Путеводитель по саду расходящихся троп

Bell Alice. THE POSSIBLE WORLDS OF HYPERTEXT FICTION. — Basingstoke; N.Y.: Palgrave Macmillan, 2010. — 224 p.

 

Название книги Элис Белл звучит многообещающе: и гипертекстовая литера­тура, и возможные миры не могут не вызвать читательского интереса. Главной интригой книги становится то, как трактуются эти понятия. Забегая вперед, ска­жем, что для автора гипертекстовая литература — это исключительно компью­терное явление, а «возможные миры» — критическая теория, которая может быть применена к его анализу.

О гипертексте много пишут и спорят сегодня. Популярность термина превращает его в одну из мифологем современности, но о том, что это такое, нет единого мнения. Как справедливо указывает И.Р. Купер: «Если сначала кажется, что гипертекст — это нечто специфическое, затем оказывается, что он повсюду»[1]. Всеобщий интерес к гипертексту объясняется, на наш взгляд, не только его связью с компьютерами и Интернетом, но и, как минимум, с еще одним фактором: термин удачно вписывается в терминологическую парадигму постструктурализма. Поэтому прежде, чем обсуж­дать возможные миры, воплощенные в гипертекстовой форме, уточним, что же такое гипертекст. Для этого обратимся к истокам употребления термина.

Широко известно, что в середине 1960-х годов американский математик и философ Теодор Нельсон придумывает термин «гипертекст»: так он называет определенную модель электронного текста. Суть ее в том, что для хранения и орга­низации доступа к информации взамен тради­ционного индексного принципа (который ис­пользуется, например, в библиотечном каталоге или в базе данных) предлагается гибкий меха­низм ссылок, позволяющий произвольно увязать что угодно с чем угодно в едином функциональ­ном контексте. Переходы между информаци­онными единицами устанавливаются автором, а пользователь (читатель), следуя по ссылкам, выстраивает композицию, соответствующую собственным интенциям. Проект «Ксанаду» («Xanadu»), разрабатываемый Нельсоном, так и не состоялся как масштабная технология, но в 1980-е годы Тим Бернерс-Ли использует для WWW аналогичные принципы, на что прозрачно указывает основа основ современного Интернета — аббревиатура HTTP (HyperText Transfer Protocol — гипертекстовый протокол передачи данных).

Чуть менее известной является другая традиция употребления термина. Ж. Женетт, один из основоположников так называемой генетической критики, в своем фундаментальном труде «Палимпсесты: литература второго уровня» на­зывает гипертекстом определенный тип межтекстуальных отношений в рамках традиционной литературы[2]. Это различного рода имитации: пастиши, подражания, пародии, продолжения. Таким образом, слово находит свое место в терми­нологической парадигме постструктурализма, наряду с интер-, мета-, архи-, гипо-, пара-, прото- и другими -текстами.

Характерно, что и Нельсон, и Женетт при помощи термина «гипертекст» обо­значают вполне очевидные, конкретные вещи. Денотативная отнесенность и понятийное содержание термина (а точнее сказать — терминов) являются непро­тиворечивыми в рамках предлагаемых концепций. Но этого нельзя, к сожалению, сказать о многих современных работах о гипертексте, где авторы склонны сме­шивать традиции употребления термина. Как следствие, не проводится грани между гипертекстом электронным, оснащенным системой программно поддер­живаемых мгновенных переходов, и гипертекстом «книжным», воплотившим в себе определенную композиционную и художественную специфику. Подобное недифференцированное отношение к термину и, соответственно, к обозначаемым им реалиям не является продуктивным.

Одна из сильных сторон книги Э. Белл — это четкость отправных позиций, в частности — определение того, что есть гипертекст. Предлагая свое толкование термина, исследовательница возводит его к концепции электронного текста Т. Нельсона, в результате чего печатная (print) литература последовательно про­тивопоставляется литературе цифровой (digital). Для обозначения специфики печатных произведений, так или иначе соотносящейся с особенностями электрон­ного гипертекста (множественные аллюзии, демонстративная интертекстуаль­ность, определенная сюжетно-композиционная организация и т.д.), Белл предлагает термин «протогипертекст». Справедливости ради стоит сказать, что гораздо раньше с этой же целью Дж. Лэндоу использует другой термин — «ква­зигипертекст». Хотя термины называют практически один и тот же феномен, раз­ные латинские приставки вносят определенные смысловые нюансы.

Противопоставляя электронные и печатные тексты, Э. Белл, как и большин­ство авторов, пишущих об электронном дискурсе, не может не затронуть вопрос о близости гипертекста постструктуралистской теории и — шире — эстетике пост­модернизма в целом. Действительно, гипертексту во многом удалось уравнять ав­торские и читательские «права» на текст, поскольку читатель, моделируя текст, оказывает на него непосредственное и нефигуральное воздействие, а автор нико­гда не знает, какой путь чтения будет выбран. В известном смысле это и есть смерть Автора, утратившая свою метафорическую сущность и ставшая реаль­ностью. Разрушив логоцентризм структуры, гипертекст уже не претендует на мо­нологичность истины (ну как тут не вспомнить Деррида!). «Клик» читателя по выбранной им ссылке — это его ответная реплика, чтение становится диалогом (почти так, как об этом писал М.М. Бахтин). Современный Интернет является идеальной средой для воплощения интертекстуальности, в ее классическом пост­модернистском понимании (Ю. Кристева: «„любой текст строится как мозаика цитаций...»[3]). Кроме этого, есть и другие общие тенденции: смещение границ между собственным и чужим текстом, между вербальным и невербальным ком­понентами (поликодовость), эксперименты с сюжетно-композиционной органи­зацией произведения и т.д.[4]

Об этих многочисленных и очевидных параллелях писалось уже неодно­кратно. Естественно, Э. Белл, следуя традициям гипертекстовой критики, их также отмечает, но для нее это все не более чем «поверхностные» совпадения. Тем не менее исследовательница не может избежать постструктуралистских аллюзий, даже на уровне своего терминологического аппарата. Композиционные единицы гипертекста, оформленные в виде отдельных файлов, она называет «лексиями».

Напомним, что лексии для Р. Барта (а именно он предложил сам термин) — еди­ницы восприятия, которые отличны от единиц формально-композиционной ор­ганизации текста[5]. Активно используя этот термин, Э. Белл не указывает на его постструктуралистские корни. Правда, после работ Дж. Лэндоу[6] такое употреб­ление термина вполне традиционно для американской гипертекстологии.

Вообще, вопрос о связи электронного гипертекста с постструктурализмом и постмодернизмом является достаточно интересным, и, конечно, он важен не только в аспекте данной книги и концепции ее автора. Чтобы избежать беском­промиссного знака равенства (а это недопустимо, поскольку искажает суть обоих феноменов), надо понять, каковы аспекты возможного взаимовлияния. Мы склонны видеть две основные причины близости гипертекста постмодернист­ским канонам. Первая заключается в том, что Т. Нельсон, разрабатывая алгоритм перемещения текста на компьютерный экран, находился под явным влиянием постструктуралистской концепции. Работая над проектом «Ксанаду», он, по собственной формулировке, руководствовался идеями, «характер которых лите­ратурный, а не технический»[7]. Структуралистскому видению текста соответствует другая электронная модель представления информации, а именно база данных. Если бы развитие технологии пошло этим путем, то текстовое пространство Сети напоминало бы гигантскую таблицу Excel. Возможно, некоторые вещи искались бы проще и быстрее, но испытывали бы мы то ни с чем не сравнимое «удоволь­ствие от чтения», которое дает гипертекстовая форма? Есть и еще один «постмо­дернистский» аспект гипертекста. Постмодернизм изначально тяготел к бриколажу (франц. bricolage — поделки), используя в процессе порождения текста все «подручные средства»[8]. Современная литература рефлексирует над новыми ком­муникационными средствами и над текстовыми формами, которые они создают. Поэтому, как справедливо отмечает Н.Б. Маньковская, в настоящее время ста­новится актуальной творческая личность «писателя-компьютерщика»[9].

Следует отметить, что в целом теоретический контекст, который Э. Белл соз­дает для изложения своей концепции, типичен для такого рода исследований и авторская позиция по многим проблемам, обсуждаемым во введении и следующей за ним теоретической главе, достаточно адекватно отражает особенности совре­менной электронной коммуникации. Нельзя не принять основные тезисы автора: 1) обсуждать новую цифровую литературу вне специфики гипертекстовой формы невозможно; 2) электронный гипертекст, несмотря на некоторые параллели и «точки соприкосновения», принципиально отличен от текста печатного; 3) исходя из этого, для анализа электронной литературы необходимо пересмотреть и рас­ширить традиционный понятийный аппарат, в результате чего будет создана «критика гипертекста» (hypertext criticism). Исследовательница пишет о соот­ношении понятий гипертекстовая художественная литература, гипермедиа, кибертекст, о месте гипертекстовой литературы в современном художественном процессе и сожалеет, что гипертекстовая критика находится лишь в самом начале своего становления. С ее точки зрения, теоретическая мысль существенно отстает и от динамики самого явления, и от уровня развития технологии. Причину сло­жившейся ситуации Э. Белл склонна видеть в отсутствии «систематического и прозрачного методологического подхода к анализу гипертекстовой литературы» (с. 6). Предлагаемая книга как раз и должна «заделать аналитические бреши» в обсуждаемом вопросе (с. 7). Правда, в контексте заявленной неразработанности вопроса выглядит немного странным то, что автор обходит вниманием некоторые достаточно заметные публикации, посвященные электронной литературе; в част­ности, не упомянута известная, выдержавшая несколько изданий книга Дж. Ду­гласа «Конец книги — или книги без конца? Читая гипертекстовый нарратив»[10].

Обозначив исходные теоретические позиции и задачи исследования, Э. Белл обращается к объекту своего анализа. И тут читатель, воодушевленный названием книги и интересными рассуждениями о роли цифровой литературы в современном мире и пр., сталкивается с неожиданностью. Оказывается, что предметом анали­за является не литературный гипертекст как таковой, но лишь «storyspace-роман», а именно четыре следующих произведения: «afternoon: a story» (1987) Майк­ла Джойса; «Victory Garden» (1992) Стюарта Маултропа; «Patchwork Girl» (1995) Шелли Джексон и «Figurski at Findhorn on Acid» (2001) Ричарда Холтона.

Даже для тех, кто никогда не слышал о «Storyspace», будет очевидно, что по­добное сужение понятия «гипертекстовая литература» неправомерно. Но в полной степени оценить суть подмены можно, лишь зная, что такое Storyspace, поэтому несколько слов о самом феномене. «Storyspace» (http://www.storyspace.net/) — это программный продукт, позволяющий создавать и использовать электронные гипертексты, т.е. это одна из многочисленных гипертекстовых систем, самой мас­штабной из которых в настоящее время является WWW. Специфика программы «Storyspace» состоит в том, что она изначально задумывалась как «писательская» среда, как средство создания гипербеллетристики. Платформа достаточно привле­кательна и по своей идее, и по тому, как это все воплощено на практике: программа предельно проста в использовании, ее интерфейс прозрачен и дружелюбен. По­мимо текстовых фрагментов, гипертекстовые узлы (writing spaces) могут содер­жать графику, аудио- и видеоинформацию; связи между ними устанавливаются за счет простого рисования линий. Одно из самых известных произведений ги­пербеллетристики — названный выше роман М. Джойса — создано именно на ос­нове «Storyspace» и стало в известном смысле «лицом» программы. Кстати, Джойс принимал участие в ее разработке.

При всех преимуществах «Storyspace» есть одно «но», которое их практически перечеркивает. Ни сама программа, ни достаточно ограниченное число произве­дений, созданных на ее основе, так и не стали массово популярными[11]. Данному факту Э. Белл находит научное обоснование, но об этом чуть позже.

Сейчас уже вполне очевидно, что у «Storyspace» нет больших перспектив. И дело даже не в том, что эта программа и произведения, созданные на ее основе, отнюдь не бесплатны. Эта гипертекстовая система разрабатывалась до масштаб­ного распространения Интернета, и сегодня она безнадежно устарела. В эпоху Web 2.0 и почти наступившего Web 3.0 возможности интернет-гипертекста не­соизмеримо более продвинуты и более адекватны сегодняшним коммуникатив­ным потребностям. Современные HTML-редакторы, не говоря уже о средствах HTML в полном объеме, скриптах, flash-технологии и пр., дают возможность соз­давать гораздо более интересные проекты, чем это позволяет сделать «Storyspace». Наша абсолютно некоммерческая сетература — тому наглядное доказательство!

Итак, мы выяснили, что стоит за формулировкой «гипертекстовая литера­тура» в названии книги. Теперь стоит обсудить, что подразумевается под «воз­можными мирами». Это есть не что иное, как отсылка к так называемой теории возможных миров, базирующейся на концепции Г. Лейбница. Согласно Лейб­ницу, Бог, творя Вселенную, создал много возможных миров, и каждый из них мог бы свершиться. Делая свой выбор, Бог воплотил в реальности лучший из воз­можных миров. Из этого, по мнению ученого, следует вывод о том, что потенциа­лен любой мир, если он внутренне непротиворечив. Философия Лейбница оказала влияние на самые разные области научного знания: на логику, семиотику, литературоведение, лингвистику и т.д.

Прежде чем приступить к анализу выбранных четырех произведений story- space-литературы в аспекте теории возможных миров, Э. Белл предпринимает ретроспективный анализ «теории гипертекста», т.е. филологических исследований электронного гипертекста. Достаточно интересен ее подход к данному явлению, в котором она выделяет «первую» и «вторую» волны (свой собственный подход она связывает с особенностями «второй волны» научных изысканий). В гипер­текстовых исследованиях «первой волны» — работах Дж. Лэндоу, Дж.Д. Болтера и др. — обсуждались потенциал гипертекстовой формы, сходные черты гипер­текста и гипотетической текстуальной модели, выстраиваемой постструктура­листской теорией. Одним из главных достижений гипертекстовой теории «первой волны» Э. Белл считает тезис о том, что изменились процесс восприятия текста, функции читателя и его самоощущение в процессе чтения. Она пишет: «„теоре­тики "первой волны" осознавали замешательство и дезориентацию читателя как неизбежное следствие чтения гипертекстовой литературы» (с. 14). В целом же, признавая ряд достижений гипертекстовой критики «первой волны», Э. Белл относится к ней скорее скептически. Она считает, что многое не удалось сделать из-за того, что исследователи были склонны к использованию традиционных ме­тодов анализа, в частности — стремились к линеаризации гипертекстовой ком­позиции, стараясь «собрать историю воедино» (с. 13).

Отличие подхода в рамках «второй волны» гипертекстовой теории связано, по мнению исследовательницы, с дальнейшим переосмыслением роли читателя. Так, делается вывод о том, что гипертекстовый нарратив не может увлечь чита­теля в той же степени, что и печатная литература. Этот тезис очень важен для Э. Белл, и к нему она неоднократно возвращается. Собственно, ее метод анализа, за которым просматривается и методика чтения, стремится помочь читателю по­нять то, что он читает, и преодолеть чувство дискомфорта, являющееся след­ствием композиционной и сюжетной зыбкости текста.

Гипертекст создает особый тип нарратива, и к нему не могут быть в полной сте­пени применены традиционные методы анализа. Главное отличительное свойство гипертекстового нарратива в том, что он формируется «скачками», т.е. мгновен­ными переходами от одной композиционной единицы к другой. Со ссылкой на И. Снайдер Э. Белл пишет, что использование гипертекстовой формы создает чув­ство отчуждения, отстраненности читателя от происходящего, поскольку «каждый раз, когда читатель обращается к ссылке и должен сделать выбор, иллюзия вы­мышленного мира с неизбежностью разрушается.» (с. 15). Правомерен вопрос: не является ли вышеуказанный теоретический тезис попыткой объяснить недо­статочную популярность и полное коммерческое фиаско storyspace-литературы?

При этом исследовательница отмечает, что отчуждение, т.е. дистанцирование читателя от описываемой реальности, может присутствовать и в печатной лите­ратуре, начиная от «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена» Л. Стерна и кончая экспериментальными стратегиями постмодернистской литературы. По мнению Э. Белл, литература постмодернизма тяготеет к подобному типу нарратива.

Стремясь к отражению субъективной индивидуальности, постмодернистский нарратив может быть прерывистым настолько, что дальнейшее чтение становится невозможным. Это приводит автора к выводу о том, что storyspace-гипертекст «верен эстетике постмодернизма» (с. 16), несмотря на все предыдущие констата­ции, что эти явления не одно и то же.

Читательский дискомфорт при чтении возникает в результате так называемого онтолепсиса (ontolepsis). Под онтолепсисом понимается категоризирующее по­вествовательное средство, в результате использования которого появляются не­совместимые или противоречивые версии описываемых событий. Этот прием присутствует и в постмодернистской литературе, и в гипертексте, однако в пост­модернизме, по мнению автора, это средство смыслового маркирования онтоло­гически важных вопросов, а в гипертексте — неотделимая интегральная часть описательной логики.

Подводя итог достижений критики «второй волны», Э. Белл пишет: «Вторая волна ищет способы преодоления теоретических неточностей и методологиче­ских ограничений первой волны. Исследователи показали, что структура текста и роль читателя в ней представляют собой средство защиты от полной зависимо­сти читателя от того типа нарратива, который воплощен в гипертексте» (с. 15). Поясним, что имеется в виду: читателю необходимо самоопределиться в тексте, а для этого разобраться в «возможных мирах», т.е. параллельных версиях сюжет­ных перипетий, сосуществующих в вариативном гипертекстовом контексте. Проще говоря, читателю надо понять, какая из описываемых версий событий яв­ляется художественно достоверной, а что возникает в результате ментальной ин­терпретации реальности, претендующей на истинность. Именно к этой цели стремится анализ, предлагаемый Э. Белл.

Итак, от читателя требуется участие в конструировании гипертекста. По­скольку читателю предлагаются различные события, различные версии событий или различная последовательность событий, акцентируется искусственность текста, который является, по мнению исследовательницы, не более чем времен­ной конструкцией. Вслед за целым рядом авторов[12] Э. Белл видит в теории воз­можных миров оптимальную аналитическую платформу, на основании которой литературные гипертексты, тяготеющие к сюжетно-композиционной нестабиль­ности, могут быть исследованы и описаны.

В качестве теоретической основы исследования Э. Белл использует известную работу М.-Л. Райан[13], согласно которой, погружаясь в художественную реаль­ность, мы с неизбежностью перемещаемся или, используя ее терминологию, рас­средоточиваемся в нескольких модальных системах: «системе реальности», цент­ром которой является «актуальный мир», и «текстуальном универсуме», который представляет собой модальную систему, проецируемую текстом. При этом текс­туальный универсум, так же как и система реальности, включает в себя сферу, которую повествователь представляет в качестве реального мира, и многообразие альтернативных возможных миров, вращающихся вокруг него. Эти возможные миры являются результатом ментальной деятельности персонажей. Таким обра­зом, подобно тому, как наша реальность окружена возможными мирами, проду­цируемыми нашими мечтами, желаниями и т.д., концептуализируемый тексту­альный универсум включает в себя гипотетический актуальный мир и другие возможные миры, рождаемые мечтами, желаниями его персонажей.

Основываясь на теории М.-Л. Райан, Э. Белл в рамках своего исследования предлагает различать:

— актуальный мир — это онтологическая область, которая формирует центр нашей системы реальности; применительно к литературному анализу это сфера представлений, принадлежащая читателям;

— возможные миры — онтологическая область, альтернативная актуальному миру и формируемая воображением, желаниями, страхами, мечтами представи­телей актуального мира;

— текстуальный актуальный мир — частный тип возможного мира, создавае­мый в конкретном тексте; мир, в котором живут персонажи произведения, и он является центром текстуального универсума;

— текстуальные возможные миры — принадлежащие текстуальному универ­суму альтернативы текстуального актуального мира, рождаемые ментальными процессами персонажей: их желаниями, мечтами, воображением, снами и т.д.

По мнению Э. Белл, такая интерпретация теории возможных миров очень пло­дотворна при анализе гипертекстовой литературы. Она позволяет нейтрализовать гипертекстовые амбивалентность и вариативность. Для читателя становится воз­можным выстроить непротиворечивый текстуальный универсум и увязать его с логикой «актуального мира». Как и ее предшественники, чьи идеи положены в основу исследования, автор видит в теории возможных миров путь к легитими­зации повествовательных противоречий, которые характерны для многих про­изведений storyspace-литературы. Но выстраивание единственно возможной линейной последовательности событий, к чему тяготела гипертекстовая критика «первой волны», не является, по мнению автора, основной целью использования теории возможных миров. В своей книге Э. Белл ищет ответы на другие вопросы: 1) каким образом формируются повествовательная неоднозначность и онтологи­ческая изменчивость? 2) как онтологические структуры используются относи­тельно основной темы каждого из проанализированных произведений?

Как мы видим, предлагаемая Э. Белл методика анализа достаточно прозрачна. Рассматривая каждое из четырех выбранных произведений, автор последова­тельно вычленяет событийно-онтологическое пространство указанных «возмож­ных миров», стремясь выявить позицию повествователя и читателя в каждом из них. Ввиду ограниченности объема рецензии мы не можем воспроизвести этот анализ, сопровождаемый схемами взаиморасположения и взаимопроникновения миров, скриншотами («снимками экрана») и т.д. Это не имеет смысла также ввиду того, что сами произведения незнакомы подавляющему большинству оте­чественных читателей. Пересказать же подобные литературные гипертексты практически невозможно.

Поскольку Элис Белл пишет об универсальности предлагаемого метода, по­пробуем рассмотреть через его призму какой-либо более доступный (в смысле — бесплатный) литературный гипертекст, например один из русскоязычных сете- ратурных проектов, представленных на сайте «Сетевая словесность» (http://www.netslova.ru), — рассказ Е. Голосовой «Встречи»[14]. Рассказ состоит из двух законченных фрагментов, описывающих две взаимоисключающие возможности развития сюжета. Проект сделан с использованием flash-технологии[15], и как только курсор попадает на то или иное слово в исходной версии рассказа, оно меняется: «Маша» ^ «Вера», «хотела» ^ «должна» и т.д. Главный текстообразующий принцип у Голосовой состоит в том, что она стремится поддерживать квазиантонимические отношения между словами. После подобной трансформа­ции читатель получает описание уже совершенно иного сюжета, а дальше, таким же образом, можно вернуться к первой версии или создать их контаминацию. Рассказ небольшой, оба его фрагмента, взятые сами по себе, безынтересны, но все меняется в процессе текстовой трансформации, когда восприятие текста пре­вращается в игру. И следует ли здесь искать рациональную основу для нейтра­лизации негативного воздействия гипертекстовой формы, дезориентирующей читателя? Видимо, нет, так как это полностью разрушит весь смысл данной ли­тературной забавы.

Эстетика подобных экспериментов с гипертекстовой формой, помимо всего прочего, состоит в том, что в них, как и в целом ряде постмодернистских про­изведений, актуализируется игровое начало. Ролан Барт дает достаточно точное определение подобной «игре дискурса» (или «игре в дискурс»): «Это упорядо­ченная деятельность, основанная на принципе повтора <...> она заключается не в вербальном удовольствии, доставляемом скоплением слов. а в многократном модифицировании одной и той же формы»[16]. Возможно, именно поэтому так по­пулярны в Рунете литературные игры, созданные по мотивам твердых стихо­творных форм, как европейских, так и восточных.

Игровое начало — важный аспект гипертекстовой литературы, и недоучиты­вать его нельзя. Нельзя также забывать и о многих других сторонах гипертексто­вой стилистики, активно участвующих в процессе приращения смысла, например о тенденции к поликодовости, ведущей к изменению графического пространства текста. Об этом Э. Белл пишет, но вскользь. Так, анализируя роман Стюарта Ма- ултропа, она сравнивает графическое пространство двух лексий, повествующих об одном и том же эпизоде. Фон одного из текстовых фрагментов имитирует раз­битый экран, и на этом основании Белл делает вывод о том, какие проекции воз­можных миров здесь представлены. В целом же, оставаясь верной своей логике, автор анализирует композиционную организацию гипертекста и ее роль в вы­страивании сюжетных перипетий.

Таким образом, приходится констатировать, что в обсуждаемой книге сужению подвергается не только предмет исследования (гипертекстовая литература), но и гипертекстовая проблематика в целом. Анализируя достаточно специфическое явление гипертекстовой литературы, Э. Белл не может выявить все аспекты гипертекстового нарратива. За свое относительно недолгое существование элек­тронный гипертекст стал, благодаря Интернету, вполне состоявшейся комму­никативной реальностью и выработал свои стилистические приоритеты. Его спе­цифика несводима к нелинейной композиционной организации, поддерживаемой системой ссылок. Может быть, поэтому большие и запутанные литературные ги­пертексты скучны, в отличие от многих произведений интернет-литературы, где компактная гипертекстовая структура органично воплощает в себе интерактив­ность и мультимедийность — технические инновации, ставшие текстопорождающими средствами.

 

_________________________________________

 

1) См.: Купер И.Р. Гипертекст как способ коммуникации // Социологический журнал. 2000. № 1/2. С. 37—59 (http://www.nir.ru/sj/sj/sj1-2-00kuper.html).

2) Genette G. Palimpsestes: la litterature au second degre. P.: Seuil, 1982. P. 14.

3) Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Прогресс, 2000. С. 429.

4) Об этом, а также о многих других вопросах гипертексто­логии см.: Дедова О.В. Теория гипертекста и гипертексто­вые практики в Рунете. М.: Издательство МГУ, 2008.

5) См.: Барт Р. S/Z / Пер. с фр. 2-е изд., испр. Под ред. Г.К. Ко- сикова. М.: Эдиториал УРСС, 2001.

6) См., в частности: Landow G.P. Hypertext 2.0: The Conver­gence of Contemporary Critical Theory and Technology. Bal­timore: The Johns Hopkins University Press, L., 1997.

7) Nelson Th.H. A File Structure for the Complex, the Changing and Indeterminate // ACM 20th Nationale Conference. Cle- velend, Ohio, 1965. Уже само название проекта (Ксанаду — волшебное место, «благословенная страна» из поэмы С.Т. Колриджа «Кубла Хан») свидетельствует о тех на­деждах, которые связывались с его практической реализа­ций, причем это был не только поиск новых информацион­ных технологий, но и предвидение текста, открывающего неизведанные эстетические горизонты.

8) См.: Леви-Стросс К. Неприрученная мысль / Пер. с фр. и примеч. А.Б. Островского // Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. С. 111—336.

9) Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб.: Алетейя, 2000. С. 317.

10) DouglasJ. Y. The End of Books — or Books without end? Rea­ding Interactive Narrative. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000 (http://www.press.umich.edu/pdf/0472111140.pdf).

11) Вот как писал М. Визель по поводу storyspace-литературы: «Неудивительно, что эти опусы... оставались диковинами, интересными только университетским интеллектуалам, по­клонникам Кортасара и Борхеса» (см.: Визель М. Виртуаль­ное чтиво // Домашний компьютер. 2005. № 3. С. 82—87).

12) Ryan M.-L. Possible Worlds, Artificial Intelligence, and Nar­rative Theory. Bloomington: Indiana University Press, 1991; Koskimaa R. Digital Literature. From Text to Hypertext and Beyond. Doctoral Dissertation. Jyvaskyla: University of Jyvaskyla, 2000 (http://users.jyu.fi/~koskimaa/thesis/thesis.shtml); и др.

13) Ryan M.-L. Op. cit.

14) См.: http://www.netslova.ru/golosova/14feb.html.

15) Несмотря на это, с функционально-текстологической точки зрения перед нами, безусловно, гипертекст.

16) Барт Р. Указ. соч. С. 75.