«Сибирь социализма» в байкальской оправе. I Международная конференция молодых исследователей Сибири «Сибирь социализма: советский век в частной памяти»

(Иркутск — остров Ольхон, 7—12 апреля 2013 г.)

 

Сибиреведческие исследования популярны не только в Сибири: в последние годы эта тематика часто возникает во многих исторических, этнологических, историко-географических, социально-исторических и антропологических работах. После Герхарда Миллера Сибирь не теряет притягательности в качестве предмета ис­следования, причем интерес этот почти не зависит от конкретной исторической ситуации: на протяжении трех столетий, параллельно возникновению и падению государственных режимов, сибирская тема так или иначе присутствует едва ли не во всех значимых направлениях историографии. Но при этом мейнстрим оте­чественного сибиреведения остается крайне традиционным: вопреки раздающим­ся с начала 1990-х годов заявлениям, преодоление методологического кризиса и становление нового исторического видения оказываются связаны с обращением к колонизационной парадигме в ее различных вариантах (от «областнического» до «истматовского»). Методология исторических исследований, однако, остается практически неизменной.

Проект «Сибирь без границ», заявленный иркутским Центром независимых социальных исследований и образования (ЦНСИО) и поддержанный Фондом Михаила Прохорова, был призван деконструировать эту дисциплинарную инер­цию. Главная цель иркутского проекта заключается в формировании общего ин­теллектуального поля, в рамках которого историческая событийность будет рас­сматриваться в связи с особенностями пространства социального действия — как коллективного, так и индивидуального. В соответствии с ключевой задачей была выстроена идеология проекта, предполагающая ориентацию на полевые иссле­дования, явное внимание к биографическому методу, устной истории и истории памяти, а также интерес к интерпретации архивных документов через призму но­вой социальной истории, равно как и безусловный приоритет «понимающей» стратегии исследования.

Научную конференцию, которая стала первым мероприятием проекта, ориен­тированного на формирование международной профессиональной сети исследо­вателей Сибири, иркутский ЦНСИО организовал совместно с Иркутским госу­дарственным университетом. Конференция состояла из двух частей. Первая, трехдневная часть проходила на острове Ольхон: это была профессиональная дискуссия, затрагивающая результаты индивидуальных исследований. Вторая, однодневная — в гуманитарном корпусе Иркутского госуниверситета, где иркут­ским преподавателям и студентам были представлены результаты конференции и нескольких коллективных проектов.

«Сибирь социализма» — не что иное, как реплика советской идиомы «Сибирь со­циалистическая», весьма частотной в названиях официальных культурных про­ектов 1960—1980-х годов — зональных художественных выставок, презентацион­ных фотоальбомов и т.п. Далеко не случайно переосмысление этого риторического штампа дало имя сетевому проекту Института истории СО РАН «Сибирь капи­талистическая»: языковые шаблоны такого рода удивительно живучи. Но если «Сибирь социалистическая» звучит как фиксированный атрибутив, то «Сибирь социализма» предполагает значительно более гибкие связи между составляющими это словосочетание словами, и тем интереснее становится поиск смысловых ме­диаций и антропологических валентностей, создавших сложный феномен сибир­ского мира эпохи СССР.

Подзаголовок «Советский век в частной памяти» конкретизирует взятый ра­курс. Внимание первой конференции заявленного ЦНСИО проекта сосредо­точено на выявлении инструментов конструирования советского в исторической памяти людей разных поколений, судьба которых так или иначе была связана с Сибирью. «Советский век» при этом превращается в локализованную метафору эпохи. При социализме или при капитализме, благодаря или вопреки, но Сибирь сохраняет и неизменные основания собственного бытия. Реконструкция соци­альных миров Сибири в разные эпохи не может заслонить вопроса о фундамен­тальных принципах «сибирской онтологии».

В целом проект ориентирован на децентрализацию предметной области си­бирских исследований. С одной стороны, историческое многообразие социальной ткани того пространства, для которого в XIX веке был придуман эвфемизм азиатская Россия, сегодня активно изучается в рамках империологии, постколо­ниальных исследований и ориентализма, регионологии, урбанистических иссле­дований, социальных исследований границ и фронтиров. С другой стороны, не­смотря на смысловую смежность этих исследовательских тропов и парадигм, в дисциплинарном отношении они остаются разобщенными и к тому же нередко отчужденными от академической ортодоксии.

Пока в научном мышлении работающих в сибирской теме и заявивших себя в качестве участников проекта преобладают традиционные историографические конвенции. Например, способы группировки архивных материалов почти не идут дальше линейной периодизации; визуальное редко рассматривается как предмет исследования и чаще предстает иллюстрацией к традиционным источникам. Не- проблематизированной остается скрытая риторика исторического письма. Соци­альные практики и высказывания о них далеко не всегда различаются в полной мере. Языковые режимы традиционной историографии продолжают управлять современным исследовательским мышлением, а междисциплинарность оказыва­ется декларативной.

Все это не является неожиданным, потому что, во-первых, историографиче­ский мейнстрим остается консервативным и, во-вторых, проблемы указанного рода не решены не только сибирским, но и российским гуманитарным сообще­ством. Это проблемы эпистемологического уровня. Выработка общего языка — главная проблема постсоветской гуманитаристики — остается проблемой и для тех, кто работает в Сибири.

Региональная локализация иркутского ЦНСИО — не просто факт географии, но ключевая позиция, определяющая концепцию проекта. «Классическое» сибиреведение —продукт имперской историографии, иллюстрирующей общеистори­ческие схемы моделируемым из центра и на материале истории центра материа­лом из жизни «окраин». Поэтому так устойчива логика исключения, нет-нет да провоцирующая сибирских авторов на пассажи вроде «у нас, в далекой Сибири». Но, преодолевая эту инерцию, важно избежать инверсии, переворачивающей им­перские конструкты, воспроизводя все ту же дихотомическую логику.

Разнообразие присланных заявок позволило организаторам разбить конференцию на несколько тематических блоков. Конференция открылась блоком «Травмы па­мяти и память о травмах» (дискутанты Михаил Рожанский и Ирина Басалаева).

Доклад историка-архивиста Анны Щетининой (Алтайский государственный университет, Барнаул) «Источники личного происхождения о положении беженцев и вражеских военнопленных Первой мировой войны» представил результаты иссле­дования документов, отложившихся в государственных архивах Алтайского края, Томской и Новосибирской областей. Массовое прибытие беженцев из европей­ской части России на юг Западной Сибири началось в конце лета 1915 года, мас­совая реэвакуация датируется 1920—1921 годами. Попыткой расслышать голос рядовых участников этого исхода стала интерпретация их переписки с различ­ными учреждениями. Выявленные материалы (около 30 документов) докладчица разделила на три тематические группы: просьбы о помощи в месте эвакуации, просьбы разрешить остаться в России, ставшей к тому времени советской, а также свидетельства о различных жизненных ситуациях. Тональность материалов раз­лична: если лексика и риторика документов первой группы демонстрируют отчая­ние и панические настроения, то прошения второй группы написаны людьми, уже имеющими семьи, работу, хозяйство, и трагизм их судеб становится понятен толь­ко в перспективе репрессий 1930-х годов. Наконец, документы третьей группы представляют истории пленения и эвакуации, позволяющие реконструировать профессиональные траектории беженцев и военнопленных.

Социолог Жанна Попова (Высшая школа социальных исследований, Париж) представила результаты своего магистерского исследования «Авторитет и власть в свидетельствах бывших депортированных из Литвы в Советский Союз, 1941—1953», выполненного под руководством Алена Блюма. Депортации оста­ются одной из малоизученных сторон советской истории. Были изучены 170 уст­ных свидетельств бывших депортированных с территорий, находившихся к за­паду от границы СССР (определяемой по состоянию на 1939 год). Материалы этих бесед, проведенных на 13 языках в 17 странах, аккумулированы в собрании устных документов «Звуковые архивы. Европейская память о ГУЛАГе» (проект координируется А. Блюмом, М. Кравери и В. Нивелон). На материале 15 бесед с депортированными из Литвы докладчица попыталась прояснить статус понятий власти и авторитета и их соотношение с семантическим полем насилия. В сви­детельствах бывших депортированных выявился целый спектр социальных от­ношений, не вписывающийся в чистоту принятого деления власти, авторитета, принуждения и насилия. При этом нарративизация травматического опыта быв­шими депортированными, оставшимися в России и возвратившимися в Литву, оказывается различной.

Выступление Андрея Сидорова (Иркутский государственный университет) «Сибирь 1930-х годов в воспоминаниях Антэ Цилиги» было построено на материале воспоминаний хорватского коммуниста А. Цилиги «Десять лет в стране великой лжи», первый том которых был издан в 1938 году. Одним из поворотов сложного жизненного пути деятеля Коминтерна стала сибирская ссылка. Товарищ Цилига увидел утверждение социализма и новую сибирскую повседневность глазами че­ловека, сброшенного с вершин властной иерархии. Наблюдения над отношениями в среде ссыльных, над бытом и работой «спецов», устройством мира низовой со­ветской бюрократии, над жизнью рабочих в целом стали для мемуариста свиде­тельством начавшегося в СССР 1930-х годов социального расслоения.

Елена Гончарова (Алтайский государственный университет, Барнаул) предста­вила совместный с Анной Харченко доклад « "Ваша воля — наша доля": повседнев­ная жизнь немецких колоний Северного Казахстана». Докладчицы обратились к ис­тории возникновения и развития немецких поселений Шемонаихинского района Казахстана. В основу исследования были положены интервью 1990-х годов, хра­нящиеся в фондах Шемонаихинского историко-краеведческого музея, а также очерки, авторами которых были поселенцы немецких колоний. Эти документы позволили воссоздать черты повседневности немецких колоний в сталинскую эпоху, сопоставив обнаруживаемые трансформации с тем, что известно о форми­ровании и быте немецких колоний в России XVIII—XIX веков.

В блоках «Неисторический человек в историческом мире» и «Практики со­противления» прозвучали доклады, объединенные темой речи «молчащего со­словия» (дискутанты Михаил Рожанский и Татьяна Тимофеева).

Доклад историка Ирины Черновой (Омский государственный университет) «Жизнь до и после... 1920—1950-е годы в воспоминаниях сельского населения Сред­него Прииртышья» основывался на анализе воспоминаний сельских жителей 1930—1950-х годов рождения, в которых косвенно отразились и воспоминания их родителей об эпохе 1920-х годов, завершившей добровольные массовые аграрные миграции в Сибирь. Полевые материалы, с 2000 года собираемые докладчицей на территории Омской области и Кыштовского района Новосибирской области, а также Ханты-Мансийского автономного округа, позволили выделить ключевые сюжеты, организующие рассказывание историй о переселении в Сибирь. В центре этих историй оказываются тактики изменения этнической и социальной идентич­ности переселенца. Вследствие сложности идентификационных процессов, проте­кавших в переселенческой среде, для описания миграционных процессов Сибири эпохи социализма может быть использовано понятие «мультиидентичность».

Ирина Басалаева (Новокузнецкий филиал-институт КемГУ) выступила с до­кладом «Хронотопы нарративного конструирования сибирской крестьянской ав­тобиографии (вторая половина ХХ века)». Материалом для доклада послужила автобиография П.П. Чешуина (1925—2002) «Мое детство. Воспоминание», хра­нящаяся в семейном архиве его внучки О.А. Илюшиной. В докладе была сделана попытка выявить смысловые узлы, а также нарративные образцы работы памяти выходца из алтайских крестьян, вынужденного под давлением исторических об­стоятельств стать жителем города. Текст автобиографии, дающий представление о логике ретроспективных размышлений автора над трансформациями собствен­ной идентичности, позволяет говорить о доминировании процедур «миметичес­кой памяти» (в терминологии М. Хальбвакса), при котором человек определяется не дискурсивными формулами, а тем, что он делает. Возможно, нарративным об­разцом для этих размышлений послужила структура волшебной сказки: в авто­биографии Чешуина на передний план выходят хронотопы дома/деревни, пути и города. Однако под вопросом остается, в какой мере выявленные нарративные стратегии принадлежат коллективной памяти всех «посткрестьян».

Завершением первого дня работы конференции стала вечерняя кинопро­грамма Михаила Рожанского (Центр независимых социальных исследований и образования, Иркутск) «Образ Сибири в советском историческом киномифе. 1940—1990-е годы», в рамках которой был прослежен процесс формирования сложного кинообраза Сибири — от документов немого кино до картин постсовет­ского времени.

В блоке «Практики сопротивления» второго дня конференции прозвучали два доклада (дискутанты Жанна Попова и Лариса Салахова).

Доклад Анастасии Ипеевой (Сибирский федеральный университет, Красно­ярск) «Вера в условиях депортации и ссылки (воспоминания репрессированных женщин)» был сфокусирован на конфессиональной стороне депортации немцев Поволжья в 1941 году и их дальнейшей адаптации в местах переселения. Анали­зируя воспоминания трех женщин, переживших этот травматический опыт, до­кладчица пришла к выводу, что вера являлась важным инструментом сохранения этнической идентичности депортированных.

Завершил блок доклад культуролога и фольклориста Натальи Петровой (РГГУ) «Неподцензурный советский фольклор в воспоминаниях заключенных Сиблага (1930—1940-е годы)». Термин «советский фольклор» часто отождествляется с определенным сегментом официальной культуры, что неправомерно обедняет семантическое поле этого понятия, поскольку исключает спонтанную фольклор­ную традицию советского времени. В первую очередь остаются без внимания та­кие формы фольклорной традиции, которые были идеологически несовместимы с концепцией советского человека. Именно для их идентификации можно гово­рить о «неподцензурном советском фольклоре». Доклад был построен на анализе около полутора тысяч текстов из корпуса Общественного центра им. А.Д. Саха­рова. Это исследование позволило сделать ряд тонких выводов относительно бы­тования фольклорных жанров в среде заключенных, а также о мантических прак­тиках в лагерном быту (гадания, распознавание примет, толкование сновидений).

Тематический блок «Модернизация: кадры, будни, человеческий след» (дис­кутанты Анатолий Аблажей и Вера Клюева) открылся докладом Никиты Гурина (Институт истории СО РАН, Новосибирск) «Использование источников устной истории при изучении развития системы подготовки кадров в сфере культуры и искусства в Кемеровской области (1965—1985 годов)». На материале 35 текстов воспоминаний и опросов, собранных с помощью студентов Кемеровского уни­верситета культуры, докладчик определил место официальных форм культурного досуга в общей досуговой системе, а также спектр оценок официальных форм до­суга. Выяснилось существенное доминирование в структуре досуга официальных форм (внеинституциональные представлены в воспоминаниях незначительно): по убыванию предпочительности это посещение кино, танцев, участие в худо­жественной самодеятельности, участие в праздничных демонстрациях. Офици­ально поощряемые досуговые формы, по мнению докладчика, всегда предпола­гали коллективность.

Продолжила работу второго дня конференции Наталья Гонина (Краснояр­ский государственный аграрный университет), выступившая с докладом «Модер­низация городского быта в Восточной Сибири во второй половине ХХ в. (на материалах Красноярского края и Иркутской области)». В докладе затрагивались стремительные модернизационные процессы в Ангаро-Енисейском регионе, кос­нувшиеся способов организации быта. Модернизация связана с переходом от тра­диционного образа жизни, основанного на проживании в частном доме и ведении преимущественно натурального хозяйства, к индустриальному, городскому. Ана­лиз разнообразных источников позволил периодизировать процесс модерниза­ции в регионе: 1950-е — начало 1960-х, 1960-е — начало 1970-х и 1970-е — начало 1980-х годов.

Доклад историка ЕвгенияВолосова (Усть-Илимский филиал Восточно-Сибир­ской государственной академии образования) «"Красные директора" в постсо­ветское время: проблемы социальной, политической и экономической адаптации» был основан на многолетнем изучении технократических элит Ангаро-Енисей- ского региона. Крушение советского мира спровоцировало у представителей этой части советской номенклатуры кризис самоопределения: возникли новые шансы и новые риски, между которыми приходилось выбирать. Докладчик употребил термин «красные директора» для идентификации социальных трансформаций данной группы в эпоху перестройки и последовавшие за ней годы. По его словам, здесь можно говорить о двух сценариях постсоветской эволюции таких директо­ров: руководители развивающихся предприятий, как правило, вытеснялись из крупного бизнеса, в то время как главы разваливающихся предприятий попол­няли ряды второстепенных предпринимателей и рантье. Третий, «особый» путь был характерен для руководителей предприятий с государственной формой собственности (подразделения РЖД, некоторые оборонные предприятия). Боль­шинство «красных директоров» после перестройки так и не обрели новой эконо­мической идентичности.

Третий день открыли доклады тематического блока «Сибирь как выбор» (диску­танты Михаил Рожанский и Евгений Волосов).

Лариса Салахова (Восточно-Сибирская государственная академия образова­ния, Иркутск/Братский госуниверситет) построила доклад «Мечта о новом го­роде: привязка к местности и обстоятельствам» на материале устных воспоми­наний строителей городов Братска, Усть-Илимска, Железногорска и Кодинска. Докладчица провела реконструкцию поколенческого «образа мечты». Для этого образа характерны мотивы приезда в районы нового освоения, идеология сози­дания и покорения пространства, символическое центрирование городского про­странства гидроэлектростанцией, проницаемость границ между публичным и приватным, топонимия.

В докладе Веры Клюевой (Институт проблем освоения Севера СО РАН, Тю­мень) «Непарадные воспоминания о Тюменском севере» были рассмотрены устные свидетельства выпускников географического и геологического факультетов МГУ, работавших в 1970-е годы на севере Тюменской области. Проведенные доклад­чицей интервью фокусировались на причинах, по которым информанты выбрали профессию и Тюмень в качестве места работы, а также на специфике работы неф­тяников, изыскателей, строителей на Севере. Доклад сопровождался демонстра­цией снимков из семейных архивов респондентов. Материал, проанализирован­ный автором, позволяет утверждать, что в позднесоветское время романтика была мотивом выбора не столько места работы (здесь вступали в действие прагмати­ческие соображения), сколько профессии.

Сообщение Анны Цукановой (Благовещенский государственный педагогиче­ский университет) « Отражение советской комсомольской стройки в жизни человека и современном пространстве города (на примере города Тында)» было построено в свободной форме, воспроизводящей последовательность впечатлений от прогу­лок по городу с комсомольским прошлым. В центре внимания докладчицы был взгляда фланера, вычитывающего из текста городского ландшафта, как из палим­псеста, различные версии истории города. Также была отмечена важность риторики самооправдания в конструировании постсоветской истории новых городов.

Татьяна Тимофеева (Центр независимых социальных исследований и образо­вания, Иркутск) завершила тему новых сибирских городов докладом «Байкальск: город одного поколения». Выступление представило результаты поколенческого анализа, выполненного на материале 25 биографических интервью с жителями Байкальска. Докладчицу интересовали мотивы жизненного выбора респондентов в момент принятия решения о переезде в строящийся город, а также горизонты их ожиданий. Результаты анализа интервью показали, что географическая мо­бильность исходно рассматривалась информантами как шанс выбраться из соци­альной колеи, и это сочеталось с притязаниями на исключительность сознательно создаваемой биографии (что в целом характерно для молодежи времен «строек века»). Лейтмотивом биографических нарративов являются истории о коллек­тивизме первого поколения байкальцев.

Ольхонская часть проекта завершилась тематическим блоком «Пересечение идентичностей» (дискутанты Дмитрий Козлов и Анатолий Аблажей).

Ирина Егорова (Санкт-Петербургский государственный университет) в до­кладе «Переселение в Сибирь: семейные предания в контексте советской истории» сообщила о результатах пилотного исследования функционирования памяти о переселении. Были собраны интервью у тридцати жителей Иркутской области, потомков переселенцев. Жанровую принадлежность этих рассказов докладчица определила как семейные предания. Нарративная структура рассказов связана с типом вспоминаемого события (с особым вниманием к тому, было ли пересе­ление насильственным или добровольным). Работа по интерпретации полевого материала позволяет наметить методологическое различение семейной истории и семейной памяти, а также описать ритуалы передачи семейного предания.

Доклад социологов Аллы Анисимовой и Ольги Ечевской (Новосибирский го­сударственный университет и Сибирское отделение РАН) «Сибирская иден­тичность в советском и постсоветском контекстах: от гордости и признания к депривации и протесту» повторял основные тезисы их совместной книги, пред­ставленной на ольхонской площадке конференции^[1]. В докладе авторы исходили из предположения, что «сибирский проект» был неотъемлемой частью «совет­ского проекта». В такой перспективе сибирская идентичность может трактоваться как «непроблематичный» компонент идентичности советского человека, артику­лированной в «имперском» и «коллективистском» регистрах. После распада со­ветской общности, спровоцировавшего кризис идентичности, этот компонент был проблематизирован. Основная часть исследования посвящена анализу самовос­приятия сибиряков: в основу этого исследования положены интервью с жителями трех крупных сибирских городов — Омска, Иркутска и Новосибирска. В числе респондентов авторы выделили группы носителей сибирской идентичности и экспертов в вопросах сибирской идентичности. Исследовательской задачей было выявление способов категоризации вариантов самоопределения — этнического, этноконфессионального, территориального, языкового, профессионального, семейно-биографического — в целях прояснения содержания «сибирскости» в по­нимании респондентов. Следуя конструктивистским концепциям идентичности (Р. Брубейкер и Ф. Купер), ученые из Новосибирска определили компонентные конфигурации сибирской идентичности, интерпретируемой в деятельностной па­радигме — как продукт социально-политической активности. Помещение темы в рамки изучения постсоветского гражданского активизма позволило рассмот­реть протестный ресурс сибирской идентичности.

Заключительный день конференции прошел уже в Иркутске, в корпусе гума­нитарных факультетов Иркутского госуниверситета. Открывалась программа за­ключительного дня мастер-классом Сергея Ушакина (Принстонский универси­тет) «Популяризируя непопулярные войны: о звуковых жестах военного шансона». Идея рассмотреть песни о чеченской кампании в качестве исторического источ­ника появилась у С. Ушакина во время полевого исследования в Барнауле, где он интервьюировал ветеранов чеченских войн. В ходе исследования стало по­нятно, что песни об афганской и чеченских войнах функционируют в качестве своеобразного акустического контейнера для передачи коллективных эмоций. Будучи связным нарративом с выраженной аксиологической функцией, они со­общают то, о чем умалчивается в рассказах ветеранов^[2].

Далее Жанна Попова представила виртуальный музей «Европейская память о Гулаге» — открытый франко-российский проект для сбора и изучения свиде­тельств европейцев, депортированных в Сибирь в 1930—1940-х годах^[3].

Завершающее заседание конференции состояло из докладов, подготовленных сотрудниками Центра независимых социальных исследований и образования на материалах уникального архива, собранного в 1988—1989 годах неформальной исследовательской группой «Историческое сознание», некоторые из участников которой стали впоследствии создателями центра. Эти материалы состоят из пи­сем читателей в редакции газет и журналов Иркутска, Москвы, Читы, Улан-Удэ, написанных в период гласности как отклик на публикации о советской истории и спасенных от уничтожения молодыми иркутскими историками (архивы редак­ций не были рассчитаны на беспрецедентный общий объем корреспонденции, внезапно возникший в связи с гласностью). Доклады, объединенные в секцию «Метаморфозы социального идеализма» (дискутанты Сергей Ушакин и Сергей Шмидт), показали, что этот архив может помочь далеко не только в изучении ис­тории перестройки.

Михаил Рожанский (ЦНСИО, Иркутск), руководитель группы «Историчес­кое сознание», в докладе «Советский идеализм:момент истины» предложил по­смотреть на письма об истории, лавинообразно хлынувшие в редакции на рубе­же 1987—1988 годов, как на акты действия «исторического человека». В фокусе доклада были письма, авторы которых пытались включиться в ту или иную дис­куссию, вызванную очередной ревизионистской статьей. Докладчик представил эти письма как способы высказывания человеческой субъективности советскими людьми, для которых участие в истории было значимой частью идентичности не­зависимо от того, выступали ли они жертвами, героями или свидетелями.

Доклад Марии Ильиной (Иркутский государственный университет и ЦНСИО) «История революции и Гражданской войны в газете "Советская молодежь": кон­струирование истории в 1960-е и 1980-е годы» основывался на анализе публика­ций о юбилеях Октябрьской революции и Гражданской войны, по которым можно проследить технику конструирования юбилейного дискурса, а также его эволю­цию от «развитого социализма» к перестройке (до момента начала официальной ревизии истории СССР). Выяснилось, что юбилейные тексты обеих эпох сосре­доточены на настоящем: юбилей не столько ориентировал читателя на работу с ис­торией, сколько формировал квазиисторическую оптику, помогающую воспри­нимать текущие события. Эта оптика не предполагала какой-либо совместной интерпретативной работы рядовых социальных акторов (в форме дискуссий, вы­сказывания различных мнений и т.п.), но транслировалась через официальных ме­диаторов легитимной идеологии.

Татьяна Кальянова (Иркутский государственный университет; ЦНСИО) вы­ступила с докладом «Память против схоластики: переходность образов исто­рии в читательских письмах периода перестройки и гласности (конец 1980-х го­дов)». Документальной базой исследования стали письма читателей в редакцию газеты «Восточно-Сибирская правда», так или иначе связанные с осмыслением проблемы исторической памяти и статуса исторического знания. История в кон­це 1980-х годов на какое-то время «депрофессионализировалась», превратив­шись в поле публичной полемики и инструмент конструирования «переходной» идентичности бывших граждан СССР. Поиски нового языка шли путем рекон­фигурации наличного дискурсивного поля, заполненного официозными штам­пами. В этой связи в исследуемых письмах докладчицей были выделены две ключевые манеры повествования об истории, условно определяемые как «дис­курс исторической памяти» и «дискурс исторической схоластики». Этим деле­нием обусловлены поиск исторической правды и ее субъекта, а также «переход­ные образы» истории в среде рефлексирующих непрофессионалов и в кругу обществоведов.

Архив перестроечных писем, хранящийся в ЦНСИО, с иной точки зрения был рассмотрен Екатериной Боярских ( Центр независимых социальных исследований и образования, Иркутск) в докладе «Поэтика деконструкции идеала (дневники и письма времен перестройки)», который стал результатом анализа 66 «наивных» стихотворных текстов авторов со всего Союза. Под вопрос была поставлена рабо­та сознания этих непрофессиональных поэтов в ситуации отсутствия «общей правды», а также логика их обращения к форме поэтического высказывания. «На­ивные стихи» выглядят как квинтэссенция языкового коллапса перестроечных лет, когда человеческая субъективность пробивалась сквозь немоту и омертвев­шие фигуры речи, унаследованные от советской эпохи. В этом отношении такие стихи не сильно отличаются от писем в редакцию. По гипотезе докладчицы, вы­сказывания такого рода служили способом «онтологизации» личности самозва­ного поэта, способом обретения языка и тем самым существования. В публичном измерении — в ситуации отсутствия общей правды — наивные стихи конструи­ровали искомую правду путем ее «персонификации» либо в образе известных деятелей, либо в космологических обобщениях, за которыми угадывается фигура самого автора. При этом текст парадоксальным образом деперсонализировался: личная история не становилась смысловой канвой поэтического высказывания. Рассматривая функциональные аспекты клишированности перестроечной наив­ной поэзии, докладчица отметила присутствие в ней эсхатологических образов и ее близость к фольклорным жанрам, акцентируя амбивалентную «вмонтированность» советской риторики в этот тип поэтической речи.

Работа на конференции «Сибирь социализма» дала старт интернет-площадке, без которой немыслимо функционирование международного сетевого проекта. Ею стал разработанный Сергеем Ушакиным одноименный сайт, доступный по адресу: http://sibirsotsializma.wordpress.com и дающий возможность знакомства с проектом, его участниками и докладами, прозвучавшими на конференции. Пла­нируются тематические выпуски научных журналов.

Ирина Басалаева