Осмысленные танки

 

Танки сами вошли в Будапешт.
И взирая застенчиво на голубей,
Отпускали слезу
Расчетливо, по боезапасу.

Мы не думаем, что можно иначе,
Ведь не может же
Лысоватый простой человек
Управлять траекторией атомов стали.

Танки неуправляемы,
Тонким клином уходят на юг,
Улетают на запад,
Будет жить в них мужская слеза,
Что запаяна в глубине их солдатского глаза.

Но ничем их,
Ничем их нельзя
Нам порадовать.

Бег на месте — и все ж по холмам,
Но безумье металла не в том,
А в другом — в том, что мы их
Сердечным не кормим овсом,
И небесным святым молоком
Мы не можем их в детстве порадовать.

Словно смутное стадо сирен
Иль свиней ностальгический слет
Сбились в кучу и тычутся рыльцами,
Нет обрыва для них, нет судьбы
Они метят не в наши грехи
И железные рушат стихи.

Мы их кормим с ладони железным овсом,
Но не любим их в нашем детстве простом
И в божественном нашем живом, но для них —
                                     пролетающем мире пустом,
И ничем их не можем порадовать.

***

«… и расцветут, как виноградная лоза…»
Осия (14, 8)

«Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого»
Иона (4, 11)

   Видел я Масличную гору в бинокль

говорлива толпа
и ты ее немой язык
стоокойтолпой разноязыкой
глядящей глазами в стороны света

                 во все глаза, во все ворота

      на холм, летящий
           одетый в бетон
                 недоступный

невидим он от Шхемских ворот,
                     от Ворот Ирода,
                     от Золотых ворот,
                     от Львиных ворот
                     виден от Мусорных ворот
                                от Сионских ворот
                     от Яффских ворот

тихо       не доходит из
             бетонного гетто весть

             Вифлеем неприступный

             Ерусалим невидим ему

                 Зрим снаружи семивратный
                             славен Ерусалим
             но внутри недоступен

Из цикла «Московские мгновенные встречи»

(12 час. 48 мин., 26-сентября, Яузские ворота)

…встретился совершенно незнакомый человек

      Несмотря на солнце, в капюшоне

      Правой рукой опираясь на палку, шел наразмашку

      В левой — с раскрытою книжкой в желтой обложке

          взгляд его был, как пароль

          И в лице непрочитанные морщины.

Спальный вагон метро

     Мимолетен бросок этих глаз
     В тех, кто безгласен.

     Они в метро спускается, чтобы спать
     Вместо глаз — открытая пасть

     Это они в кацавейке вповалку
     А глаза — ресницами сшитые щелки
     В зловонном вагоне метро кольцевого

     И заросший след от часов на запястье

  Все под палубой тихо, а наверху — сон

     В чистом безденежьи нашем
     Что-то от этих снов
     Явь чистотельна, как сон их прост

     Сон санитарный с белозубым оскалом
     До оскомины повторяемый след

До изнеможенья у какого-то моря марсельского, куда
                   в купоросную синь рукой дотянулся ты

     Что же мы делаем, повторяя:
     Не марай их моралью
     Деньгами не сори

     Между лузги и пылинок

     И высыхающих быстро их вздохов.

Ненависть снег.

Сад Конфуция

На этом острове,
И в этом городе
Есть храм, что мысленно перенесен с материка

Ворота в нем открыты
И над стеною южной
Над парными драконами
Взлетает неподвижно реактивный самолет

Есть двери в нем из сада в сад
Верней, проемы
И также выходы во внешнее пространство

Там под деревьями бетонные скамьи
И рядом, всего лишь через несколько ступеней
Двор, где сидят соседи за столом

Две-три машины под узловатыми деревьями

И дальше ничем не ограждаемые проходы в город
Где красные огоньки у светофоров и мотоциклов

Ранние сумерки и этот сад
И улица, напоминающая чем-то Москву 50-х
Проемами между домами
Такая же, точнее, та же вечерняя грязь нежная
И сжимающая тающая легкость темноты

Вечерний сад с проемами дверей

Там двери не изъяты —
Они воздушны изначально

И если кто-то сможет задержаться в них — он станет
                                                                                   воздух.

Мадонна-Смирение 
Филиппо Липпи
в Кастелло Сфорцеско

Ангелы (или дети) Фра Филиппо
С лицами беспризорников
Вглядываются печально в наши глаза
В миланском кремле

Отрывок мучительного лета

Н. и Е.

Летний полдень, забвенье, Ленивка,
Этот холм и реки незаметная повилика…
Здесь отделим мы плоть от плоти, лицо от лица,
                                                             лик от лика.

Содрогаясь, к отлету готовятся зданья
Но не так растворится столица,
Улетая из глаз в расставаньи,
Как во тьме, забывается негасимая сахара,
                                                              соли крупица.

Улетающим вам за Аркадию
Там, где синяя времени бездна видна
Будем сниться мы все, к невесомой
                                       идущие летней ограде
Это время во сне мы раздвинем
                       сильней, чем странная жизни страна.

Из поэмы «Дельфинарий»

(Стихотворение в четырнадцати высказываниях)

Посвящается Оружейным баням

Дельфин — морское млекопитающее
из подотряда зубатых китов,
служит предметом промысла,
его сало идет на выработку жиров,
шкура дает прочную кожу,
плавники и хвост — клей.
Словарь иностранных слов, 1954г.

Let us go then, you and I...
T.S. Eliot. «The love song
of J. Alfred Prufrock»

***

XII

Что спеть еще вам напоследок,
Сходя в морскую глушь?
Давя ногой ракушки
Наушников и телефонов?

Но почему, скажи, дельфин,
В наушниках ты вечно,

И я тебя не понимаю?

Что шепчут тебе в стоптанные уши,
Когда лежишь на пыльной мостовой,
Беруши?

Куда идешь ты?
Зачерпывая финики с лотков,
Мелькая черным бантиком хвоста?

Следи, дельфин,
Как чертит море караван судов,
Разыскивая карие провалы
В кофейной жиже мира.

И кто-то на моторке
Пускается один
С эсхатолотом блуждать над морем.

Ужель ты ждешь,
Когда под вопль аплодисментов
И магния бесшумные круги
Корабль с подводной бульбой вместо носа
Ты за собою повлечешь
В наполненную минами авоську

Чтобы подняв ее ликуя,
Взлететь уныло над толпой?

Иди, дельфин,
Ни слов, ни букв не ведай,
Плыви в раскатах раковин квартирных.

Пока вода не пришла
Для опустевших душей ночных.

Из поэмы «Кинорежиссер»

Памяти Андрея Тарковского

-  - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

4-й план-эпизод

-  - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Здесь где свободна память

Звенит, звенит звонок...

Не школьный сумрак ли,
                      как наждаком
                 покроет парты

  Там эта память свободна
Но скобка разбита,
          коньки расклепались
     и очки мои раздвоились

 

***

Западные интеллектуалы
Что смотрят телесериалы…
Один вопрос волнует:
В какой одежде смотрите вы их?
В какой пижаме или без пижамы?
    Какую ткань
             быть может разорвали на груди?
        Из скромной тени бытия
Вышла на свет ваша одежда и вышита бесшумными
                                                                           цветами

 

 

***

Выходящие из этой зимы, люди кажутся тоньше, 
Из туманного белого мрака,
Где сколоты, словно колбы, льдины подобием матовым                        
                                                                           молока...
Вырастают оне на автобусной остановке            
         в щетине бензиновой, но не новой,
В синей саже,
В новых тенях полинялых,
В длинных полах пальто серо-финских
И храня поставленный на ручник затаенный                         
                    свой голос. —
Это глас их из сна
И глазница пророка проросшего,
Словно льнувшие к людям лунки семян,             
          что проклюнулись вдруг на сером окне.
Из отросшего за зиму меха пальто
Ничего не извлечь нам хорошего
Не излечит ничто нас от пасмурной робкой всегда                                
                                                                                доброты.

Подборку сделал Антон Боровиков