Книга Рэя Ольденбурга «Третье место» (в оригинале — The Great Good Place) посвящена социальным средам, отличным от дома (первое место) и работы (второе место), — а именно кафе, пивным, барам, парикмахерским, клубам, библиотекам, улицам — то есть общественным пространствам, где люди собираются для того, чтобы провести свободное время преимущественно в общении. Подробная рецензия на книгу будет опубликована чуть позже, а сегодня журнал «Стрелки» предлагает вниманию читателя отрывок из исследования Ольденбурга, посвящённый «мужским местам» — пристройкам, гаражам и подвалам, тавернам и гольф-клубам. Почему эти места исчезли? Вернее, почему они перестали быть исключительно мужскими, когда и как это произошло?

Исчезновение «мужских» мест

«Третье место» — обозначение, подходящее для индустриального общества, где рабочее место и дом отделены друг от друга и где эти два места взаимоисключающи. Третье место — сегодня «жалкое третье место на пьедестале почёта» — когда-то было местом номер один среди них.

В простых обществах была широко распространена институция «мужского дома», существование которого было зафиксировано в Азии, Африке, обеих Америках и на островах Тихого океана. Во Франции он существовал до начала ХХ столетия. Коренное население голландской Новой Гвинеи называло его Rumslam; народности пролива Торреса — Kwod; жители Борнео — Pangah (то есть «главный дом»); игороты на севере Лузона — Pabafunan; жители Самоа — Maraes; племена бечуана — Khotla; бондеи в Германской Восточной Африке — Bweni; бразильские бороро — Baito; индейцы пуэбло — Kivas и так далее в племенах по всему миру. Как правило, «мужской дом» был самой большой, наиболее богато украшенной и выдающейся постройкой в деревне. Он служил ратушей, залом совета, местом для ночлега холостяков, гостевым домом для приезжих мужчин, залом славы и клубом. Женщины и дети редко туда допускались.

Фото: History.com

Для мальчиков племени «мужской дом» имел особое значение. Разрешение войти туда означало обретение статуса мужчины. После обряда посвящения (пугающего и болезненного испытания для проверки на мужественность) мальчик одновременно становился мужчиной и членом клуба. Его переход к взрослости также означал переход из мира матери в мир отца или дяди. После обряда посвящения мальчик навсегда выходил из-под опеки матери. Он покидал мир женщин и вступал в мир мужчин. Эволюцию системы мужских связей можно проследить от этих «мужских домов» в племенных обществах до мужских клубов, существующих в нашем обществе. Первые городские клубы, или кружки, были способом адаптации к росту населения и возникновению социальной стратификации.

Как и в случае «мужских домов» прежних столетий, членство в мужском клубе рьяно охранялось от вторжения женщин. Однако позже существование большинства мужских обществ и клубов стало зависеть от поддержки и помощи жён их членов. Для представителей рабочего класса, как часто отмечается, постоялый двор, паб, таверна или салун служили «клубом бедняка» или «клубом рабочего». В этих заведениях поддержка жён не настолько важна, поэтому мужская таверна остаётся более чётко выраженной «мужской» территорией, чем какая-нибудь мужская организация. И мужские объединения, и мужская территория в американском обществе находятся в состоянии упадка. В частном и публичном секторе осталось не много мест, которые несут однозначную печать маскулинности. Места в домашнем и во «внешнем» мире, где мужчины когда-то встречались отдельно от женщин, быстро исчезают. Типичный дом уже не включает в себя мужскую «святая святых». Когда-то жилое пространство, сегодня по праву считающееся единым целым, включало в себя несколько отдельных зон. Когда значительно больше населения проживало на фермах и в маленьких городках, у людей было значительно больше жилого и рабочего пространства, которое впоследствии сократила наступающая урбанизация. Обилие пространства и преобладание профессий, включающих ручной труд с использованием своего инструмента и оборудования, способствовали созданию разнообразных ниш и пристроек, куда хозяин удалялся из самого дома вместе с сыновьями и мужчинами-соседями. Там мужчины чувствовали себя комфортно, оставаясь в своей запачканной одежде. Чтобы сесть в гостиной, нужно было принять ванну и сменить одежду.

Как правило, мужчины «провожали день», сидя в мужской компании в рабочей зоне, а не со своими жёнами в кухне или гостиной. Когда жизнь в селе и маленьких городках уступила место городским кварталам, пристройки перестали быть обычным делом. Тогда мужчины стали искать убежища в подвалах своих домов. Там, в окружении проводки и труб, под оголёнными и непривлекательными потолочными балками они переоборудовали часть пространства под мастерскую. А поскольку обычно в подвал можно было войти снаружи, не заходя в сам дом, один-два закадычных друга легко могли зайти в гости, не потревожив остальных членов семьи, что также не требовало от них парадного вида, чтобы представить их «всем». Стоящий отдельно от дома гараж, в котором оставалось место для верстака и нескольких стульев, тоже часто служил для этих целей.

Фото: Malis / Flickr.com

Однако этим небольшим зонам мужского пространства также было уготовано исчезновение. Технологии развивались, появилась и более совершенная модель обогревателя, которая была намного меньше, чище и совсем не так уродлива, как её предшественницы. Это нововведение, равно как и плитка для пола и дешёвые стенные панели в магазинах «Сделай сам», создали новые возможности для старых подвалов. Они могли превратиться в просторную зону развлечений для обоих супругов или зону для семейного отдыха, что было распространённой реакцией на растущее давление сделать дом достойным конкурентом развлечениям вне дома. В потере этого кусочка подвала для мужских посиделок была какая-то окончательность. Дом превратился в единое пространство для обоих полов, где мужчины должны были носить опрятную одежду, следить за речью и упражняться в новых манерах — без передышки и без надежды на побег.

Территории, на которые претендовали мужчины вне дома, в основном зависели от места действия, социального положения конкретного мужчины и численности населения. Обстоятельства просто навязывали разнообразие универсальному общению мужчин друг с другом. У мужчин всякого социального положения была своя таверна, от низкопробного кабака до утончённых версий с дубовыми панелями и барменами в элегантной униформе. Горожанин находил утешение в бильярдных или гольф-клубах, тогда как житель небольшого городка часто отправлялся в охотничью или рыбацкую хижину, которые раньше усеивали лесистую часть страны. Как правило, эти хижины позволяли мужчинам отбросить формальности, навязанные профессией, женой и городами, стремящимися к «повышению уровня жизни».

В этих местах мужчины возвращались «к основам»: мужской завтрак поутру, день, проведённый за рыбалкой или охотой, хороший табак, бутылка лучшего алкоголя и незамысловатые радости мужской компании. Хижины были обставлены ненужными стульями и старыми автомобильными сиденьями. На койках лежали только матрацы, а оранжевые шкафчики, прибитые к стенам, хранили коллекцию разномастных треснувших тарелок. Окна были без штор или закрывались простой мешковиной. Дешёвая буржуйка обеспечивала тепло. Подобные лачуги редко прибирались, а когда это происходило, то на пол, вероятно, просто брызгали горячей водой, чтобы можно было смести больше грязи, чем поднялось бы пыли. С помощью регулярных выездов в подобные места мужчины сохраняли способность выживать, не попадая в ловушки «цивилизованного» окружения и не требуя дополнительной заботы о себе. Также именно в таких местах они поддерживали привычки мужского сотрудничества, которые разрушались в условиях городской жизни и бюрократизированного рабочего окружения.

Турнир по гольфу, фото: Daren Eilert / Flickr.com

Не много таких мест существует сегодня. В какой-то степени их заменили домики у озера, с лужайками и другими пригородными уловками; в большей степени — транспортные средства для отдыха, где и мужчины, и женщины наслаждаются почти всеми домашними удобствами. Ситуация менялась как на суше, так и на воде. Старожилы местных яхт-клубов хорошо помнят лодки своих отцов, с жёсткими деревянными сиденьями и простым ведром для отходов. На некоторых имелся простой складной столик, который превращал каюту в кухню-столовую. В отличие от всего этого, сегодняшние лодки внутри ярко раскрашены, удобны и хорошо оборудованы. Их предпочитает не только новая волна любительниц пройтись под парусом, но и современные мужчины, которые, как кажется, настолько же всецело поддерживают нынешнюю изысканность своего окружения.

В городах Великая депрессия и последующий долгий выход из кризиса упростили вторжение женщин в мужские гольф-клубы и питейные заведения. Встав перед лицом финансового краха, эти институции начали открывать свои двери женщинам. Гольф-клубы стали кантри-клубами, так что в конечном итоге женщины сегодня проводят там, где раньше была чисто мужская территория, больше времени, чем мужчины. Питейные заведения одно за другим принимали сложное решение о смене модели обслуживания. «Сменить модель» на деле означало начать обслуживать новых клиентов — женщин. Исчезли плевательницы и опилки на полу. Из речи стали исчезать крепкие выражения, а со стен — картинки с обнажёнными женщинами; то же произошло со старыми барными стойками из красного дерева и в немалой степени — с естественным освещением. На смену им пришло искусственное освещение, мягкая огнеупорная пластмасса, дополнительные сиденья за столом, ковровое покрытие, а изысканные коктейли потеснили бурбон и ржаное виски, которые когда-то были основными подаваемыми напитками. Непритязательный вид бара уступил место облагороженному варианту, напоминающему комнату отдыха с мягкими сиденьями, где стало много комфорта, но мало характера. «Симфония оттенков коричневого», которая царила в мужском баре, уступила место золотисто-жёлтым, зелёным и красным цветам, а то, что было салунами и тавернами, превратилось в коктейльные залы.

Салун в Баффало, Миннесота, фото: Michael Donovan / Flickr.com

Мужские общества и клубы предпринимателей — это практически всё, что осталось от когда-то сильной среди американских мужчин традиции группового пения. То, что осталось сегодня, бледнеет в сравнении с тем, что было раньше. Стереотипно вспоминают квартет у цирюльника[i] и мужской хор колледжа. Однако, кроме этого, мужчины часто пели на пикниках, в таверне и на разных других собраниях. Американцы немецкого происхождения, как я помню, часто собирались вечером в лесу или в местном парке, чтобы насладиться «цыганским пением» (zigeuner). Там они выстраивали певческие гармонии, пока хватало голоса и пива. Чтобы вместе петь или танцевать, мужчины должны ощущать душевную близость, а сегодня это радостное выражение единства среди мужчин отсутствует, и это указывает, возможно, больше, чем что-либо другое, на исчезновение мест и подходящих случаев для развития мужской солидарности. Судьба бильярдных залов особенно показательна. Бильярд, как и бар, в значительной степени перекочевал в пространство частного дома. Высказываясь о состоянии архитектуры домов в конце XIX — начале ХХ в., Чарльз Хупер озвучил мнение, что домашняя бильярдная была изобретением женщин, которые хотели держать своих мужей под контролем. Однако нет сомнения в том, что мужчинам эта идея тоже нравилась, поскольку многие воспринимают приобретение домашнего бильярдного стола как особую «веху», поддаваясь влиянию нашей культуры, привязанной к статусным приобретениям, которые служат для того, чтобы обозначить успешность поддержания определённого стиля жизни.

Типичный владелец также ожидает заполучить в свой дом вместе со столом немного «мужского духа» бильярдной или атмосферы дружелюбной таверны, когда будет «приглашать ребят домой», чтобы провести вечер. Однако мужчины обнаружили, что атмосферу бильярдной приобрести не так просто, как купить основное снаряжение для игры. На домашних вечеринках поиграть хотят слишком многие, и никто не может наиграться вволю; приходится по очереди уступать стол гостям-женщинам; разница в уровне подготовки или смущает, или раздражает — в зависимости от наличия или отсутствия навыков у игрока. В свободное от вечеринок время стол не используется. Друзья не могут приходить так часто, как предполагалось (особенно приходить без жён), а семейная ситуация, по правде говоря, не позволяет часто приглашать друзей домой. Играть в пул с одним или двумя членами семьи скоро надоедает, и наш бильярдист обнаруживает, что попал в ловушку. Значительное пространство дома было отдано бильярдному столу; вложена немалая сумма денег. Владелец уже не чувствует морального права посещать общественные бильярдные. Стол для игры в пул привезли домой, а с ним и мужа; но его друзья и культура «мужского заведения» остались снаружи.

Игра в покер тоже была перенесена в дом. Раньше мужчины играли в покер чаще всего в задних комнатах салуна, и эта обстановка заметно отличалась от карточного пространства, которое сегодня на время «арендуется» у семьи. Исчезли столы со следами от сигарет и сигар по краю, низко висящие лампы с зелёным абажуром, календарь с девушками от пивной компании, фоновая мелодия разговоров в баре, салунные кресла, непрошеные советчики и сизые облака дыма, поднимающиеся к высокому потолку. Короче говоря, исчезла «мужская атмосфера». В покер теперь играют главным образом на арендованном и чуждом пространстве, которое принадлежит семье. Игроки должны быть весь вечер начеку, лишь бы не оскорбить гостеприимство хозяев вторжением вредного дыма или грубого слова.

Фото: Martin Cleary / Flickr.com

Дым сигар и матерные слова были частью распространённой модели мужского поведения, служившей для того, чтобы сохранить однажды завоёванную мужскую территорию. Кружки мужчин из поколения в поколение передавали стиль и манеры, функцией которых было обозначать присутствие исключительно мужчин. Общей чертой, характерной для большинства из них, была «мужская грубость», не подходящая для смешанной компании. Эти манеры обозначали животное в мужчине и отторжение внешнего лоска цивилизации. Со снижением количества и доступности исключительно «мужских» заведений в нашем обществе среди мужчин появилась новая, особого рода деликатность.

Сегодня мужчина из среднего класса может прожить жизнь, сознательно или бессознательно обходя территорию, где мужчины ведут себя описанным образом. Особенно это касается карьеристов, которые стригут и ровняют свою социальную жизнь под гребёнку профессиональных потребностей. Эта новая деликатность необязательно заставляет их быть более внимательными к женщинам, но она уменьшает их желание и способность наслаждаться свободной товарищеской атмосферой традиционных мужских групп. Грубость или вульгарность, традиционные для собрания представителей мужского рода, выполняли функцию не только отпугивания женщин, но и укрепления связей между мужчинами. Убывает ли мужская вульгарность по мере того, как мужчины начинают больше уважать друг друга? Нет, в действительности всё ровным счётом наоборот. Чем лучше мужчины знают друг друга, тем хуже обычно становится их речь. Мужчины, которые поддерживают разговор на очищенном от «грязных слов» языке даже тогда, когда у них есть выбор, едва ли находятся в хороших отношениях и вряд ли они хорошие друзья. Переходя на специфически мужской стиль разговора и действий, мужчины взывают к общему мужскому опыту прошлого; их общее наследие всплывает на поверхность. Таким образом почти сразу же порождается интимность беседы. Демонстрируя особое мужское поведение, мужчины по всему миру показывают, что они «обычные парни», и тем самым гарантируют доверие к себе других мужчин. И «прохвессор», и «дохтур» появлялись в охотничьих лагерях «простых мужиков», сопровождаемые внимательными и критическими взглядами присутствующих, но часто им говорили (когда уже вторая пустая бутылка выставлялась в качестве цели для пристрелки): «Эй, док, да ты парень что надо!» «Что надо», конечно же, означало, что на поверхность всплыло базовое мужское поведение; что сущность того общего, что есть у мужчин, осталась нетронутой под временно утратившей значение униформой социальных и профессиональных обязательств. Феномен лежащего в основе такого общения «мужского стиля», служащего его «общим знаменателем», позволяет мужчинам быстро объединяться, невзирая на классовые различия. По этой причине он является ключевым для выживания общества, особенно во времена локальных и общенациональных чрезвычайных происшествий, которые требуют массовых коллективных действий.

Фото: Roanokecollege / Flickr.com

Почему «мужские» третьи места находятся в упадке? Почему территория «только для мужчин» в обществе сократилась так быстро? Современное женское движение не может взять на себя за это ни вину, ни ответственность, поскольку следствие не может существовать раньше причины. Территория «только для мужчин» и поддерживаемые обществом формы общения мужчин в значительной степени были искоренены ещё до подъёма недавней волны воинственной борьбы женщин. Б ольшая часть того, что было утрачено, была утрачена задолго до наступления революции в сознании, и в тот исторически важный период это не рассматривалось как какая-то потеря.

Социолог семьи Гейл Фуллертон предлагает краткий анализ того, что произошло. «Наши предшественники, — пишет она, — жили в двух взаимодополняющих мирах: мире мужчин и мире женщин. Мы тоже проводим жизнь в двух мирах: массового общества, где зарабатываем на жизнь и платим налоги, и в частном мире супружеской семьи, где любим, ненавидим и вообще живём». Фуллертон считает точкой перехода период 1890–1920 гг., когда «новый средний класс» начал замещать прежний. «Старый» средний класс состоял из собственников-руководителей — оседлых мужчин, которые управляли небольшими семейными компаниями. О них Фуллертон пишет: «Это были мужчины, которые поддерживали стабильные близкие отношения с широким кругом друзей и родственников и которые теснее всего связывали себя исключительно с мужской компанией в местной организации или частном клубе. Часто они с нежностью относились к своим жёнам, но редко общались с ними на равных». В 1890 г. новый средний класс был немногочислен, но к 1920 г. его ряды быстро разрослись, и этот рост продолжался в последующие годы. Это были профессионалы и управляющие на жаловании — мужчины с универсальными навыками, часто перемещавшиеся как вверх по карьерной лестнице, так и физически, по стране. Эти мужчины «стремились сделать брак приносящим максимальное удовлетворение, что означало, что по мере роста „нового“ среднего класса больше мужчин начинали хотеть большей интимности со своими жёнами и на эмоциональном, и на сексуальном уровне».

Внимание мужчин к товариществу между мужчинами и обстановке третьего места, где эти связи ежедневно подкреплялись, стало ослабевать. Культивировалось новое ощущение важности партнёра и новые брачные отношения. В ситуации постоянных переездов и последующей потери других устойчивых связей муж стал полагаться на жену как на друга, чьё возрастающее присутствие в его жизни замещало потерянную преемственность мужских отношений. Новая интимность брачных отношений выросла вокруг того факта, что супруга стала единственной надеждой мужа на длительные отношения в жизни.

Тот же переходный период стал свидетелем значительного ослабления пуританской морали. Открылись новые перспективы сексуальности, и муж и жена их вместе исследовали. Всё большее количество мужчин и женщин поступали в смешанные колледжи, и равенство полов быстро распространялось. Обучавшиеся в колледжах мужчины стали чувствовать себя комфортно в компании женщин и воодушевлённо поддерживали новую ситуацию объединения. Они брали женщин с собой на охоту, рыбалку и водные прогулки, в бильярд, таверну и в другие подобные места, где раньше мужчины спасались от противоположного пола. Для просвещённого молодого человека того времени практически не было сомнений в том, что все остальные будут так же, как и он, очарованы присутствием его дамы сердца. Он превратился в полного гордости туристического гида, который сопровождал свою даму по исчезающим местам былой «мужской» территории. Старожилы могли в отчаянии качать головой («Только выпускник колледжа настолько туп, чтобы взять жену с собой на охоту!»), но время выбрало сторону молодых людей.

Фото: SCA Svenska Cellulosa Aktiebolaget / Flickr.com

Новый интерес, который муж из среднего класса начал испытывать к собственной жене, значительным образом повлиял на его собственное одомашнивание. Если индустриализация отделила место работы от места жительства и изъяла отца из дома, то сегодня он далеко не так изолирован от домашних обязанностей, как предполагают феминистки и детские психологи. Хотя родительство — это в значительной степени материнство, наблюдения Маргарет Мид верно отражают суть изменений: «На протяжении всей известной истории цивилизации отцы никогда столько не заботились о своих маленьких детях, как сегодня в Соединённых Штатах. Никогда ещё матери не получали столько поддержки со стороны избранников ни на кухне, ни в заботе о детях». Проблема не в том, что муж и отец увиливает от обязанностей. Проблема в том, что нет больше толпы озабоченных и полезных других взрослых, которые помогали растить детей и раньше оказывали постоянную социальную поддержку нуклеарной, но далеко не изолированной семейной ячейке прошлого.

Возможно, неизбежным было то, что американцы начнут рассматривать утрату долговременных дружеских однополых отношений в положительном свете и станут превозносить брак-партнёрство как более совершенный вариант, чем брачные отношения предыдущих поколений. Всегда ведь легче интерпретировать что-либо в положительном свете, чем на самом деле работать над улучшением ситуации.