13.12.23
![Презентация книги Павла Арсеньева «Литература факта» /upload/iblock/ca0/gca16rvofrh1ctzc163m089uilkvmhbh/4fb303c39f4d5f9cf90f1831b372ba3d.jpg](/upload/iblock/ca0/gca16rvofrh1ctzc163m089uilkvmhbh/4fb303c39f4d5f9cf90f1831b372ba3d.jpg)
Презентация книги Павла Арсеньева «Литература факта»
13 декабря на факультете филологии и искусства Лозаннского Университета состоится лекция Павла Арсеньева «Об истории языка, документации заурядного и литературном позитивизме» и презентация его книги «Литература факта» (НЛО, 2023). Начало в 17:00 по Лозанне (19:00 по Московскому времени).
Лекция пройдет на русском языке.
Павел Арсеньев — поэт и теоретик литературы, главный редактор журнала «[Транслит]», лауреат премии Андрея Белого (2012), доктор наук Женевского университета (Docteur ès lettres, 2021), научный сотрудник Гренобльского университета (UMR «Litt&Arts») и стипендиат Collège de France, специалист по материально-технической истории литературы XIX–XX веков.
В своей лекции Павел сосредоточится на синхронных и диахронных резонансах мысли главного героя книги «Литература факта», русского драматурга и поэта-футуриста Сергея Третьякова (1892–1937), об истории языка и документации заурядного.
Если относиться к текстам Сергея Третьякова внимательно, то порой можно составить целую теоретическую программу из одной его обмолвки. К примеру, в его так называемой берлинской лекции (которая предваряется Брехтом и вдохновляет Беньямина на его парижскую лекцию «Автор как производитель», а также получит печатные отзывы Готфрида Бенна, Кракаура, Лукача) утверждается: «Невозможно представить, чтобы Тургенев понял такие слова, как: Совет, Исполком, бригадир, регистрация, загс, совхоз, колхоз». Третьяков приезжает в Берлин прямиком из сельхоз коммуны, только что издав книгу колхозных очерков под названием «Месяц в деревне», поэтому объект атаки выбран неслучайно. Действительно ли так называемые критические реалисты не поняли бы советских неологизмов и потому должны быть — в самой «истории языка» — отодвинуты футуристами? Здесь Третьяков так же, как Шкловский в своих первых докладах-манифестах, а Шаламов в своих последних эссе, обеспокоен некой почти геологической «историей языка», по отношению к которой литературная эволюция — только дериват, хотя и за ее своевременный апдейт еще приходится побороться этому колхознику на rendez-vous.
Не менее примечательно, что эту мысль о чисто лингвистическом устаревании Третьяков педалирует в завязавшейся полемике с Паундом, великим тоскователем по древней мировой культуре и очевидно сторонником максимального замедления культурного метаболизма. Положение в «истории языка» может определяться тем, какие культурные техники уже освоены — наряду с пользованием фонетическим письмом и ротационным прессом. Другими словами, чтобы пользоваться методом «биографии вещи» нужно пережить не только социально-политический, но и иконографический, а то и эпистемический переворот, который при этом начал совершаться именно в 1860-е. Третьяков поэтому звучит одновременно и еще как Добролюбов и уже как Латур, он все еще так же верит в науку и «пропаганду фактов», как первый, и вместе с тем уже наделяет агентностью технические объекты, как второй. Другими словами, он является как бы геометрическим центром истории литературного позитивизма: до него литература ищет способа быть научной, после него наука обнаруживает в себе литературность.
![](/upload/medialibrary/1e7/66q3uzm4zu47kpia280zfla1dge5qrqf/content_img.png)
Факультет филологии и искусства Лозаннского Университета (Швейцария) | Лозанна, Quartier Centre 1015, salle 4059 + онлайн