Большие проблемы с дискурсом

 

Йоргенсен М.В., Филлипс Л.Дж. ДИСКУРС­-АНАЛИЗ. ТЕОРИЯ И МЕТОД / Пер. с англ. и науч. ред. А.А. Киселёвой. — 2-е изд., испр. — Харьков: Гуманитар­ный центр, 2008. — 352 с. — 3000 экз.

 

Дискурс-анализ существует в Европе и США на протяжении не одного деся­тилетия. Однако история развития этой междисциплинарной области иссле­дований и основные достижения западных «дискурс-аналитиков» известны в России не слишком хорошо. Поэтому появление в 2004 г. русского перевода относительно новой на тот момент книги Л. Филлипс и М. Йоргенсен «Дис­курс-анализ как теория и метод»¹ отечественные лингвисты, социологи и пси­хологи могли бы горячо приветствовать. Могли бы — если бы не удручающее качество этого издания². Спустя четыре года вышло в свет (причем увеличен­ным в полтора раза тиражом) новое, исправленное издание перевода³ — и опять, увы, его нельзя признать удовлетворительным.

Первое издание «Дискурс-анализа…» на русском языке не вызывало доверия с первых страниц — начиная с очень вольно переведенной аннотации (зачем­то сопровождавшейся оригинальным текстом, благодаря чему можно было тут же увидеть разницу) или, скажем, с предисловия научного редактора А.А. Ки­селёвой, открывавшегося словами: «Дискурс — уже не новое, и уже, пожалуй, вполне распространенное понятие. Под ним понимают совокупность…» (П1, с. 10). При переиздании языковые недочеты в этом пассаже были устранены, а вот содержательные — нет: «Дискурс — уже не новое и, пожалуй, распростра­ненное понятие. Под дискурсом понимают совокупность…» (П2, с. 9). Сохра­нились и странная для научного редактора перевода книги о дискурсе неуве­ренность в широкой распространенности понятия «дискурс», и однозначное определение дискурса — термина, хорошо известного своей неоднозначностью (это справедливо, кстати, и для «дискурс-анализа»), упомянуть о которой в этом предисловии было бы весьма уместно⁴. Но, видимо, не столь требовательны ока­зались читатели первого издания, о которых говорится в конце второй версии редакторского предисловия: «Мы учли все замечания и пожелания читателей, внесли соответствующие исправления, уточнили терминологию и благодаря интересу читателей в этой теме, наша книга стала лучше» (П2, с. 11) (явно не в плане языка, судя по путанице с предлогами и запятыми в этом фрагменте!).

Вторая версия переводного текста, как и первая, буквально пестрит ошиб­ками: пропусками предлогов, неудачными или стилистически ошибочными оборотами вроде «обозначения анализа способов применения» (П2, с. 20), «не­смотря на то, что сам Фэркло делал упор на то, что…» (П2, с. 157) и др. Стра­дает правописание, особенно пунктуация; отсутствие знаков препинания в нужных местах «компенсируется» обилием лишних запятых: «Но, традицион­но, Соссюр, часто рассматривает…» (П2, с. 32).

Далее, бросается в глаза низкое качество собственно перевода. Так, «дискурсив­ное конструирование национальной идентичности» («discursive construction of national identity» — О, с. 2) переводится как «дискурс о национальной идентич­ности» (П2, с. 19), а это не то же самое, равно как не равнозначны, скажем, «по­вествования» («narratives») и «тексты» (ср. первое примечание в гл. 1: О, с. 23, и П2, с. 20). Простое слово «говорящие» превращается в «приглашенные участни­ки телевизионных передач» (П1, с. 16) или неуклюжее «спикеры передачи» (П2, с. 19), тогда как в оригинале речь шла о СМК вообще, а телепередачи вовсе не упоминались (О, с. 2). Текст вообще переводится небрежно, кое-как: «…один из ведущих центров Великобритании с репутацией университета с высококлассным обучением и инновациями в исследованиях» (П2, с. 138). Что уж говорить о спе­циальной лексике; хотя некоторые проблемы с терминологией при переиздании были решены, но другие — увы, нет. Например, термин «order of discourse», из­вестный у нас как «порядок дискурса», переводится сначала как «дискурс-строй» (П2, с. 58), а потом — все так же без объяснений — употребляются оба варианта.

Наконец, имеет место также неадекватность перевода иного рода, обуслов­ленная неаккуратным обращением с исходным текстом: разбивка текста на аб­зацы не везде соответствует оригиналу (см. хотя бы начало первой главы: О, с. 1—2, и П2, с. 17—19; ср. П1, с. 14—16), подчас теряются сноски (ср. О, с. 73, и П2, с. 129) и т.д.

Показательно, что во втором, «исправленном» издании мало того что сохра­няются многие старые ошибки, так еще появляются новые. Например, расхо­жий (пост)структуралистский тезис о том, что «язык — это система, которая не зависит от реальности» (О, с. 9), вдруг превращается в замысловатую фор­мулу: «язык — это система системы, которая не зависит от реальности» (П2, с. 31; ср. П1, с. 26).

С выходом второго издания становится понятно, что в отсутствие коррек­тора (он нигде не назван) вся ответственность за эту «работу» целиком лежит на кандидате филологических наук А.А. Киселёвой, которая теперь указана не только как научный редактор этого переводного издания, но и как переводчик. Опубликовало книгу издательство харьковского Института прикладной пси­хологии «Гуманитарный центр», чьим сотрудником и является профессиональ­ный языковед А.А. Киселёва, продолжающая, между прочим, активно рабо­тать. В 2009 г. под ее научной редакцией вышли такие переводные издания, как «Методы анализа текста и дискурса», «Философия потребления» и др.

Очень жаль, что за перевод солидной книги и его редактирование взялся че­ловек, плохо владеющий не только русским языком, но и самим предметом. Об этом красноречиво свидетельствует, скажем, появление в первом издании некоего «теоретика социального конструкционизма» по имени Джин Баудрил­лард (П1, с. 21). Во втором издании эта комичная ошибка была исправлена (П2, с. 25), зато в нем по-прежнему можно встретить, например, имя Грамчи (П2, с. 48; см. также П1, с. 41) — вместо Грамши.

Поэтому напрасно авторы оригинального труда так радовались выходу рус­ского перевода. В предисловии ко второму русскому изданию, после рассужде­ния о том, что «новый текст никогда не бывает точной копией предыдущего, даже если это его перевод», что «[переводной] текст отличается от оригинала», Л. Филлипс и М. Йоргенсен далее пишут (перевод следующего пассажа цити­руется с сохранением всех ошибок): «Для нас перевод на русский язык — это что-то особенное, но одновременно загадочное и торжественное. В начале мы не имели возможности проследить “повороты” текста на новом языке. Но мы пол­ностью доверяем Анне Аркадьевне Киселёвой в создании нового, несколько ино­го, но возможно более удачного варианта текста, чем мы могли себе представить, когда писали его в самом начале» (П2, с. 15—16). Здесь авторы, конечно, про­должают тему «всякий перевод есть интерпретация», но они не могли себе пред­ставить, что их текст будет искажен, станет трудночитаемым и изобилующим ошибками, поскольку переводчик и научный редактор собственного перевода, похоже, не знает толком ни того, ни другого языка, плохо владеет предметом и, в конце концов, не сочла нужным уделить достаточно времени и внимания под­готовке своего же текста к печати. Знай это авторы, они бы уже не увидели в этом событии — двукратном издании «Дискурс-анализа» на русском языке — какой бы то ни было торжественности и, конечно, пожалели бы, что так опро­метчиво доверились Анне Аркадьевне Киселёвой.

 

_____________________________________

 

1) См.: Jorgensen M., Phillips L. Discourse Analysis as Theo­ry and Method. L.: Sage, 2002. X, 229 p. (Далее — О.)

2) См.: Филлипс Л.Дж., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод / Пер. с англ. Харьков: Гуманитарный Центр, 2004. 336 с. 2000 экз. (Далее — П1.)

3) Далее — П2.

4) Ср. начало первой главы книги Йоргенсен—Филлипс: «Термин “дискурс” в моде уже, по меньшей мере, десять лет. Но в научных текстах и дискуссиях его используют произвольно, часто без точного определения» (П2, с. 17).