В гостях у сказки (Дмитрий Бавильский, The Art Newspaper Russia)

Израильские травелоги Сергея Костырко предлагают знакомиться со страной в том числе через ее искусство

«Дорожный иврит», сборник путевой прозы Сергея Костырко, изданный «Новым литературным обозрением» в престижной серии «Письма русского путешественника», как уже понятно из названия, посвящен Израилю.

Нынешние травелоги (подавляющее их большинство) имеют важную особенность. В ситуации, когда туристу доступна любая точка планеты, такие книги лишены героики и особой эксклюзивности: каждый ведь может оказаться на месте автора, описывающего свои перемещения по странам и континентам. Возможности у всех почти одинаковые, и длительность (а также отдаленность) поездки зависит от силы желания и денег. Эпоха великих географических открытий давным-давно миновала, жизненные условия в большинстве описываемых стран не лишены комфорта, опасностей и непредсказуемости ноль, поэтому на первый план выходит не особенность того или иного пути, а талант его описания. Но, разумеется, в жизни (даже самой что ни на есть современной) всегда есть место подвигу. Хотя бы и писательскому.

У Костырко, впрочем, есть одна неповторимая черта, отличающая его от большинства путешествующих по Израилю, ставшему нам теперь гораздо ближе многих бывших советских республик. Костырко очень любит искусство, причем изучает его, что называется, из первых рук. Самый большой по объему текст из «Дорожного иврита» — дневник осени 2012 года, которую автор провел в мастерской Михаила Гробмана, самого известного «русского» художника современного Израиля, классика второго русского авангарда.

Бывающие в Тель-Авиве хорошо знают, что квартира Михаила Гробмана и его жены Ирины Врубель-Голубкиной вот уже несколько десятилетий является неформальным центром русского культурного Израиля, одним из самых приветливых и интеллектуально насыщенных салонов. Живут Гробманы на первом этаже «старого, по тель-авивским меркам», дома, а на четвертом этаже, где у Михаила мастерская, часто останавливаются московские гости, писатели, журналисты и художники. Костырко повезло стать одним из гробмановских гостей, что задает определенную тематическую раму всем прочим его впечатлениям от Израиля. Разговоры до утра о политике (куда без нее!) и об искусстве, встречи с местными живописцами (а также писателями, поскольку Костырко интересны и его израильские коллеги), совместные походы по галереям и музеям.

Правда, вторая часть осеннего дневника Костырко посвящена жизни уже в Иерусалиме, однако чета Гробман постоянно возникает и тут. Причем не только в телефонных звонках, но и в постоянных отсылках к общим разговорам, совместно найденным формулам, описывающим и местную жизнь, и сугубо российскую. Ибо, как это повелось еще со времен Николая Карамзина, изучение чужих земель необходимо русскому путешественнику единственно для того, чтобы лучше понять собственную родину.

Костырко вообще свойственно строить свои короткие зарисовки на параллелях — между Россией и Израилем, вялотекущей войной и бурно развивающейся местной культурой, историческими памятниками и природой, городами и дорогами, их соединяющими. Один из лучших очерков в книги посвящен старому порту Тель-Авива, в котором автор продолжает спорить с Гробманом об Илье Кабакове и концептуализме. Другое важное эссе «Дорожного иврита» посвящено лежанию на пляже как важной социокультурной деятельности. Порт и пляж находятся на берегу Средиземного моря, поэтому соседние тексты рассказывают об израильских пустынях, апофеозе чистой природы, не искаженной присутствием человека и его деятельностью.

Важной для Костырко оказывается экскурсия в Музей Израиля (а вот культпоход в Тель-Авивский музей изобразительных искусств приходится перенести из-за теракта, случившегося на входе туда, из-за чего главные шедевры живописи и скульптуры временно эвакуировали), в дом-музей израильского живописца Реувена Рубина. Это ведь очень серьезная тема — наши туристические предпочтения, с помощью которых мы осваиваем (пытаемся освоить) те или иные новые для нас территории.

Нужно ли тратить время на музеи, если вокруг шумит и пенится «живая жизнь»? Может быть, и в самом деле гораздо важнее валяться на пляже, ходить по клубам и барам, пялиться на аборигенов в местах их привычного скопления (в синагогах или же на базарах)? Автор «Дорожного иврита» считает важным использовать все возможности, преподносимые нам судьбой. «Сочетая приятное с полезным», а вечное (которого в Израиле, разумеется, выше крыши) с сиюминутным, в передаче которого Сергей Костырко выказывает себя опытным и проницательным мастером. Я бы даже посчитал его травеложную манеру идеальной благодаря соединению анализа и некоторой идеализации местной жизни с акварельными описаниями природы, городов и людей. Маршруток и проносящихся за их окнами арабских поселений, застенографированных разговоров с друзьями и случайными попутчиками.

Особенно мне нравятся аккуратно сохраненные диалоги с «молодыми израильскими художницами» из неформальной творческой группы «Новый Барбизон». Зоя Черкасская, Наталья Зурабова и Анна Лукашевская, встреченные Костырко у Гробманов, работе в студии явно предпочитают зарисовки с натуры, что позволяет автору провести еще одну, не слишком очевидную параллель. Описывая творческую манеру Зурабовой и Черкасской, он невольно дает описание и своей собственной эскизной прозы: «Именно наброски, почеркушки художника, но — с неожиданной проработкой, точнее, с ориентацией на некоторую законченность. Летучий набросок как законченный жанр. Эскизность в качестве художественного приема. Некоторые работы были просто хороши. Скажем, три молодых негра, стоящие у барной стойки и задравшие головы к свисающему с потолка телевизору. Гротескно, но это не шарж, — здесь есть эмоциональная объемность, предполагающая существование мира за кадром. И очень выразительный штрих, скупой и нервный, а также насыщенность химических цветов фломастера. Цвета яркие, контрастные, но — ни один не свистит…»

Идеализация сложноустроенной израильской жизни — вот что выдает в Костырко еще одного «нового барбизонца». Эмоциональная объемность его записей совершенно не страдает из-за того, что поверх бурного жизненного потока им наброшена концептуальная (привет Кабакову) сетка, идеологический каркас, преобразующий сырой материал в законченное произведение. По всей видимости, им движет желание счастья, невозможного на родине: израильские записки переполняются положительными переживаниями, уже как бы не важно, чем вызванными. Такими же по тональности были очерки Сергея Костырко, ну например, об Испании, в этот сугубо тематический сборник не вошедшие. Мы не можем изменить судьбу страны, но мы можем владеть собственным впечатлением, для полноты которого нужно уехать в какое-нибудь едва знакомое место. Желательно куда-то подальше.