купить

Приговские чтения – 2011

(Университет Ка' Фоскари, Венеция, 10—11 октября 2011 г.;
РГГУ, 31 октября — 1 декабря 2011 г.)

 

В октябре—ноябре 2011 года состоялись III Международные Приговские чтения, проводившиеся последовательно на двух площадках — сначала в Университете Ка' Фоскари в Венеции, затем в РГГУ в Москве. Сквозной темой конференции стала проблема взаимосвязи многогранного изобразительного и литературного творчества Д.А. Пригова с российским и зарубежным концептуализмом, предпо­лагающая, помимо всего, обсуждение стратегий музейной и издательской презен­тации наследия Д.А. Пригова.

Первая часть чтений собрала докладчиков во дворце Ка' Фоскари, располагаю­щемся в центре Венеции, на Гранд-канале. Венецианская часть чтений была при­урочена к закрытию выставки «Дмитрий Пригов: Дмитрий Пригов», проведенной усилиями Эрмитажа. Открыл чтения куратор выставки Дмитрий Озерков, который провел для участников конференции экскурсию и рассказал о замысле и концепции выставки, представившей в едином пространстве художественные работы Д.А. Пригова и его литературные произведения, видеозаписи перформансов и инсталляции.

Участников чтений приветствовали Дмитрий Бак (РГГУ, Москва) и Сильвия Бурини (Ка' Фоскари, Венеция). Дмитрий Бак обозначил основные моменты ис­тории Приговских чтений, а также обратил внимание слушателей на феномен «приговского пути в литературе», который отменяет любые гарантии в искусстве, любые системы профессиональных конвенций. Затем Сильвия Бурини рассказала о Центре исследования культуры России Университета Ка' Фоскари, а Жанна Галиева и Антон Скулачев (РГГУ, Москва) — о Лаборатории имени Д.А. Пригова, созданной в 2011 году при Центре новейшей русской литературы РГГУ.

После кратких презентаций и вступительных слов с докладом «Транзитность: взгляд на семиотику Пригова» выступил Михаил Ямпольский (Нью-Йоркский уни­верситет), отметивший, что Пригов в условиях кризиса языка создавал особую семиотику, в которой подвергается сомнению сам факт референции литератур­ного текста, а ситуация произнесения этого текста оказывается важнее содержа­ния. В такой системе художник трактуется как «модуль перевода» (вербального, визуального и даже телесного). Письмо у Пригова всегда находится на грани с изображением, однако транзитная поэтика оказывается связана также с темпоральностью, она предстает процессом проникновения. В ходе последовавшей за докладом дискуссии Илья Кукулин и Дмитрий Бак отметили, что некоторые из описанных Ямпольским черт относятся скорее к семиотике культуры в целом, а не только к творчеству Пригова. Забегая вперед, отметим, что в закрывающей кон­ференцию общей дискуссии Марк Липовецкий уточнил ряд положений, выдви­нутых Ямпольским: так, по его мнению, модель «транзитности» применима скорее к изобразительному, чем к литературному творчеству Пригова. Липовецкий также предложил активно использовать и разрабатывать понятие перформативности как связующее изобразительное и литературное наследие Пригова.

После Михаила Ямпольского с докладом выступил Дмитрий Озерков (Госу­дарственный Эрмитаж, Санкт-Петербург), сосредоточивший внимание на кате­гории сна в художественном и литературном творчестве Пригова. Согласно до­кладчику, все изображаемое Приговым для него самого остается не до конца истинным: подлинность осуществляется только за рамками реальности, за гра­ницами художественного произведения, а значит, сюрреалистическая реальность сна оказывается наиболее подлинной.

Затем выступила Екатерина Деготь (Московская школа фотографии и муль­тимедиа им. А. Родченко), обратившая внимание аудитории на возможные так­тики презентации художественного творчества Пригова. Отметив, что творчество Пригова в международном художественном контексте представлено недоста­точно, докладчица предложила перспективное, на ее взгляд, понимание творче­ства Пригова как перформативной практики (творчество как project, а не как объ­ект). Именно такой подход (а также сопряжение работ Пригова с концепциями М.М. Бахтина) представляется докладчице наиболее подходящим для утвержде­ния фигуры Пригова в международном контексте.

Доклад Елены Куприной-Ляхович (Музей МАНИ, Москва) и Александры Да­ниловой (Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Москва) был посвящен опыту изучения и экспонирования произведений При­гова из собраний Московского архива нового искусства (МАНИ). Хранящиеся в этом архиве работы концептуалистов представляют собой уникальный пример «самомузеефикации», бросающей вызов кураторам и исследователям. Юлия Туловская (Ратгерский университет, США) обратилась к другому музейному про­екту — выставке «Назначающий жест: миры и образы Дмитрия Пригова», про­водившейся в 2008 году в Музее Циммерли.

Затем с докладом выступил Сергей Ковалевский (Красноярский музейный центр), который рассмотрел сквозной топологический мотив творчества Д.А. Пригова — мышление пространством, воплощающееся в теме покровов и занавесов. За этими пространственными образами, по мнению докладчика, стоит мотив таинст­венной причастности, восходящий к категориям религиозного мышления.

Валентин Дьяконов (газета «Коммерсантъ», Москва) в докладе «Бестиарий Д.А. Пригова и "тюрлики"Гелия Коржева» сравнил знаменитый приговский цикл с работами классика позднего соцреализма. Докладчик отметил важность магии имени: в «Бестиарии» Пригова представлены символические репрезентации лю­дей, равных своему имени, благодаря чему имя приобретает особую телесность. В ходе обсуждения доклада Илья Кукулин, обратившись к удачной формуле Дмитрия Голынко-Вольфсона, согласно которой монстр — изнанка идеологии, заметил, что различий между произведениями двух художников все-таки больше, чем сходств: Коржев изображал чудовищ, которые незримо присутствовали и раньше, но стали видимы только благодаря особым (историческим) условиям, в то время как Пригов противопоставил фигуру художника кризису идеологии, вы­строив тем самым собственный канон.

Второй день конференции был посвящен литературному творчеству Д.А. Пригова, а также «полифункциональности» и «интермедиальности» его наследия. От­крыло заседание выступление Ирины Прохоровой («Новое литературное обозрение», Москва), представившей публике абрис нового издательского проекта — собрания сочинений Пригова, которое готовится в возглавляемом ею издательстве. Цель из­дания — представить приговское творчество как единый проект, Gesamtkunstwerk, а самого Дмитрия Александровича — как русского Данте XX века, стремившегося раз­ными способами (пере)создать советский универсум, трагическую вселенную со­ветского быта. Особая роль в этом собрании будет отводиться романам Пригова.

В пандан к выступлению Ирины Прохоровой Марк Липовецкий (Университет Колорадо, США) представил доклад «Монады Пригова», основанный на преди­словии к одному из томов готовящегося собрания сочинений неканонического классика. Как показал Липовецкий, важным для Пригова оказывается бытовое, домашнее — физиология частной жизни как область свободы от власти дискурса. Но при этом Пригов сам занимается дискурсивными практиками, то есть пыта­ется освободиться от дискурса, играя на его же поле, превращая творчество в мо­нументальный проект панорамы перформативного переосмысления самых раз­нообразных дискурсивных практик.

Доклад Георга Витте (Свободный университет; Институт общего и сравни­тельного литературоведения имени Петера Сонди, Берлин) «Пригов — феноме­нолог стиха» был посвящен визуальной стороне приговского текста, формирую­щей специфический синтез зримого и слышимого, особый «божественный язык», провоцирующий особую активность читательского восприятия.

Алессандро Ньеро (Болонский университет), незадолго до конференции вы­пустивший книгу переводов стихотворений Пригова на итальянский язык, в своем выступлении обратился к собственному переводческому опыту[1]. По словам докладчика, главная трудность для него заключалась в воспроизведении «слож­ной банальности» лирики поэта, который знает, «как надо писать», но пишет со­всем иначе. Тему переводимости текстов Пригова продолжил Хольт Майер (Эрфуртский университет, Германия) в докладе « "Yahnki gou khoum": переводимость "Азбук" Д.А. Пригова в контексте англо-русской границы русского концептуализма (на материале первых восьми "Азбук" ирубинштейновских "Картотек")»: по сло­вам докладчика, «Азбуки» Пригова, яркий пример «автофилологичности», сле­дует не переводить, а воспроизводить.

Второе заседание открылось сообщением Марко Саббатини (Мачератский университет, Италия), посвященным хождению произведений Пригова в самиз­дате Ленинграда. Автор доклада дал подробное источниковедческое описание приговских текстов, опубликованных в самиздатских журналах, отметив также принципиальное несовпадение Пригова с этим контекстом, которое заключается в демонстративном разрыве с поэтической традицией, крайне важной для ленин­градской неофициальной литературы.

Доклад Ильи Кукулина (НИУ ВШЭ; МГПИ) был посвящен одному из значи­мых литературных феноменов культурного процесса 1980—2000-х гг. — резкому неприятию фигуры Д.А. Пригова Вс. Некрасовым. По мнению докладчика, Не­красова и Пригова объединяет внимание к пространственной организации стиха, а также утопизм особого рода, выражающийся в стремлении выработать, вообра­зить нового автора. Этот утопизм и был причиной «односторонней полемики»: для Некрасова состояние души, которого требует московский концептуализм, нужно наработать; по Пригову, художник должен пойти на опережение антропо­логического поворота, происходящего в обществе. Некрасов и Пригов, таким об­разом, по формулировке Кукулина, представляют собой «экологическую» и «киберпанковскую» тенденции в постмодернистском искусстве. В ходе обсуждения доклада Георг Витте предложил еще одну важную точку несовпадения между Не­красовым и Приговым: Некрасов — безусловный лирик, для которого существуют зоны аутентичной речи, а это принципиально невозможно для Пригова.

Марина Абашева и Владимир Абашев (Пермский государственный педагоги­ческий университет) в докладе «Из Москвы в Пермь: комментарий к одному пу­тешествию Д.А. Пригова» сконцентрировали внимание на комментарии к тексту «Путешествие из Москвы в Пермь» (1996). Докладчики отметили особую «иконичность» графики и содержания, наблюдающуюся в оригинальной машинописи этого сочинения. Кроме того, основа сюжета этого своеобразного травелога, по мнению докладчиков, заключается в конвертации сегментов пространства в ка­тегории социально-статусного или метафизического порядка. Таким образом, «Путешествие... » можно воспринимать как визионерский набросок, мистико-антропологический этюд жизненного пути.

Последняя секция конферении, озаглавленная «Полифункциональность Д.А. Пригова: текст и изображение», открылась докладом Виталия Пацюкова (ГЦСИ, Москва). Докладчик попытался проанализировать творчество Пригова, исходя из распространенной в современной физике струнной теории, с одной сто­роны, и понятия бахтинского хронотопа, с другой. Литературные тексты у Пригова отличаются особой топографией, а пространство в них выступает как живой организм. В этом смысле весьма показательна последняя, несостоявшаяся ин­сталляция Пригова, которая планировалась совместно с арт-группой «Война», должна была называться «Война занимается только неквалифицированным тру­дом» и представлять собой попадание в собственное внутреннее пространство.

Ада Раев (Университет Отто Фридриха, Германия) в своем докладе сравнила образ всевидящего глаза в творчестве Д.А. Пригова и немецкого художника К.Ф. Клауса, отметив сходства в биографиях двух деятелей искусства (их взаи­модействие с тоталитарными режимами, маргинальность творчества и его поли­функциональность), а также близкие способы репрезентаций взгляда в их твор­честве (всевидящий глаз, выступающий как знак боли и печали и как символ будущего свершения Божьей воли). Главное же различие между их подходами состоит в том, что для Клауса образ глаза по своей природе динамичен, в то время как у Пригова он ассоциирован с абсолютной статикой.

Венецианская часть конференции завершилась докладом Лены Силард (Уни­верситет Сассари, Италия) «Начала и концы», в котором были проанализированны «Автопортрет» Пригова из серии «Бестиарий» и роман «Ренат и Дракон». Одной из главных порождающих моделей всего творчества Пригова, с точки зре­ния докладчицы, является его концепция «новой антропологии», для которой принципиальна неотделимость человека от мира природы, почти не осознаваемая «окультуренным» большинством (отметим, что сходный подход к серии «Бес­тиарий» представлен в лекции Михаила Ямпольского «Новая антропология как новая зоология», прочитанной ученым в РГГУ в апреле 2011 года, а также в статье, опубликованной в каталоге выставки «Дмитрий Пригов: Дмитрий Пригов»). Как показала Лена Силард, варианты «автопортретов» Пригова, в конеч­ном счете, обнаруживают уникальное «соличие» (по Андрею Белому) творческих личностей в одном лице, обращенном к мультиверсуму.

Вторую часть Приговских чтений, состоявшуюся в Российском государственном гуманитарном университете, открыла лекция Олеси Туркиной (Государственный Русский музей, Санкт-Петербург). В начале Туркина остановилась на истории возникновения и развития европейского концептуализма, который изначально строился на разрушении логоцентрической концепции искусства и традиции све­дения искусства к базисным понятиям. Затем творчество Д.А. Пригова было со­поставлено с произведениями Дж. Кошута и Л. Вайнера; в связи с последним было проанализировано явление «фантомных инсталляций» (эскизов к неосу­ществленным проектам), ставшее особым жанром в творчестве Пригова. В то же время в собственно перформативном творчестве Пригова происходит не­повторимое осуществление творческого замысла, а также включение зрителя в пространство художественного объекта. Таким образом, путь концептуального искусства вообще — это путь от переосмысления искусства в формах, ему внепо­ложных, стремящихся к взаимодействию со зрителем, реализации предельной приватности и телесности, созданию нового типа художественного пространства, которое заставляет публику создавать искусство самостоятельно. «Только переосознавая эстетический опыт, мы вырываемся из лап языка-фашиста», то есть достигаем главной цели концептуализма как такового.

На следующий день чтения продолжились небольшой, но насыщенной секцией «Д.А. Пригов и концептуализм», завершившейся общей дискуссией, в которой, помимо докладчиков, принимали участие Дмитрий Бак, Виталий Пацюков, Ми­хаил Айзенберг, Надежда Бурова (Пригова) и Михаил Павловец. Заседание от­крылось докладом Александра Житенева (Воронежский государственный универ­ситет) «Две модели концептуализма: Вс. Некрасов и Б. Гройс», доказывавшим, что для Гройса концептуализм — это крайний случай авангардной тяги к замене во­площения идеей, а потому — интеллектуальное искусство, в то время как для Не­красова концепт, напротив, имеет скорее «сенсуалистическую» природу, воспри­нимается как «рамка» переживания. Таким образом, Гройс мыслит концептуализм как «прозрачное» для интерпретации искусство, а Некрасов скорее как «непро­зрачное», исключающее любые априори, любую самоочевидность.

Юрий Орлицкий (РГГУ) в своем докладе представил обстоятельный анализ стихосложения Д.А. Пригова, рассмотрев в первую очередь оппозицию стиха и прозы. Как показал докладчик, для стихотворений Пригова характерна тотальная разнородность (гетероморфность): большинство его текстов состоит из фрагмен­тов разной природы. В творчестве Пригова разнообразны примеры прозиметрии, а также кардинальной «ритмической трансформации» изначально стихотворного текста в стихоподобный прозаический. Важнейшую роль для понимания стихо­вой структуры текстов Пригова играет их авторское исполнение, которое осо­бенно значимо в случае вербального компонента перфомансов: их — от особого авторского чтения-пения до знаменитого крика кикиморы, в котором вербально только название, — вообще некорректно интепретировать как стихотворный или прозаический текст. В ходе обсуждения доклада было предложено рассматривать стихосложение поэта и художника, привлекая не только авторское чтение, но и контекст музыкальных вкусов и предпочтений, а также интонацию Пригова-чтеца. Выступивший в порядке дискуссии Виталий Пацюков призвал к рассмот­рению приговского творчества с точки зрения перформативности и принципиаль­ной междисциплинарности: перформанс творится здесь и сейчас, и создаваемое в его рамках художественное пространство создается в реальности, именно оно абсолютно подлинно и полноценно.

Завершил конференцию обобщающий как приговское творчество, так и его рецепцию доклад Сергея Оробия (Благовещенский государственный педагогиче­ский университет) «"Памятники" Д.А. Пригова и форматы их (само)описания». Докладчик наметил эволюцию авторских масок/образов Пригова от «мегалома­нии» Милицанера брежневской эпохи — через зачинателя постмодерна и деятеля андеграунда — к статусу «неканонического классика». В этом контексте были подробно рассмотренны «жизнетворческий перформанс» Пригова, причины по­пулярности фигуры поэта и художника, а также стратегии его канонизации. Как отметил докладчик, парадоксальная бытийственность приговских текстов — в их конкурентоспособности, персонификации желаний и потребностей значительной (и влиятельной) референтной группы, передающей поэту свои полномочия.

Антон Скулачев

 



[1] Prigov D.A. Trentatre testi / A cura di A. Niero. Crocetta del Montello: Terra Ferma, 2011.