Книга французской исследовательницы уже получила этой весной Анциферовскую премию, вручаемую фондом имени Д.С. Лихачеву за лучшую современную работу о Санкт-Петербурге. Увлекательно написанное исследование, посвященное жизни российской столицы на рубеже XIX – XX веков, заслужило эту награду. Культ старого Петербурга и попытка реформирования столицы, создание нового мифа города в литературе и изобразительном искусства и специфическое отношение власти к проблемам урбанистики - вот некоторые темы книги Берар; в ней описано и немало событий, берущих свое начало еще в середине столетия. Среди героев – интеллектуалы и ориентированные на Европу художники, прежде всего Александр Бенуа, чьи тексты во многом определили восприятие Петербурга, реформаторы и последний император, предпочитавший Зимнему дворцу Царское село и отличавшийся странной для публичного нелюдимостью, Как тонко подмечает автор, на торжествах, по случаю 200-летия Петербурга, Николай II вновь почти всё время находится в императорском шатре. Это его привычный тип поведения. «Как показали [уже] коронационные торжества, самодержец намеренно подчеркивает свою обособленность. В отсутствие харизмы это единственный способ поддерживать иллюзию богоизбранности». Ему противопоставляются «русские европейцы» - у большинства из них любовь к Старому Свету не отменяла, а точнее так даже питала любовь к старому Петербургу, этому посвящена отдельная глава книги, на страницах которой соседствуют Витте и Добужинский, Бакст и Гучков, Распутин и Горький.

Берар – известный специалист по русской культуре, не раз печаталась в российских журналах, в Москве выходила ее книга об Илье Эренбурге. Новое исследование также построено на тщательном изучении архивов и печатных источников – настолько тщательном, что порой кажется, будто примечания занимают не меньше места, чем основной текст. В нем виртуозно соединены сразу несколько углов зрения на историю.

Шестая глава книги посвящен внедрению канализации в Петербурге, а также нешуточным политическим баталиям, развернувшимся в начале ХХ века вокруг, казалось бы, исключительно санитарно-эпидемиологического вопроса. Чтобы лучше понять контекст тех событий – две цитаты, которые приведены в «Империи и городе». Одна – из доклада столичной городской комиссии: «Почва Петербурга в настоящее время буквально пропитана всякого рода миазмами. […] Отводные трубы из выгребов идут в водостоки, проходящие под улицами. Эти водостоки предназначены лишь для атмосферных осадков, но на деле все домовладельцы спускают в них выгребные жидкости. […] Когда рабочие раскапывают почву на улицах, то от зловония бывают случаи обмороков. Водосточные трубы соединены с каналами и реками; благодаря этому в некоторых местах, например, Большой Невы, имеется колоссальное количество самых опасных бактерий».

Вторая – из ключевого романа русского символизма, «Петербурга» Андрея Белого (1913): «На чугунном мосту обернулся бы он; и он ничего не увидел бы: над сырыми перилами, над кишащей бациллами зеленоватой водой пролетели бы лишь в сквозняки приневского ветра — котелок, трость, уши, нос и усы» (приневский здесь не фамилия, прилагательное образовано от «при Неве»).

«С чем в точности связаны эти городские страхи? – задается вопросом Берар. - С чумными и холерными бациллами? Белый, сын математика, исследователь геометрических плоскостей сознания, ощущает, как смертоносные бациллы роятся в речной воде, видит, как они проникают в клетки романного Петербурга, разъедая творение царя-Основателя». Так из быта прорастает история, вопросы гигиены увязываются с политическими проблемами, а перспективы диалога в обществе не в последнюю очередь зависят от количества микробов на кубический метр невской воды.