От составителя

 

Во всем мире 150-летие со дня рождения классика еврейской литературы Шолом-Алейхема в 2009 году прошло достаточно скромно. В США выпу­стили документальный фильм о писателе, в массовой серии «Penguin» из­дали новые английские переводы его книг. На Украине отпечатали почтовую марку и конверт, отчеканили монету, открыли давно ожидавшийся музей в Киеве и несколько мемориальных досок. В России по одному из федеральных каналов в очередной раз показали телеспектакль «Тевье-молочник» с Ми­хаилом Ульяновым в главной роли... Пожалуй, в России эта подчеркнутая «скромность» юбилейных жестов особенно бросается в глаза. Старые пере­воды шолом-алейхемовских книг продолжают регулярно переиздаваться, в театрах изредка ставятся пьесы по его произведениям, однако все это напо­минает скорее движение по инерции, вторичную переработку накопленного за советское время наследия при почти полном отсутствии новых перево­дов и исследований. Редким исключением стала кандидатская диссертация, посвященная историко-литературному анализу прозы еврейского писателя, которую защитила в РГГУ аспирантка из Японии Юми Накагава все в том же, 2009 году.

Стоит ли ожидать возрождения интереса к Шолом-Алейхему в будущем, и если да, то в каких формах и на каких основаниях? Разумеется, такое воз­рождение невозможно без новых переводов — как знакомых, так и незнако­мых русскому читателю текстов, таких, например, как второй том знамени­того цикла рассказов о Менахем-Мендле, публикация которого готовится в настоящее время одним из московских издательств. Это произведение не­изменно остается актуальным, и прежде всего — в моменты острых эконо­мических кризисов. Постепенное потускнение канонической ауры вокруг Шолом-Алейхема позволяет по-новому прочитать его тексты и осмыслить его биографию в свете современных теоретических концепций и накоплен­ного исторического материала. Профессор Колумбийского университета Джереми Даубер подготовил к печати биографическую книгу о Шолом- Алейхеме для американского читателя, знакомого с писателем, прежде всего, благодаря бродвейскому мюзиклу «Скрипач на крыше» и его экранизации (значительное место в этой работе отведено именно интерпретации шолом- алейхемовского наследия на американской сцене и в кино). В августе 2010 го­да в Оксфорде прошла международная конференция по истории переводов Шолом-Алейхема на языки народов Европы, в том числе и русский, а недав­но британское издательство «Legenda» выпустило том «Translating Sholem Aleichem: History, Politics, and Art», в основу которого легли доклады участ­ников этого научного форума. Шолом-Алейхем — по-прежнему одна из важ­нейших фигур в теоретических и исторических исследованиях многоязычной еврейской литературы: в частности, в последней работе израильского учено­го Дана Мирона «From Continuity to Contiguity: Toward a New Jewish Lite­rary Thinking» (рецензия на эту книгу опубликована в «НЛО» № 110) про­водится интересная и неожиданная параллель между Шолом-Алейхемом и Кафкой, включающая классика литературы на идише в контекст европей­ского модернизма.

На фоне разнообразных новых форм еврейской общественной жизни в России и сопредельных странах Шолом-Алейхем занимает вполне марги­нальное положение, несравнимое с его уникальной позицией на советском культурном небосклоне. Несмотря на расхожее представление о едва ли не тотальном подавлении советской властью еврейской культуры во всех ее про­явлениях, Шолом-Алейхем пользовался в Стране Советов привилегирован­ным статусом «классика мировой литературы». Его книги на различных язы­ках народов СССР издавались миллионными тиражами. На протяжении практически всего советского периода (за исключением антисемитской кам­пании конца 1940-х — начала 1950-х) печатались литературоведческие ис­следования, новые материалы и переводы, популярные биографии, в театрах шли постановки по его произведениям. Последний пик интереса к Шолом- Алейхему пришелся на время перестройки, когда спектакли и кинофильмы по «Тевье-молочнику» и «Блуждающим звездам» появлялись один за дру­гим, а из печати вышел русский перевод романа «Кровавая шутка», не во­шедшего в «каноническое» шеститомное собрание сочинений по причине его «национализма».

Особое значение для советской еврейской культуры имели два шолом- алейхемовских юбилея. Как показывает в своей статье Г. Эстрайх, серия тор­жественных мероприятий по случаю 80-летия писателя в 1939 году оконча­тельно закрепила статус Шолом-Алейхема как классика мировой и советской литературы, а его столетие два десятилетия спустя ознаменовало «реабили­тацию» идиша в СССР после тотального запрета в период позднего стали­низма. Важнейшим плодом столетнего юбилея стала публикация шести­томника, служившего основным источником знаний о еврейских истории и традициях для нескольких поколений советских читателей. Оба события были бы невозможны без усердной работы еврейских критиков, писателей и литературоведов по переоценке и реинтерпретации наследия классика. Бла­годаря их усилиям Шолом-Алейхем постоянно оставался на плаву, всегда со­ответствуя той модели литературы, которая была признана идеологически верной на данный момент. Особенно активно этот процесс шел в довоенный период, когда советское еврейское литературоведение переживало свой крат­ковременный расцвет. Динамика интеграции Шолом-Алейхема в советский литературный канон исследуется в статье М. Крутикова.

Разумеется, эта интеграция не могла не включать и определенную «кор­ректировку» биографии, замалчивания отдельных ее страниц, например — близости писателя к сионистскому движению. Парадоксальным образом в эту «зону умолчания» попало и творчество Шолом-Алейхема на русском языке как не вполне соответствующее его образу «национального классика». Оп­ределяющую роль в этом сыграла ориентированная на идиш идеология со­ветского еврейского культурного строительства. По иронии судьбы именно русские переводы обеспечили Шолом-Алейхему устойчивый читательский интерес в СССР. Статья А. Френкеля подробно анализирует русские тексты еврейского классика, уделяя особое внимание его опытам перевода собст­венных произведений с идиша на русский. Таким образом, в публикуемом блоке намечены несколько направлений для переосмысления как текстов са­мого Шолом-Алейхема, так и порожденных ими культурно-исторических контекстов. Более подробное и основательное изучение «советского» Шо- лом-Алейхема позволит как лучше понять механизмы и динамику освоения (и присвоения) «мировой литературы» советским дискурсом, так и по- новому оценить особенность положения еврейской культуры в «братской семье народов СССР».

Михаил Крутиков