнившихся конкурсов отмечу: конкурс на гармонизацию народных английских мелодий (слова Бернса), конкурс на перевод 12 песен на слова Гете, на перевод стихов Мюллера, положенных на музыку Шуманом , на перевод драмы «Рама» индусского поэта Бавабути, и т.д.».

Сотни исследователей и библиографов потрудились над полным сводом публикаций Осипа Мандельштама. Обыскались, но все же упустили пустячок - ведь литературоведы не заглядывают в такую пограничную зону, как нотные издания, да еще выпускаемые в начале ХХ века еврейским музыкальным обществом. К тому же, остается открытым вопрос: «Веревка - вещь какая?» Музыкальная или литературная? А может, и к лучшему, что не отыскали, а то мы бы имели на эстраде Ф.Киркорова или М.Распутину, распевающих «Нежнее нежного твоя рука...». Упущение с другой, художественной стороны - словарь Шрубы потерял обаятельное маленькое сообщество «Бескровное убийство». Чаще всего кружок собирался в 1910-е годы на квартире Ольги Лешковой, подруги художника Михаила Ле-Дантю. Из числа ставших впоследствии известными членов, кроме названных - Илья Зданевич, Вера Ермолаева, Янко Лаврин. Здесь была поставлена «драма» Зданевича «Янко круль албанский», издавался гектографированный журнал «Бескровное убийство» (более десяти выпусков). Сообщество интересно тем, что являло собой вполне оформленный зародыш литературного и художественного абсурдизма, когда в мире еще не пахло ни дадаизмом, ни обериутами. В двадцатые-тридцатые годы О.Лешкова, архивариус и летописец группы, была дружна с художницей Алисой Порет, подругой Даниила Хармса. А мораль короткой басни такова: почетче бы границы и критерии подхода к эпохе и - дай бог - восполнение этих пробелов.