От редактора

 

Публикуемые ниже дневники Е.А. Шварц — поразительный документ, расска­зывающий о настоящем «антропологическом чуде» — превращении обычной советской школьницы, пионерки, собирающей посвященные В.И. Ленину от­крытки, мечтающей о команде «красных следопытов» и о Зое Космодемьянской, в поэта-мистика и проницательнейшего читателя мировой классики, которому (в пятнадцать лет!) открываются бездны «Фауста» Гёте и «Процесса» Кафки и который бесстрашно всматривается в бездну собственной души. Но перед нами не только «дикопись» стремительного взросления, «нарушающего законы биологического развития» (Корогодский о Шварц-подростке); не только невероятный по честности самоотчет, не останавливающийся перед фиксацией самых болезненных, разрушительных порывов, желаний, мыслей, той житейской и чувственной «мути», из которой будут расти стихи. (Отдельный интерес в этом смысле представляет описание жестокого экзистенциаль­ного кризиса, вызванного первыми успехами и признанием начинающего по­эта со стороны сверстников и старших коллег; это исключительной силы этюд по «психологии творчества» и механизмам социализации, своего рода «Порт­рет художника в девичестве».) Дневники Е.А. Шварц — это еще и свидетель­ство эпохи; они помогают ответить на сакраментальный вопрос, не раз зада­вавшийся историками неподцензурной литературы: как, благодаря чему в обескровленном блокадой, до- и послевоенными чистками и репрессиями городе могло — из, казалось бы, ничего — зародиться движение культурного сопротивления, давшее России и миру целую плеяду поэтов первого ряда, го­товых поставить на карту благополучие и комфорт ради служения искусству? Более или менее очевидные предпосылки этого «чуда» внимательный чита­тель обнаружит сам. Из неочевидных стоит выделить парадоксальную роль советской системы образования, наделявшей научное и художественное твор­чество — пусть и трактуемые ограниченно-тенденциозно — огромной цен­ностью; воспринятая буквально и повернутая против себя же самой, в пределе эта «гуманистическая» установка, вкупе с воспитанием на героических и жертвенных образах, высвобождала утопический жизнетворческий заряд, сравнимый по своей мощи с культурным взрывом начала XX века. В свое­образный диалог post mortem с Еленой Шварц вступают воспоминания о ней и стихи другого крупнейшего поэта той же эпохи — Александра Миронова.

Александр Скидан