Японская научная литература о русской культуре

(библиографический список авторских монографий 2000—2012 годов)

 

Название этой работы для многих читателей «НЛО» звучит, наверно, очень эк­зотически. Однако русская культура, прибывшая на Японские острова не прямо из России, а обходным путем через Европу, оказала немалое воздействие на япон­скую культуру и продолжает и сейчас интересовать и привлекать японцев. Се­годня волна глобализации объединяет усилия исследователей из разных регионов мира, и Япония в этом смысле не исключение. По случаю проведения мирового конгресса International Council for Central and East European Studies (ICCEES) в 2015 г. в Японии, речь о котором пойдет ниже, хотелось бы познакомить русских читателей с японской русистикой.

В данной публикации представлен по возможности полный список научных книг о русской культуре, изданных в Японии в указанный период. Но, возможно, в процессе отбора возникли непреднамеренные лакуны, вызванные, например, тем, что грань между «чисто научной» и «околонаучной» литературой зачастую бывает нечеткой. Также хочется оговорить, что в список не включены сборники статей разных авторов, поскольку они зачастую разнотемны и их трудно «раз­нести» по рубрикам. К описаниям книг, тему которых трудно понять по заглавию, даны краткие пояснения. В рамках разделов описания расположены в хронологии издания учтенных книг.

 

1. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Восприятие русской культуры в Японии, как и в других странах, было в значи­тельной мере «литературоцентричным». На модернизацию японской литературы (формирование литературного языка, основанного на разговорной речи, измене­ние характера описания природы и т.д.) оказал сильное влияние рассказ «Свида­ние» из «Записок охотника» И.С. Тургенева, переведенный Футабатэем Симэем в 1888 г. Никого из иностранных писателей японцы не читали с большим энту­зиазмом, чем Достоевского. Даже сегодня, когда литература давно утратила гос­подствующее положение, интерес японцев к русской культуре чаще всего связан именно с литературой, особенно с творчеством классических писателей XIX в.

 

1.1. ИССЛЕДОВАНИЯ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Сиракура К. Зарождение новой русской литературы и Западная Европа. Йокогама: Сэйбунся, 2001. [Влияние западной литературы на писателей предромантизма и романтизма.]

Киносита Т. Достоевский и его диалогический мир. Йокогама: Сэйбунся, 2002.

Игэта С. Достоевский: жизнь слова. Токио: Гундзося, 2003.

Имай Х. Лермонтов: траектория кометы. Токио: Гундзося, 2004.

Макихара Д. Чехов переходит границы: жизнь в поисках одиночества и сво­боды. Токио: Тоё сётэн, 2004.

Камэяма И. Достоевский: литература отцеубийства. В 2 т. Токио: Ниппонхосо сюппанкёкай, 2004.

Накамура К. Вечный Достоевский: талант как болезнь. Токио: Тюокорон синся, 2004.

Ватанабэ С. Мир Чехова: свобода и сострадание. Киото: Дзинбун сёин, 2004.

Хориэ С. Динамизм театра: Чехов в русской истории. Токио: Тоё сётэн, 2004. [Социальный контекст сценической истории пьес Чехова в России.]

Кобаяси К. Чеховский сад. Токио: Гундзося, 2004.

Ура М. Чехов. Токио: Иванами сётэн, 2004.

Ямада К. Достоевский и искусство Нового времени Токио: Коикэ сёин, 2005.

Кубо Х. Русская литература в свете истории. Киото: Минэрува сёбо, 2005. [Историко-социальный контекст произведений Пуш­кина, Достоевского, Чехова и др.]

Дэвис Ф. Ковчег. Семья Толстых. Гундзося, 2007. [Отношения Л. Толстого с женой Софьей Андреевной.]

Саканива А. Федор Тютчев: самосознание России XIX века. Осака: Манюарухаусу, 2007.

Камэяма И. Представляя продолжение романа «Братья Карамазовы». Токио: Кобунся, 2007.

Такахаси С.  Модернизация России и молодой Достоевский: от Отечественной войны до Крымской. Йокогама: Сэйбунся, 2007.

Нагасэ Т. Что такое Достоевский? Йокогама: Сэйбунся, 2008.

Нумано К. Кухня русской литературы. Токио: Ниппонхосо сюппанкёкай, 2009. [Культурное значение блюд, описанных в различных литературных произведениях.]

Камэяма И. Очерки о «Преступлении и наказании». Токио: Хэйбонся, 2009.

Фудзинума Т. Толстой. Токио: Дайсанбунмэйся, 2009.

Норимацу К. Условия реализма. Становление русской литературы Нового времени и репрезентация колонии. Токио: Суйсэйся, 2009. [Осмысление процесса становления реализма на основе анализа литературной репрезентации Кавказа в 1820—1870 гг.]

Ямасиро М. Достоевский. Токио: Коданся, 2010.

Сиракура К.  От Радищева до Чехова. Гуманность русской культуры. Йокогама: Сэйбунся, 2011.

Наганава М. Герцен: его жизнь и мысль. Йокогама: Сэйбунся, 2012.

Итокава К. Толстой. Писатель земли. Токио: Тоё сётэн, 2012. [Тяга Л. Толстого к крестьянскому образу жизни.]

Камэяма И. Разгадка «Бесов» Достоевского. Токио: Синтёся, 2012.

Бамба С. Достоевский и вопрос о романе. Токио: Суйсэйся, 2012.

Даже по этому списку видно, насколько популярен Достоевский в Япо­нии. Новый перевод романа «Братья Карамазовы», выполненный И. Камэямой в 2006—2007 гг., стал бестселлером (было продано порядка 200 тысяч экземпля­ров пятитомника) и вызвал сенсацию как «воскресение классики». В 2004 г. вы­шло несколько книг о Чехове, что было связано со столетней годовщиной смерти писателя. Зачастую авторы подходят к исследованию творчества таких классических писателей также «классически», то есть биографически или моралистически, но есть и другие подходы.

Например, книги М. Ямасиро и С. Бамбы о Достоевском отличаются теорети­ческой утонченностью, усвоенной у М. Бахтина и Ж. Деррида. Ямасиро считает «разногласие» сутью бахтинской идеи диалога и находит в романах Достоевского много сцен, где согласие и гармония между героями бесконечно откладываются или одно слово или характер интерпретируется по-разному — тождественность создает различия. Бамба связывает полифонию в романах Достоевского с совре­менным ему развитием медиа, например газеты, которая помещает «разного­лосые» тексты на одной странице. Автор также пытается пояснить особенность жанра романа, охарактеризованную Бахтиным, через противостояние романа со­циологии и психоанализу. Все они представляли собой разные варианты реакции на кризис, порожденный модернизацией. Подобное внимание к социальному кон­тексту литературы усиливается у японских исследователей.

 

1.2. ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРИОДА ПОСЛЕ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Судзуки М. Архитектоника слов: исследование о Мандельштаме. Токио: Гундзося, 2001.

Накахира А. Мандельштам: избранное с биографическим эссе. Токио: Гундзося, 2002.

Нумано М. Вереница бессонных ночей. Т. 1. Размышления об эмигрантской литературе . Токио: Сакухинся, 2002.

Нумано М. Вереница бессонных ночей. Т. 2. Размышления о литературных утопиях.  Токио: Сакухинся, 2003.

Нумано К. Женщины авангарда: русские писательницы и художницы. Токио: Горю сёин, 2003.

Ивамото К. Молчание и сон: Юрий Олеша и советская литература. Токио: Гундзося, 2003.

Маэда И. Марина Цветаева. Токио: Мититани, 2006.

Судзуки М. В поисках слова, которого нет: взгляд на современную русскую поэзию. Токио: Коси сёин, 2007. [Введение в поэзию после 1960-х гг.]

Нумано К. Где находится мечта: русская литература «после будущего». Токио: Сакухинся, 2007. [Сборник статей о советских и современных писателях: Б. Пильняке, Т. Толстой, Б. Акунине и др.]

Ота С. Россия лесная, Россия полевая: из подземной реки Матери-Земли. Токио: Гундзося, 2007. [Описание природы в произведениях М. Пришвина, К. Паустовского, Л. Леонова и др.]

Ивамото К. Голос после травмы: русская литература нового века.  Токио: Гундзося, 2007. [Обзор постсоветской литературы.]

Акикуса С. Набоков, перевод мой: как автоперевод создает текст. Токио: Токёдайгаку сюппанкай, 2011.

У рядовых японских читателей интерес к литературе периода после Октябрь­ской революции сравнительно невысок. Поэтому подходы исследователей более научны, а темы более разнообразны. Тем не менее книги советских и современных русских писателей интенсивно переводятся, только за последние несколько лет вышли произведения С. Кржижановского, М. Зощенко, В. Гроссмана, С. Соко­лова, Г. Остера, Л. Улицкой, В. Пелевина, В. Сорокина, М. Шишкина и др. «Го­лубое сало» Сорокина вызвало особый интерес у любителей литературы, хотя и не стало таким бестселлером, как новый перевод Достоевского.

Япония активно усваивала западную культуру в процессе модернизации, по­этому здесь традиционно высоко оценивали искусство перевода (в истории пе­ревода русской литературы было несколько «звездных» переводчиков). В резуль­тате не только исследователи охотно занимались переводом, но и сам перевод давно стал объектом исследования. Кроме восприятия русской литературы в Япо­нии, о котором речь пойдет ниже, общие проблемы перевода и эмиграции при­обретают все большее значение по мере развития глобализации. Например, М. Нумано указывает на тот факт, что в русской литературе существует немало писателей, к которым название «русский» не полностью подходит. Эта неопре­деленность обостряется, разумеется, в случае таких двуязычных авторов, как В. Набоков. С. Акикуса тщательно сравнивает русские и английские варианты произведений писателя и поясняет, что автоперевод у Набокова выступал как пе­ресоздание своих старых произведений. Иногда среди исследователей русской культуры (не только японцев) наблюдается такая парадоксальная логика, что преодоление национальных и этнических границ составляет особенность русской литературы — тогда критика национализма подкрепляет русский (или, точнее, российский) национализм. В отличие от такой теории, Нумано обнаруживает условность понятия национальной литературы с помощью сформулированной Гёте идеи «мировой» литературы.

 

2. ИССЛЕДОВАНИЯ ИСКУССТВА

Кувано Т. «Борис Годунов». Токио: Арина сёбо, 2000. [Об опере М. Мусоргского.]

Унно Х. Дизайн русского авангарда: может ли искусство изменить мир? Токио: Синъёся, 2000.

Мидзуно Т. Очерки о русской культуре. Токио: Нанъ-ундо фэниккусу, 2001. [Обзор современного постперестроечного искусства.]

Ядзава Э. Крепостной театр царской России: свет и тени дворянской культуры. Токио: Синдокусёся, 2001.

Камэяма И. Россия распятая: Сталин и художники. Токио: Иванами сётэн, 2002.

Оиси М. Размышления о Малевиче: попытка вывести художника за рамки русского авангарда. Киото: Дзинбун сёин, 2003.

Камэяма И. Энтузиазм и эйфория: введение в сталиноведение. Токио: Хэйбонся, 2003. [Модернисты в сталинское время.]

Кавамата К. Путь иконы: от Византии до России. Токио: Токё сёсэки, 2004.

Эмура К. Век русского авангарда: конструкция, факт, документ. Токио: Суйсэйся, 2011.

Муто Й. Судьба дарований: жизнь художников в мрачное сталинское время: Токио: Мисудзу сёбо, 2011.

Не только литература, но и авангардистское искусство раннего советского пе­риода с давних пор привлекают внимание японских исследователей. Влияние Ок­тябрьской революции достигло и Японии и породило симпатии к коммунизму у интеллигенции. Молодые художники с энтузиазмом воспринимали русский авангард и подражали ему, пока в 1925 г. не был принят закон, запрещающий ком­мунистическую деятельность. Даже после Второй мировой войны среди специа­листов по русской культуре было немало (бывших) коммунистов, и интерес сту­дентов к России чаще всего связывался с марксизмом. Авангардистов стали воспринимать в качестве жертв сталинизма, но это не всегда вызывало отторже­ние коммунизма. Иногда у художников (как и у Ленина и Троцкого) отмечали несбывшийся проект, так сказать, «настоящего» коммунизма.

Теперь под влиянием зарубежных исследований внедряются такие концепции, как связь авангарда с тоталитаризмом и официальное искусство сталинского вре­мени как своеобразная «культура» (на японский переведены «Стиль Сталина» Б. Гройса в 2000 г. и «Тоталитарное искусство» И. Голомштока в 2007 г.). Тем не менее исследователи зачастую осторожно относятся к такой идее, как сотрудни­чество авангардистов с властью. Например, И. Камэяма подчеркивает «двуличие» (в позитивном смысле) художников, которые под маской подчинения официаль­ному канону тайно выражали свой настоящий художественный интерес или кри­тиковали власть. Несмотря на то что зарубежные исследования о сталинистской культуре, например В. Паперного, Е. Добренко и К. Кларк, вызвали интерес япон­ских специалистов, искусство социалистического реализма пока пользуется только скромным вниманием по сравнению с авангардом.

 

3. ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ФИЛОСОФИИ И ТЕОРИИ КУЛЬТУРЫ

Сато М. Большевизм и «новый человек»: теория космической эволюции в России XX века. Токио: Суйсэйся, 2000.

Микосиба М. История русской религиозной мысли. Йокогама: Сэйбунся, 2003.

Кувано Т. Бахтин и тоталитаризм: культура и власть в России XX века. Токио: Токёдайгаку сюппанкай, 2003.

Сато Т. Шкловский как деканонизатор. Токио: Нанундо фэниккусу, 2006.

Коно М. Эстетика русского реакционного консерватизма: жизнь и философия К.Н. Леонтьева. Йокогама: Сэйбунся, 2007.

Кайдзава Х. Разорванный карнавал: Бахтин, Набоков, русская культура. Токио: Ронсося, 2008.

Кувано Т. Полифония в эпоху кризиса: Беньямин, Бахтин, Мейерхольд. Токио: Суйсэйся, 2009.

Ивамото К. Фрейд и Достоевский: психоанализ и русская культура. Токио: Тоё сётэн, 2010.

Микосиба М. Владимир Соловьев: провидец, поэт, философ.Токио: Иванами сётэн, 2011.

Кувано Т. Бахтин: карнавал, диалог, смех. Токио: Хэйбонся, 2011.

После того как марксизм утратил влияние (наш список не включает исследо­вания политической мысли), в рамках этой тематики остались два основных на­правления, пользующихся повышенным вниманием ученых. Первое — религиоз­ная философия конца XIX — начала XX в. Переводились сочинения П. Фло­ренского, А. Лосева, вышли сборник космистов, составленный С. Семеновой и А. Гачевой, и биография Н. Федорова, написанная Семеновой. На этот бум (хоть и скромный) оказала влияние переоценка религиозного ренессанса в России после распада СССР, но и до этого в Японии изучалась русская религиозная мысль. Например, в 1960-х гг. было выпущено восьмитомное собрание сочинений Н. Бердяева. Тогдашний интерес к этой теме был связан преимущественно с ин­тересом к Достоевскому, и не только Бердяев, но и такие мыслители эпохи мо­дернизма, как В. Розанов, Д. Мережковский и Л. Шестов, были известны японцам главным образом благодаря их эссе о писателе. Теперь внимание исследователей больше направлено на теоретический аспект, чем на этический, и на специфику православной теологии как альтернативы западной культуре.

Второе направление — теория культуры русского формализма и Бахтина. В Японии они стали известны в 1970-х гг., как обычно, «обходным путем», на этот раз через французский структурализм, и их главные сочинения были довольно быстро переведены. И хотя семиотика Московско-тартуской школы потеряла по­пулярность вместе со структурализмом, формализм и Бахтин все еще привлекают исследователей. Их термины («остранение» В. Шкловского, «карнавал» и «по­лифония» Бахтина и т.д.) давно вошли в лексику общей критической теории. В последнее время специалисты, как кажется, все больше занимаются конкрет­ными подробностями исторического контекста теоретиков, чем «отвлеченными» задачами расширения их теоретического потенциала. Развитие теории культуры после перестройки остается малоизвестным, но переводились сочинения таких современных авторов, как М. Ямпольский, М. Рыклин, П. Вайль и А. Генис, М. Эпштейн, А. Эткинд и др.

 

4. ИССЛЕДОВАНИЯ ФОЛЬКЛОРА, МИФОЛОГИИ И НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ

Курихара С. «Иной мир» в русском народном воображении. Токио: Иванами сётэн, 2002. [Отношение к смерти и «иному миру» в языче­ской мифологии и фольклоре.]

Хосино Х. Традиционное исполнительское искусство в Евразии. Токио: Бэнсэй сюппан, 2006. [Современное фольклорное исполни­тельское искусство в России, Центральной Азии и Китае.]

Баннай Т. (ЖЙШВД) Лубок: русская народная гравюра. Токио: Тоё сётэн, 2006.

Сано Й. Русские мифы: духи в природе. Токио: Мияи сётэн, 2008.

Ногути К. Путешествие к духовным истокам России. Токио: Сайрюся, 2009. [Народная религиозная культура.]

Накахори М. Народные элегии в России: северный похоронный плач.  Йокогама: Сэйбунся, 2010.

Фудзивара  Д. Заколдованная Наташа. Знахарство, колдовство и магия в современной России: этнографические очерки. Киото: Дзинбун сёин, 2010.

До распада СССР исследования по этим темам были во многом ограничены анализом литературы и опубликованных документов. Теперь и японские ученые проводят архивные изыскания и полевые работы. Несмотря на то что число специалистов еще невелико, ожидается развитие этой отрасли науки в силу снятия иерархических границ между «высокой» и «низкой» культурами и роста по­пулярности культурологии.

Например, Д. Фудзивара берет интервью не только у знахарей, экстрасенсов и т.п., но и у верящих в них, чтобы пояснить, как «нормальных» людей в совре­менной России вовлекают в круг верующих. Этот круг поддерживается различ­ными видами дискурсов — от повседневного разговора с соседями и родственни­ками до популярных книг и газет. Нарастающее разнообразие постсоветских массмедиа так велико, что едва ли возможно анализировать их развитие в оди­ночку. В частности, этим фактом объясняется, что российское телевидение ни­когда не пользовалось должным вниманием японских исследователей. Впрочем, русская телевизионная культура начала проникать в Японию, минуя ученых. В 2000-х гг. Чебурашка привел японских девушек в восхищение, и в Японии даже сняли новый фильм — продолжение истории Чебурашки. Мы нередко видим его чуть печальное лицо в телерекламе или на сумках школьниц в виде значка, при­чем большинство японцев даже не замечает, что это существо из России. Еще не разработана подходящая методика анализа такого нового образа распространения массовой культуры.

 

5. ИССЛЕДОВАНИЯ ВОСПРИЯТИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЯПОНИИ И КОМПАРАТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ И ЯПОНСКОЙ КУЛЬТУР

Сугияма Х. Коллонтай и Япония. Токио: Синдзюся, 2001.

Такахаси С. Европеизация и национализм: русская и японская модернизации и Достоевский. Токио: Тосуй сёбо, 2002.

Сугай Ю. Чехов: путешествие в Японию. Токио: Бэнсэй сюппан, 2004. [Рецепция Чехова в японском театре.]

Момиути Ю. Японская литература Нового времени и «Записки охотни­ка»: переводы «Записок охотника» С. Футабатэем и О. Саганоя. Токио: Суйсэйся, 2006.

Абэ Г. Кружок писателей «Сиракаба» и Л.Н. Толстой: вокруг С. Мусянокодзи, Т. Арисимы и Н. Сиги. Токио: Сайрюся, 2008.

Оиси М. О двух берегах: японский модернизм и русский авангард. Токио: Суйсэйся, 2009.

Наканиси А. Введение в литературу, посвященную Сибири. Токио: Кантося, 2010. [Описание Сибири такими писателями, как До­стоевский и Чехов, и воспоминания японских военнопленных, заключенных в си­бирские лагеря.]

Такэда К. «Сингэки» и русский театр: соприкосновение двух культур в Ма­лом театре Цукидзи. Токио: Дзирицу сёбо, 2012.

Хайсима В. Биографии переводчиков русской литературы. Токио: Тоё сётэн, 2012.

Като Ю. Теория перевода русской литературы в эпоху Мэйдзи. Токио: Тоё сётэн, 2012.

Как уже было сказано, русская культура, главным образом литература, оказала большое влияние на культуру Японии Нового времени. Возможно, для японцев, которые закрыли страну от иностранцев на более чем 200 лет и потом внезапно стали осуществлять радикальную модернизацию, Россия со схожим опытом ка­залась более понятным и доступным примером, чем страны Западной Европы. В частности, восприятие русской литературы японскими писателями периодов

Мэйдзи и Тайсё (1868—1926), то есть ранней стадии модернизации, является важ­ной темой исследования японской литературы.

Например, книга Ю. Като сосредоточивается на самом начале этой истории, когда понятие перевода еще не было канонизировано. Граница между переводом и адаптацией была неопределенной, и получил распространение двойной перевод известными писателями с английского или немецкого. Причиной этого явления была не только нехватка знатоков русского языка, но и само понимание задачи пе­ревода того времени. Самой важной задачей переводчиков считалось создание кра­сивого литературного языка, канон которого быстро менялся. Отношение к пере­воду резко изменилось, когда сформировался новый канон литературного языка, и специалисты по русскому языку «вытеснили» двойной перевод в конце периода Мэйдзи (1900-х гг.). Между прочим, в России долго сохранялось «великодушное» понимание перевода, и писатели «переводили» произведения с незнакомого языка с помощью специалистов. В сегодняшней Японии перевод литературы (в особен­ности классиков) все больше становится научным, и нередко ведутся споры о не­точностях интерпретации. Представляется, что стоит по-новому оценить забытое понимание перевода, когда глобализация ежедневно и хаотически сталкивает нас с различными иностранными культурами.

 

6. ГЛАВНЫЕ НАУЧНЫЕ АССОЦИАЦИИ И ИНСТИТУТЫ

В Японии существуют несколько обществ исследователей русской культуры, са­мым большим из которых является Японская ассоциация русистов, насчитываю­щая около 500 членов. Она выпускает научный журнал — один раз в год (боль­шинство статей печатается на японском) и присуждает премию за лучшую статью молодого исследователя, напечатанную в этом журнале. Приведем список лау­реатов этой премии для демонстрации новейших тенденций в японских исследо­ваниях русской культуры (в список не включены авторы работ по лингвистике и отдельных книг, которые стали награждаться премией с 2011 г.).

2004 г.

Сайто Т. «Киммерия» Максимилиана Волошина в его ранних критических произведениях и цикле «Киммерийские сумерки»

Като Э. О переводе Ветхого Завета Николаем Японским (Касаткиным) в начале эпохи Мэйдзиг

2005 г.

Норимацу К. Пародия и реализм в «Путешествии в Арзрум» Пушкина («Азия» как текстовое пространство)

2006 г.

Торияма Ю. Оптика и зрение в русской литературе конца XVIII в.: стихотворение Михаила Муравьева «Зрение» (1776, 1785?) и его контекст

2007 г.

Хонда А. Архитектурные сооружения поднимутся в воздух (Размышления о проекте Института Ленина, подготовленном И. Леонидовым)

Хирамацу Д. Гендер и сексуальность в «Тихом Доне» М.А. Шолохова: об истреблении женских тел

2008 г.

Такахаси С. Соловецкий музей-заповедник во время «застоя»: рассказы о бывшем монастыре в приватной и публичной сферах

2009 г.

Яги Н. Неписьменные аспекты литературных произведений в литературо­ведческой мысли Б. Эйхенбаума

Сакаи Э. Интертекстуальная практика Кушнера: Блок и персона поэта (Kushner's Intertextual Practice: Blok and the Poet's Persona)

Акикуса С. До и после Холокоста: дважды переведенный рассказ В.В. На­бокова

2010 г.

Миядзаки И. Икона «Святой Архангел Михаил и Святой Георгий Победоносец» в собрании Музея Нисида

Киносита Х. Рубрика «Советская книжка-картинка» в журнале «Кодомо но хон»

2011 г.

Мацумото Т. Особенности повествования в повести Андрея Белого «Котик Летаев»

2012 г.

Огура Х. Ремизов — писатель-рисовальщик

В Японии на европейских языках регулярно выходят два научных журнала, по­священных регионам бывшего СССР и Восточной Европы в целом: журнал ас­социации «The Japanese Society for Slavic and East European Studies» (один раз в год) и «Acta Slavica Iaponica» (два раза в год). Последний издает Центр славя­новедения Университета Хоккайдо, крупнейшее учреждение по этой тематике в стране. Он поддерживает интенсивные контакты с зарубежными научными ор­ганизациями и приглашает иностранных исследователей, в том числе таких рус­ских ученых-гуманитариев, как Георгий Левинтон и Константин Богданов, в ка­честве внештатных сотрудников.

Таким образом, японцы постепенно выходят на глобальную арену исследова­ний русской культуры. Важное событие, характеризующее данный процесс, — это проведение мирового конгресса Международного совета по центрально- и вос­точноевропейским исследованиям (International Council for Central and East Eu­ropean Studies, сокращенно — ICCEES) в 2015 г. в городе Макухари (Япония). Каждые пять лет ICCEES проводит крупный мировой конгресс, который с мо­мента основания организации в 1974 г. и до сих пор проходил только в Европе и Америке. Заявки на выступления будут приниматься онлайн с ноября 2013 г. по май 2014 г. Предлагаю читателям, интересующимся исследованиями русской культуры в разных странах, зайти на сайт конгресса в Макухари (http://srch.slav.hokudai.ac.jp/iccees2015) и рассмотреть возможность активного участия.